оглавление канала, часть 1-я
Я взяла нож из рук Волкова и, непонятно для чего, внимательно его осмотрела. Нож, как нож. Конечно, замечательный нож, над которым я бы в другое время немного поахала и почмокала губами от восторга. Но, если честно, ничего такого уж особенного в нем не было. Сталь хорошей закалки, обычная, безо всяких финтифлюшек ручка из мореного дуба и все. Каюсь, слаба я. Некоторые женщины так млеют от красивых камушков, наподобие того ожерелья, что прислал мне не так давно Сташевский, а я «млею» от холодного оружия и хорошей стали. Эх, не знал Казимир, чем меня нужно было умасливать! Ну, да Бог с ним! Не до него теперь. Сняла с шеи свой собственный ключ и, освободив его от старого потертого шнурка, положила его рядом с остальными ключами в шкатулку. Сташевский так и впился в него глазами. Некое подобие торжества мелькнуло в его взгляде. Я про себя хмыкнула. Ох, рано ты обрадовался, дядя! Я нарочно медлила, занимая свои мысли всякой ерундой. Решиться на то, что я собиралась сейчас сделать, было не так просто. Но решиться было нужно, иначе… В общем, нужно и все тут!
Мужчины напряженно смотрели на меня и, кажется, даже забывали дышать. Я бы на их месте сейчас тоже забыла дышать. А на своем месте я, наоборот, глубоко вдохнула и выдохнула. Билась у меня в голове одна мыслишка, так, даже не мыслишка, а небольшое напоминание. Ведь в моем видении каждый из носителей приложил палец с кровью к своему ключу. А у меня сейчас их было пять. Как я смогу это провернуть одновременно с пятью ключами?! И что случится, если…? И тут произошло странное. Если до этого во мне иногда спорили две Дуськи, и я не считала это раздвоением личности, то сейчас обе они, как бы ожили. Одна Дуська (понятно, что первая), затаив дыхание и сжавшись в комочек, со страхом наблюдала за происходящим, а вот вторая, решительно сжав в руке нож, быстро чиркнула самым острием клинка по подушечке указательного пальца. Из тонкого надреза моментально выступила капля крови. К своему удивлению, я даже боли не почувствовала, словно все это происходило не со мной, а я была обычным наблюдателем, скажем, как тот же Сташевский. Но думать об этом у меня уже не было времени. По очереди я коснулась каждого ключа порезанным пальцем, так, чтобы на каждый из них попало по капельке моей крови. Ключи впитали кровь, словно были сделаны не из серебра, а из губки. И в тот же момент я почувствовала их вибрацию, словно они были не бездушными предметами, а живыми существами. Повинуясь внутреннему порыву… Нет, даже не так. Повиновалась я какому-то зову. Словно эти пять ключей призывали меня. Мне даже показалось, что журавли, искусно вплетенные в узор, начали оживать, расправляя крылья. Следуя за этим зовом, я словно во сне накрыла их обеими ладонями, заметив мельком, что кровь из ранки на пальце уже больше не течет, что тоже было необычно. Я почувствовала тепло, исходящее из ключей, которое усиливалось с каждым мгновением, пока я не ощутила, что мои ладони лежат словно на раскаленных углях. И тут…
Все пропало. И камин, и стены, и мебель, и Сташевский с Волковым. Я стояла посреди поля, на котором шла битва. Я слышала свист стрел, лязг оружия, ржание обезумевших коней, крики людей. Чувствовала на губах горький привкус полыни, смешанный с дымом пожара и терпким вкусом крови. Разглядеть, кто и с кем бьется, не было никакой возможности, потому что ясно я видела только небольшой взгорок, где на пожухлой траве, примятой множеством людских ног и конских копыт, стояли семь человек. Шестеро мужчин и одна женщина. Все они были одеты в боевые кожаные доспехи, и на поясе каждого в блестящих ножнах были мечи. На их головах не было шлемов, и ветер трепал их длинные волосы. Только на женщине по-прежнему была коричневая повязка с замысловатым узором. Вся остальная картина вокруг была затянута то ли дымом пожарища, то ли каким-то туманом. Пребывая словно в мороке, я сделала шаг вперед, но не приблизилась и на сантиметр к стоящим на бугре людям. Лица их были строги и суровы. Женщина, хмуря брови, заговорила, я видела это по шевелению ее губ, но расслышать слов я не могла из-за творящегося ада, царившего вокруг. Женщина первой достала нож и, быстро взмахнув им, провела кончиком лезвия по середине ладони. Потом, одним резким движением, сорвала с шеи ключ и зажала его в окровавленном кулаке. Она выкрикнула что-то похожее на боевой клич и вскинула руку с зажатым ключом к небу. Мужчины почти одновременно повторили ее действия, и вскоре над холмом, вонзаясь в самую высь, взвилось белое пламя. Его языки стали переплетаться между собой, словно стараясь свиться в тугой жгут. Над долиной пронесся рев, заглушающий все остальные звуки, словно люди выпустили на волю после долгой спячки громадного дракона. Земля под ногами загудела и вздыбилась, заходила волнами, словно в один момент твердь ее превратилась в бушующее море. Не удержавшись на ногах, я начала проваливаться в открывшуюся бездну.
Но тут чья-то сильная рука выхватила меня из этого кошмарного водоворота. Я открыла глаза и увидела Волкова. В его широко распахнутых глазах стоял страх, перемежающийся с восторгом. Очень странная смесь эмоций. Он, схватив меня за грудки, кричал мне почти в самое ухо:
- Прекрати!!! Ты нас всех убьешь…!!!
И только тут я стала приходить немного в себя, осознавая, где я и кто я. По всему замку разносился какой-то утробный гул. Не такой сильный, как в моем видении, но достаточный для того, чтобы испугаться. Сочась сквозь пальцы на моих руках, из шкатулки выползали красноватые языки пламени, словно я зажимала руками не ключи, а разгорающийся костер. Но боли в онемевших ладонях я уже почти не чувствовала, только пульсацию, какая бывает в саднящей ране. И эта пульсация с каждым мгновением становилась все сильнее и сильнее. Нарастающий гул стал угрожающим, будто я и впрямь разбудила спящего под этим чертовым замком дракона. Сташевский стоял, вцепившись побелевшими пальцами в спинку кресла и как заведенный повторял:
- Что это?! Что это?! Что происходит?!
Волков, перестав меня трясти, как грушу, обернулся и зло бросил:
- Доигрались? Она активировала ключи!!!
А весь дом-замок уже начал содрогаться. С потолка посыпалась каменная крошка и стала отваливаться большими пластами штукатурка. Захлопали двери, и в комнату вбежало несколько человек охраны и что-то загомонили, обращаясь к своему хозяину. Что они кричали, я уже не слышала, точнее, не слушала. Не до того мне было. Сташевский тоже, не обращая внимания на своих людей, завизжал, словно ему поджаривали пятки, обращаясь к Волкову:
- Останови ее!!! Убей!!!
Волков огрызнулся:
- Ее нельзя убить, понимаешь?! Она – носитель, и у нее сейчас пять ключей из семи!!! – И опять кинулся ко мне: - Прекрати!!! Останови это немедленно!!!
Но я уже не могла, даже если бы и хотела. Ключи пробудились и теперь жили собственной жизнью. И я понимала (откуда пришли ко мне эти знания, было неясно), для того чтобы их усмирить, увы, я не обладаю ни достаточной силой, ни нужными знаниями. Огромная каменная плита, вывалившаяся из стены, упала, раздавив под своим весом столик с напитками. Стекло от разбитых бутылок брызнуло во все стороны искрящимся в свете огня дождем. Сташевский шарахнулся в сторону, но, не удержавшись, упал на пол и орал, словно его резали. Охрана, совершенно охреневшая от происходящего, кинулась его поднимать. Из камина посыпались недогоревшие дрова, рассыпая во все стороны шипящие искры. Некоторые из них попали на ковры, и те стали дымиться. В комнате запахло жженой шерстью. Волков кинулся их тушить, стянув с себя легкую куртку-ветровку. А языки, продолжавшие струиться из-под моих ладоней, стали расти, увеличиваясь в размерах, заползая во вновь образовавшиеся щели и трещины рушившегося дома, расширяя их и расшатывая камни. И теперь в комнате бушевало настоящее холодное пламя, жившее своей отдельной жизнью.
И тут подала голос первая Дуська. Тоненьким визжащим дискантом она вопила:
- Ты что, дура наделала?! Нас тут сейчас всех завалит, и не будет никакого тазика! И цемента тоже не будет!!! Мы тут все умрем под этими чертовыми руинами!!! Уходить надо!!! Срочно!!!
В кои-то веки я была с нею полностью согласна. Но как это прекратить, я, увы, не знала. И тут вступила Дуська вторая:
- Ключи!!! Они питаются твоей кровью!!! Закрой шкатулку, идиотка, и беги, беги, что есть силы отсюда!!!
Я с великим трудом сумела оторвать ладони от ключей и захлопнуть онемевшими, словно обмороженными пальцами крышку шкатулки. Но холодное пламя, вопреки предположениям, не успокоилось. Оно теперь жило самостоятельной жизнью, питаясь страхом и злобой находящихся здесь людей. Я это чувствовала почти физически, ощущала каждой клеточкой своего тела. Злоба, страх, ненависть, отчаяние – кузнечными молотами били мне в виски и раскаленными шурупами вкручивались в голову.
Кусок камня вывалился из потолка и грохнулся прямо к моим ногам. И это вывело меня из ступора. Крепко зажав шкатулку в руках, я рванула, что было сил, вон из этой комнаты. Я помнила, как Волков вел меня сюда длинным коридором. Вокруг все шаталось и рушилось. Где-то под потолком искрились провода, от короткого замыкания потух свет, и я опасалась, что не успею добежать до выхода, как меня чем-нибудь придавит. Хотя слово «добежать» здесь вряд ли бы подошло. Ноги плохо слушались меня, и не было никаких сил не то, что бежать, даже шевелиться. Ключи вытянули из меня всю энергию. Но я упрямо брела и брела вперед, едва успевая уворачиваться от падающих камней, балок, каких-то предметов и мебели.
И вот, наконец, я увидела впереди входные двери. На улице уже наступил рассвет, и в окна-бойницы проникали его первые робкие лучи. Из последних сил я рванулась к выходу и стала дергать за бронзовую ручку двери. Но их, по всей вероятности, перекосило и заклинило. Взвыв от отчаянья, я стала одной рукой тянуть их изо всех оставшихся сил, но они были словно прибитые гвоздями и никак не хотели поддаваться. Чтобы освободить вторую руку, я засунула шкатулку за пазуху, плотно придавив ее ремнем. Ухватилась обеими руками за ручку двери и рванула ее на себя, что было мочи. И тут у меня над головой что-то зашуршало, заскрипело, послышался какой-то лязг и грохот падающих камней и деревянных конструкций. Кусок от лопнувшей рамы или еще чего-то такого ударил меня по затылку, и я перестала вообще волноваться о чем-либо, провалившись в спасительную темноту.
