К Честертону меня «обратила» Наталья Трауберг (1928, Ленинград - 2009, Москва), читаю ее «Голос черепахи».
Необыкновенный переводчик и тонкой нездешней натуры человек. Была (и оставалась) православной, окормлялась в католической церкви (по месту жительства супруга и благословению своего духовника - вынужденно то есть). Духовное чадо отца Александра Меня, принявшая в конце жизни монашество - монахиня Иоанна.
Ее авторитет среди переводчиков и филологов настолько велик, что ее величают исключительно Натальей Леонидовной, или даже сокращенно - Н.Л. И всем понятно, о ком идет речь. Это она открыла русскоязычному читателю Честертона (и не только!) многогранного и парадоксального. Мир этого джентельмена был ей близок и понятен, как и русский читатель, чьи вкусы и предпочтения она хорошо знала. Она умела секвестировать велеречивость оригиналов авторов-англичан, ничуть не поступаясь стилем, смыслом, языком и веком. Честертон и Трауберг - случай, когда все сложилось в идеальный пазл: ценности автора и ценности переводчицы: простодушие и мудрость.
Наталья Трауберг начала переводить Честертона в середине 1960-х, сначала это был самиздат/тамиздат, потом пошли серьезные заказы от издательств. «Когда люди хвастаются пороками, это еще не беда; нравственное зло возникает, когда они хвастаются добродетелями» (Гилберт Кейт Честертон).
Интересно, что одним из переводчиков Честертона на русский был недавно почивший священник, интереснейший поэт и просто необыкновенный человек Станислав Красовицкий (эссе на канале).
Подобные притягиваются? Люди одного вектора.
Почему же Честертон так востребован и интересен нам сегодня? Прежде всего, представляется, благодаря его способности противостоять крайностям, находить срединный путь. Ох, как это сегодня востребовано!
Как вернуть нормальность миру
Мастер детектива, спрятавший добрую сотню трупов. Спорщик. Настоящий словесный дуэлянт: мог спорить до 18 часов подряд. Князь парадокса - Гилберт Кейт Честертон (англ. Gilbert Keith Chesterton, 1874 Лондон - 1936, Беконсфилд, Англия). Был рожден в англиканстве, перешел в католичество. Был истовым католиком. Настоящим проповедником христианства, много писал о святых и монахах, их духовных подвигах. Его сегодня иногда упрекают, обвиняя в «морализаторстве». Люди не любят, когда их (будто) учат. А как еще вернуть нормальность миру? Вы знаете?
Суть «метода Честертона» - с помощью парадоксальности вернуть нормальность в современный мир, который «перевернулся вверх ногами, и сохранить в нем равновесие можно, лишь встав на голову». Пожалуй, так. Он всерьез относился не к себе, а только к тому, во что верил. А он всерьез верил в истины христианства.
Его многочисленные записи, блокноты сохранились только благодаря его близким - матери, жене, секретарю. Сам писатель не заботился об архивах. Между тем, после его смерти было найдено более 5 тысяч эссе, целый том (800 страниц) неизвестных сказок и множество неопубликованных ранее стихов. Так что цеху переводчиков ХХ и даже ХХI века есть где развернуться и поспорить в мастерстве (а они и спорят!).
1917. Встреча на Темзе
Вот фрагмент из его автобиографии, часто цитируемый по поводу и без. Но у нас повод! Ибо это о встрече сэра Честертона и Николая Степановича Гумилева в 1917 году.
В 1917 году в одном из лондонских салонов Честертон встретился с неким «русским в военной форме», который потряс его масштабом и поэтической смелостью. «Говорил он по-французски, совершенно не умолкая, и мы притихли, - вспоминает Честертон в автобиографии, — а то, что он говорил, довольно характерно для его народа. Многие пытались определить это, но проще всего сказать, что у русских есть все дарования, кроме здравого смысла. Он был аристократ, помещик, офицер царской гвардии, полностью преданный старому режиму. Но что-то роднило его с любым большевиком, мало того — с каждым встречавшимся мне русским».
Этим русским в военной форме был поэт Николай Гумилев. Гумилев любимый.
Гумилев в свою очередь писал о Честертоне в июне 1917 года в письме Анне Ахматовой: «Его здесь очень любят или очень ненавидят — но все считаются. Он пишет также и стихи, совсем хорошие».
Кстати, в противовес к нарождающейся в Европе моде верлибра, Честертон предпочитал простые рифмованные строки. А Гумилев находил Лондон милым, но все-таки слегка провинциальным. Парадокс?
Непрактичный, голубоглазый, очень высокий (рост 193 см), широкоплечий человек со слабым здоровьем (130 кг; страдал ревматизмом), не слишком, кажется, заботившийся о своем внешнем виде. С прототипом отца Брауна - героя его детективов - Честертон был лично знаком - Джон О’Коннор, священник (John O'Connor; 1870 - 1952): «…человек, который все время слушает о грехах, должен хоть немного знать мирское зло?» (Г.К. Честертон, «Сапфировый крест»). Это утверждение трудно опровергнуть. Священники и детективы многое понимают о человеке. И природе зла…
Сонет благодарения
Большой ребенок Честертон четко артикулировал нравственные максимы и отважно бросал вызов унынию. Делиться благодарением - было его миссией, свидетельствует Наталья Трауберг. Противоположности он не противопоставлял, он их соединял: скорбь и радость, порядок и свободу, достоинство и смирение. И таких половинок множество. Но гвоздь у этих «ножниц» - милосердие. Только тогда возможны половинки острых лезвий в движении, в движении без вреда, если в них есть милосердие. Философ и гуманист - еще одна его ипостась. Он всю жизнь был смешным, любимым и милосердным. Прожил до самых последних дней с одной женой, которая покрывала быт и другие рутинные обязательства семьи.
В старости его некоторые считали кретином (да-да! И такое было). А он, предельно вежливый, с почтением относился к каждому человеку, к каждому ребенку. Старомодно?
Он писал блестящие эссе о поэтах и писателях, которые скорее напоминали его собственную биографию. Он писал без границ с объектом своих исследований, сливался со своим героем и отдавал себе в этом отчет. Потому что любил тех, о ком писал, так ощущал свое родство с ними. Лучше всего этот парадокс эссеиста Честертона сформулировал Рональд Нокс (англ. Ronald Arbuthnott Knox; 1888 - 1957, литератор, тоже мастер детективного жанра и английский религиозный деятель) в сонете, написанном на смерть писателя:
«Со мной он плакал», — Браунинг сказал,
«Со мной смеялся», — Диккенс подхватил,
«Со мною, — Блейк заметил, — он играл»,
«Со мной, — признался Чосер, — пиво пил»,
«Со мной, — воскликнул Коббет, — бунтовал»,
«Со мною, — Стивенсон проговорил, — Он в сердце человеческом читал»,
«Со мною, — молвил Джонсон, — суд вершил».
А он, едва явившийся с земли,
У врат небесных терпеливо ждал,
Как ожидает истина сама,
Пока мудрейших двое не пришли.
«Он бедных возлюбил», — Франциск сказал,
«Он правде послужил», — сказал Фома».
Вот для чего тебе даны настоящие друзья - отдать дань твоему дару, сказать то, что при жизни говорить вроде бы и не принято (примут за лесть?). А зря… При жизни говорить хорошее ближнему - это тоже дар, дар доступный, но редко востребованный. Природу человеческую не переделать?..
Три типа людей
У Честертона были многочисленные, скетчи, долго ждавшие своего исследователя и читателя. Вот, к примеру, его крохотное эссе «Три типа людей».
«Грубо говоря, в мире есть три типа людей.
Первый тип — это люди; их больше всего, и, в сущности, они лучше всех. Мы обязаны им стульями, на которых сидим, одеждой, которую носим, домами, в которых живем; в конце концов, если подумать, мы и сами относимся к этому типу.
Второй тип назовем из вежливости «поэты». Они большей частью сущее наказание для родных и благословение для человечества.
Третий же тип — интеллектуалы; иногда их называют мыслящими людьми. Они — истинное и жесточайшее проклятие и для своих, и для чужих. Конечно, бывают и промежуточные случаи, как во всякой классификации».
Все, что следует знать о пресловутом английском юморе и самоиронии - английским секретам переживать невзгоды.
А вот эта шутка о дарах капитана Пирса в переводе Наталии Трауберг.
Драгоценные дары капитана Пирса, или proper English breakfast (настоящий английский завтрак)
«Тем, кто знаком с полковником Крейном и юристом Гудом, будет интересно (или неинтересно) узнать, что рано поутру они ели яичницу с ветчиной в кабаке "Голубой Боров", стоящем у поворота дороги, на лесистом холме. <...> Крейн любил хорошо поесть, а в этом кабачке кормили лучше, чем в кабачке богемном, и несравненно лучше, чем в дорогом ресторане <...>
- Хороший у вас бекон, - сказал полковник.
- Лучший в Англии, - подхватил Гуд, - а ведь по части завтраков Англия - истинный рай. Не пойму, зачем гордиться империей, когда у нас есть яйца и ветчина. Надо бы изобразить на гербе трёх свинок и трёх кур. Именно они подарили нашим поэтам утреннюю радость. Только тот, кто позавтракал, как мы, способен написать: "Сгорели свечи, и весёлый день..."
- Значит, бекон и впрямь создал Шекспира, - сказал полковник». <...>
В конце жизни Честертон собирался написать книгу о Шекспире, но так и не успел. Было бы и искрометно и парадоксально, не сомневаюсь.
***
И вот что припасено мною для окончания этой саги: «Понимаете ли, если родился не по ту сторону забора, где тебе требуется, по-моему, ты вправе через него перелезть» (Честертон).
Вот этот путь - без крайностей, путь, дающий право на индивидуальность, выбор и милосердие. Это Честертон. За что и любим.
Немодные такие истины большой литературы. А праведность может быть остросюжетной! Не так ли?
©️ Мила Тонбо 2025
💌
Больше материалов о жизни неординарных людей (и общественных парадоксах) в авторской подборке «Времена не выбирают. Судьбы людские»