- Ты, Дашунь, по лесу не бегай, сразу по тропке ступай. Деревня, она близко тут, в двух шагах прямо. За липняк выйдешь, он - вон просвет, уж видно его, там луговина с ромашками, маленькая, что блюдце. А вниз с лога спустишься, уж и деревню видать. А дом ихний на краю, на отшибе. Отдашь туес, яйцы заберешь. Давай.
Дед сунул Дарьюшке туесок с медом, поправил ей косицу, повернул спиной, потуже затянул поясок платья. Даже мать так не делала, Дарьюшка даже застеснялась, дед, а заботливей матери. Кивнула, достала из кармашка косынку, она редко ее тут надевала, сережки прятать было не от кого, завязала узелок под подбородком, спросила
- А ты, дед Вань, может Саньку пошлешь? Он места лучше знает, а? Или пусть со мной бежит?
Дед Иван вдруг расстроился, как маленький, покраснел даже
- Так вишь, внученька. Качка у нас седня, одному и не управиться. То раньше все мужик придет, Ленкин то, а бывало и папка твой. А теперича они вон, разбежались кто куды. Вот и дите пришлось привлечь, куда мне одному то. Не сердись, девка. Сбегай.
Дарьюшка снова кивнула, чмокнула деда в морщинистую щеку, подхватила туесок и побежала по тропке сквозь залитый утренним солнцем липняк.
А липы цвели, как сумасшедшие. Тропинка бежала, петляя между высоких прямых стволов, липы были здесь старые, мощные, несущие прямо к небу свои кроны. Сквозь их кружевную листву и пушистики цветущих кистей пробивалось солнце, кидая ажурные тени на густую траву. И по этой траве скакали сотни солнечных зайчиков - разных, и больших и совсем крошечных, и белых и оранжевых, они менялись от игры липовых ветвей на свежем ветерке, а Даше казалось, что они с ней играют, озорно прыгают то на ее голые до локтя руки, то на светлую юбку ситцевого платья, а то бегут впереди нее по тропке, как будто заманивая. Аромат цветущей липы кружил голову, Дарьюшке вдруг захотелось остановиться, сесть на пушистую подушку мха, прямо у толстого липового ствола, закинуть голову и смотреть в небо. Так она и сделала. Привалилась спиной к теплому дереву, поставила рядышком туес, погрозила пальцем самому настойчивому зайчику и вдруг задремала. Прямо вот провалилась в сон, как будто на нее кто-то накинул легкий, но непрозрачный темный, душистый платок…
…
- Погоди, не открывай глаза. Немного так полежи. Ну, пожалуйста…
Голос, который выдернул Дарьюшку из зачарованного сна был ласковым и странно - знакомым. И хотя он принадлежал явно не взрослому, то ли мальчишке, то ли девочке, но Даша почему-то послушалась, полежала еще с минутку с закрытыми глазами, но потом пришла в себя, нахмурилась и, села, сердито вытаращившись на нахала.
- Еще чего. Ишь, выдумали. Лежать я еще тут буду!
И обомлела. Перед ней сидел на корточках, чудно устроив на острых коленях тетрадку, и быстро чиркая в ней карандашом тот самый мальчишка из Шатневки. Как его там?
Дарюшка напрочь забыла, как зовут этого художника, но ей и не надо бы было знать этого, пристают тут. Она вскочила, отряхнула платье от налипших травинок, поправила съехавший платок и краем глаза глянула, что там этот приставала чертит в своей тетрадке. А там, чуть приоткрыв рот лежала на траве смешная девчонка. У нее торчало одно ухо из-под платка, на нем неловко, как -то боком угнездилась сережка, а рядом стоял туесок, в который был воткнут вихрастый букет ромашек. Рисунок был, конечно, простым, но в легких, коротких линиях легко угадывалась героиня, и эта героиня очень Дарьюшке кого-то напоминала. Покраснев, как рак, она схватила туес, и неожиданным для себя басом буркнула.
- Там мед, а не ромашки. Туда никакие ромашки не влезут. Дурной твой рисунок. И не рисуй меня больше.
Мальчик встал, откинул волосы назад, улыбнулся, вырвал листок, сложил его аккуратно и сунул Дарьюшке к карман
- Не буду. А это тебе на память. Ты ведь Даша? А я Глеб. Хочешь я тебя провожу? Тут рядом.
И Дарьюшка снова послушалась. Они с Глебом пошли рядом по одной тропке, мальчик взял у нее туес и понес сам. И они добрались уже до луговины, как вдруг она опомнилась. Выхватила туес, отпрыгнула в сторону, обжегшись молодой крапивой, крикнула
- А откуда ты знаешь, куда мне надо? Ты что? Подслушивал? Ты откуда здесь, в лесу этом?
Глеб взял ее за руку, вывел на тропку, снова забрал туесок.
- Глупая. Так дед твой нам всегда мед приносит, на яйца в обмен. Сколько лет уж. А тут я, потому что моя вторая бабушка в лесу живет. Знаешь тут сосняк есть, недалеко. Вот там. Изба у нее лесная, к ней ходил, мамка для нее хлеб испекла. Вот и относил. Пошли уж…
Когда они спустились в лог, вдруг потемнело. Откуда-то из-за дальнего леса тянуло страшным - туча сизая,темная, тяжелая тащила свое свинцовое тело к логу, медленно, но верно. Глеб посмотрел наверх, свистнул
- Ух ты! А ну, давай, бегом. Придется тебе у нас грозу переждать, не дойдешь обратно. Ну, ничего, баба Паша тебя киселем угостит и хлебом свежим. Побежали!
И они помчались вверх по склону, хохоча и подпрыгивая, потому что вдруг поднявшийся ветер норовил сбить их с ног.