— Ты мне должна за продукты, а не ныть как последняя жадюга! — голос свекрови резанул по стеклянному осколку. Марина прижала телефон к плечу, пытаясь застегнуть комбинезон на извивающемся двухлетке. За окном хлюпала мартовская слякоть, а в раковине горой лежала посуда с ужина, на котором Тамара Степановна в очередной раз объелась жареной картошки.
Часть первая. Кастрюля с дырявым дном
Свекровь переехала к ним ровно год назад, когда Андрей потерял работу на лесопилке. «Вместе проще», — говорила она, внося в квартиру чемоданы с кружевными салфетками и портретом Николая Угодника. Марина тогда не знала, что «проще» в понимании Тамары Степановны означает контроль над каждой копейкой.
Пособие на Артёма — 15 327 рублей — исчезало в первый же день. «На молочку ушло, на памперсы, да я тебе полный отчёт напишу!» — отмахивалась свекровь, разворачивая новую пачку «Принцессы Нури». Марина молча смотрела на этикетку. Собственное детство в общаге с протекающим потолком научило её считать каждую рублёвую монету. Она точно знала: импортные пюре никогда не влезли бы в их бюджет.
Сегодня утром всё вскрылось. В почтовом ящике лежало уведомление из соцзащиты: «...оформление выплат на несовершеннолетнего Артёма Андреевича Зайцева приостановлено в связи с повторным обращением законного представителя». Марина трижды перечитала бумагу, пока Тамара Степановна громко хлопала дверцей холодильника, доставая банку с домашними соленьями.
Часть вторая. Чёрная бухгалтерия
— Ты что, мама, на себя пособие переоформила? — голос Андрея дрожал, как проволока под напряжением. Он сидел за кухонным столом, сжимая в руках ту самую злополучную бумагу.
— А вы тут как дети малые! — свекровь шлёпнула половником по краю кастрюли, откуда тянуло паром гречневой каши. — Кто Артюшу в поликлинику водил, когда у него температура под сорок была? Кто очередь в садик пробивал? Это всё мои связи, мои нервы!
Марина прижала сына к груди. Мальчик с любопытством тянулся к бабушкиной брошке в виде божьей коровки. В углу кухни жалобно мигал экран старого телевизора — реклама микрозаймов накладывалась на крики аукциониста с утренних торгов.
— Мы благодарны, но деньги... — начала Марина, но свекровь перебила её, вытирая руки о фартук с вышитыми колосками.
— Деньги? Да вы вообще без меня в долгах как в шелках ходили бы! Вон Андрей полгода без работы сидел, а ты на декретные тряпки транжирила. Я за вас всю пенсию вбухиваю!
Часть третья. Подсчёт потерь
Ночью Марина прокралась в комнату свекрови. Лунный свет выхватывал из темноты коробку от дешёвой туши и тетрадь в синем переплёте. Страницы испещряли столбцы цифр: «500 р. — лекарства», «2000 р. — развивающий коврик», «3500 р. — куртка зимняя». Рядом с каждой суммой стояла галочка, будто Тамара Степановна отчитывалась перед невидимым начальством.
— Мать родная, — прошептала Марина, листая страницы. В графе за 14 февраля красовалась запись: «3000 р. — подарок внуку». Именно в тот день Артём получил плюшевого медведя из секонд-хенда с оторванным ухом.
На обратной стороне обложки чётким почерком было выведено: «Итого долг Марины — 87 450 рублей». Цифра обвелась трижды, словно школьница помечала в дневнике день рождения первой любви.
Часть четвёртая. Трещина
— Я не позволю тебя шантажировать! — Андрей стукнул кулаком по подоконнику, отчего зазвенела банка с огурцами. — Завтра же идём в соцзащиту, переоформляем документы.
— Попробуйте только! — Тамара Степановна стояла в дверях, за спиной у неё мерцала лампадка перед иконой. — Я вам квартиру свою в деревне продала, когда вы ипотеку брали! А сейчас вы меня, старуху, по судам таскать будете?
Марина смотрела, как муж теребит мочку уха — привычка с детства, когда он врал про разбитую вазу или двойку по математике. Артём на полу собирал пирамидку, громко стуча пластиковыми кольцами. В воздухе висел запах ладана и прокисшего компота.
Часть пятая. Монеты на весах
Участковый пожал плечами, перекладывая с места на место кружку с облезлым гербом города:
— Семейные споры не наша юрисдикция. Обращайтесь в суд, если пенсионерка добровольно не отдаст документы.
По дороге домой Марина зашла в детский секонд-хенд. На полке с распродажей лежали крошечные ботиночки — ровно такие, какие она видела в тетради свекрови по цене втрое дороже. Продавщица, жуя жвачку, рассказывала по телефону про скидки на комбинезоны.
— Мамочка, возьмите пару, а то скоро весенняя коллекция придёт, — кивнула она на Марину. Та потрогала ярлычок с цифрой 1 200 рублей. Вспомнила, как Тамара Степановна вчера хвасталась новыми сандалиями для Артёма за 3 500.
Часть шестая. Тихий бунт
— Я уезжаю к тёте Люде, — объявила Тамара Степановна за ужином, размазывая ложкой по тарелке картофельное пюре. — Раз я вам обуза, найду тех, кто ценит помощь старшего поколения.
Андрей уронил вилку. Артём, почувствовав напряжение, заплакал, уронив на пол любимую лопатку для песка. Марина подняла игрушку, ощущая на ладони следы зубов — сын резался коренными зубами.
— Мама, мы же не это имели в виду... — начал муж, но свекровь уже вставала из-за стола, громко передвигая стул.
— Завтра заберу свои вещи. А долг... — она бросила взгляд на Марину, — прощаю. Ради внука.
Часть седьмая. Остаться человеком
Грузовичок «Газель» забрызгал апрельской грязью палисадник, увозя Тамару Степановну и её чемоданы с салфетками. В прихожей остался запах лавандового одеколона и белое пятно на обоях от иконы.
Через неделю пришло письмо из соцзащиты. Марина долго вертела в руках конверт, глядя на спящего Артёма. На кухне Андрей чинил протекающий кран, время от времени сплёвывая проклятия. Вскрыв конверт, она увидела уведомление о возобновлении выплат и... чековую книжку на имя свекрови с пометкой «оплата услуг по уходу».
Пальцы сами набрали знакомый номер. Гудки сливались с тиканьем часов, подаренных Тамарой Степановной на свадьбу. Где-то на пятом сигнале:
— Алло? — голос свекрови звучал устало.
Марина посмотрела на чековую книжку. В окно заглядывал вечер, окрашивая стену в цвет старого золота.