Все части повести здесь
И когда зацветет багульник... Повесть. Часть 40.
Наташа же переживала за то, что не вышло так, как она хотела – намеревалась она после тех курсов двухнедельных стать организатором и руководителем комсомольской ячейки в их деревне. Считала, что все необходимое для этого у нее есть, а потому твердо верила в то, что именно ее кандидатуру Лука Григорьевич представит в парткоме на эту должность. Но все оказалось не так, как она рассчитала – председатель выдвинул Илью Потапова. Тогда Наташа решила, что Илья вполне может взять ее к себе секретарем комсомольской ячейки, но снова ничего не получилось – Илья наотрез отказался. Она же намеревалась с этой должностью убить сразу двух зайцев – приобрести дополнительный авторитет в деревне, и плюс стать ближе к Илье. Потому так и расстроилась, когда поняла, что не удался ни первый вариант, ни второй.
Показалось даже, что вот за это возненавидела она Илью, но сама не поняла – разве может быть так - одновременно любить и ненавидеть? Захотелось вдруг, чтобы было ему очень плохо – как было плохо ей сейчас, когда вот так отвергли ее старания и сам председатель, и Илья. Но испугалась своих мыслей, сидючи в телеге перед отъездом в Камышинки.. Думала только, что не желает она Илье плохого, но если бы сейчас он пропустил учебу... не было бы у него шанса стать организатором и руководителем, и не болела бы так Наташина поверженная гордость...
Часть 40
Ольга затихла, прислушиваясь к разговору.
– Как энто убились? – переспросил Алексей Изотку – время – ночь, они уж домой должны были вернуться.
– Лошадь у лес их понесла, токмо сейчас обнаружили, когда тетка Прасковья шум подняла на усю деревню – мол, Ильюха с Аникушкой домой не вернулись! Вот таки дела! Аникушка ободран, рана на башке, а у Илюхи че-то там все боле серьезно!
– Так мне завтре жену в город везть, на учебу и сельчан – как я счас уеду, их кто увезеть?
– Никитка жа есть! Давай скорее, не ровен час, Илюха кони откинеть!
Ольга резко села на кровати, услышав эти слова Изотки. Илья... Что случилось? Неужели же все так плохо? Разве может быть так, чтобы человек, пройдя войну, погинул в мирной жизни?
Алексей прошел в комнату, погладил ее по плечу:
– Спи, спи, Олюшка, вставать тебе рано. Если до рассвета обернусь – отвезу сам тебя в город, если нет – Никитка вам в помощь.
– Что случилось?
– Я и сам пока плохо знаю. Понесла, говорят, лошадь Потаповых, убились оба.
Когда он ушел, сна у Ольги не было ни в одном глазу. Встала, зажгла керосинку, чтобы не разбудить дочку, ушла в горницу. Покоя не было – страх за Илью сейчас завладел всем ее сердцем. Ходила из угла в угол – в длинной сорочке, похожая на тень, и все шептала про себя молитву, чтобы тот, невидимый Бог, который непонятно где находится и как выглядит, пожалел Илью и не забирал его жизнь. «Лучше мою забери» – шептала на автомате, но ворохнулось в душе что-то, внутренний голос произнес: «А как же дети?».
Не спала до рассвета, успела приготовить из того, что было, еды, чтобы Алексею осталось, пока она еще неделю будет в городе, потом собрала дочку, услышала, как возле ворот остановилась телега – все же успел Алексей обернуться в город и назад.
Они отвезли полусонную Верочку к Варваре Гордеевне, и поехали к сельсовету, где уже собралась компания сельчан, тоже отъезжающих в город. Все перешептывались между собой и разговоров было только о том, что случилось с Ильей и Аникушкой.
Когда тронулись в путь, Алексей глянул на нее сбоку и недобро усмехнулся:
– Ну?
– Что?
– Я же вижу, что тебе не терпится узнать... Чего ж не спрашиваешь?
Она внимательно посмотрела на него и ответила холодно:
– Не надоело ревновать-то попусту?
– В порядке твой Илья – вздохнул Алексей – ниче ему не будеть – боров такой... Переломан малость, да и все...
Он не слышал тихого вздоха облегчения.
– Он не мой. Хватит его так называть – сказала Ольга – ты скоро своей ревностью сам себя съешь...
Ольга заговорила с ним о том, что придется ей в следующем месяце снова отлучиться на две недели на курсы, а потом их обещали определить на заочное в училище. Услышав это, Алексей взбеленился.
– Да ты что? Какая учеба, Ольга? Ты ж беременная, скоро рожать? Как учиться собираешься? Дом, хозяйство на кого? Если хочешь знать мое мнение – ни к чему тебе та учеба! Жена рядом с мужем должна быть, а не по городам шляться, да по училищам! Нет, я решительно против! Ты мое мнение учитывать должна!
Ольга промолчала – так она и знала, что будет от мужа такая реакция. Сейчас спорить с ним было бесполезно. Изначально были они чужими людьми, а сейчас и подавно – особенно после того, как Ольга учиться начала. Насмешничал Алексей, что не было в их семье ученых, а теперь «свой прохессор в семье будеть». Ольга на эти его подколки только отмалчивалась, смотрела на него, как на дурачка, и если по первости пыталась отстоять свою точку зрения, то теперь понимала – бесполезно это. По мнению Алексея учеба в крестьянстве никому не нужна, тем более, женщине. Знала она, что от Варвары Гордеевны только поддержку может получить и от Домны, и именно в них, а не в муже, был ее крепкий тыл.
А потому сейчас, подумав немного, сказала вдруг:
– Я тебя, Алеша, перед фактом ставлю... Учиться я буду – хочешь ты этого или нет.
– Вот значит, как?! – почти закричал он, но она сделала знак, чтобы говорил тише – не обязательно было тем, кто ехал рядом с ними, слышать все это – то есть я для тебя ничего не значу, да? Ни я, ни дочка, ни будущий ребенок?
– Как раз ради дочки и будущего ребенка и буду учиться. И они тоже будут, Алеша. Не хочу я, чтобы были они неграмотными. Стране нужны грамотные люди.
Он сделал обиженное лицо и отвернулся. Так и ехали молча дальше. В один из моментов Ольга обернулась назад и поймала Наташин взгляд. Она не понимала, что он означает, но увидела, что смотрит она с насмешкой, которую даже не пыталась скрыть.
...Как хорошо было оказаться дома! Тем более, пахло там уютом и настряпанными Василисой Анисимовной пирогами с брусникой. В кои-то веки муки немного удалось сэкономить, а потому к приезду из города старшей дочери, пусть и на один день, она расстаралась.
– Мамочка! – Наташа с удовольствием слизывала сладкую корочку с пирога – мамочка, какая вкуснота! Вот о чем я на фронте, в окопе мечтала... Лежишь под холодным дождем, мокнешь, мерзнешь и думаешь – сейчас бы взвару да маминых пирогов отведать!
Она ела и целовала мать в морщинистую щеку, смеясь, счастливая, довольная, как ребенок. После того разговора отпустило как-то Василису Анисимовну – не пыталась она больше Наташку ни в чем переубедить, все-таки дочка, неужели она ее за это разлюбит. Решила не вмешиваться в ее отношения с Ольгой, но и не враждовать ни с кем, а Наталья, надеялась, сама со временем во всем разберется. Ну, не глупая же она у нее, не бессердечная!
Наташа же переживала за то, что не вышло так, как она хотела – намеревалась она после тех курсов двухнедельных стать организатором и руководителем комсомольской ячейки в их деревне. Считала, что все необходимое для этого у нее есть, а потому твердо верила в то, что именно ее кандидатуру Лука Григорьевич представит в парткоме на эту должность. Но все оказалось не так, как она рассчитала – председатель выдвинул Илью Потапова. Тогда Наташа решила, что Илья вполне может взять ее к себе секретарем комсомольской ячейки, но снова ничего не получилось – Илья наотрез отказался. Она же намеревалась с этой должностью убить сразу двух зайцев – приобрести дополнительный авторитет в деревне, и плюс стать ближе к Илье. Потому так и расстроилась, когда поняла, что не удался ни первый вариант, ни второй.
Показалось даже, что вот за это возненавидела она Илью, но сама не поняла – разве может быть так - одновременно любить и ненавидеть? Захотелось вдруг, чтобы было ему очень плохо – как было плохо ей сейчас, когда вот так отвергли ее старания и сам председатель, и Илья. Но испугалась своих мыслей, сидючи в телеге перед отъездом в Камышинки.. Думала только, что не желает она Илье плохого, но если бы сейчас он пропустил учебу... не было бы у него шанса стать организатором и руководителем, и не болела бы так Наташина поверженная гордость...
Осознала она, что и в отношении Ольги совершила большую ошибку – нужно было не отвергать ее, а продолжать «играть в подругу» и тогда, исподтишка, было бы легче бороться с ней, если бы она не догадывалась о том, что испытывает к ней Наташа, и какие чувства носит в своем сердце по отношению к Илье.
...Когда прощались у дома колхозника, Ольга попросила мужа:
– Алеша, поклянись мне, что ты.. не имеешь к этому отношения.
– К чему? – не понял он.
– К тому, что произошло с Ильей.
Он разозлился:
– Ты совсем дура, что ли? Ничего, что это подсудное дело? Думай, чего несешь! С ума сошла точно от своей к нему любви!
– Причем тут моя любовь – я за тебя, за дурака, переживаю! Чтобы не дай Бог, чего не натворил! Знаю ведь твой норов горячий – коли чего не понравится, сразу на рожон лезешь.
Она взяла котомку с вещами.
– Пойду. По-человечески ты не понимаешь. Дожил до такого возраста – а все как дите малое.
Домой Алексей вернулся не в лучшем настроении. Теперь Ольга еще и подозревает его в том, что он что-то сделал с Ильей... Мало того, что украшения нашла, которые он на фронте добыл, мало того, что услышала тот их диалог с Ильей на вокзале, так теперь она еще и в этом его винить будет... Ну, почему у всех жены, как жены – всегда, чего бы не было, поддержат мужа, а она у него какая-то... чересчур справедливая! Знал бы он, что такой у нее характер – ни за что бы не женился! Ведь полюбил ее, что уж тут лукавить, за внешность, за лицо красивое, словно вытесанное умелым мастером из дорогого камня, за фигурку юркую, и за глаза эти огромные... Другие бабы в их деревне – словно топором кто вырубал, а тут... не такая она, как все остальные, и ему в свое время этой вот «не такой» владеть хотелось до самого донышка... А теперь... Теперь он и сам не знает, чего ему хочется – Ольга оказалась с характером, да с таким, что не приведи Господь. Все остальные жены в их деревне мужей слушают, в рот им заглядывают, но только не она. Слова не скажи – сразу как ножом отрежет, и все поперек! Приструнить бы ее, да у него рука не поднимается.
В общем, мысли его были невеселыми. Хотелось рядом податливого женского тела, да чтобы молчала в тряпочку, а не вот этого всего... Приехав домой, прошел в сарай почти сразу, нашел там самогонку, тут же выпил, смачно вытер рот и отправился вниз по улице, к Камышовой.
На берегу увидел знакомую фигурку. Подошел ближе – так и есть, сидит она, Ирка, слезы рукой вытирает.
– Ириш... ты... прости меня. Не прав я был тогда, что прогнал... Ну, с похмелья... Тяжело, пойми меня ты, ради Христа.
Вытерла слезы рукой, улыбнулась ему. Красивая девка – подумал про себя – и как раз то, что надо...
– Ир, пойми, не могу я Ольгу оставить. Дочь у нас, и она ребенка ждеть... Сама знаешь, у нас мужики вот так баб не бросають...
– А я... а мне много и не надо, Алешенька – произнесла она – только видеть тебя иногда, да иметь возможность любить тебя... Я, Алеша, неприхотливая, а тебя вечно ждать буду...
Алексей же в это время, чувствую подступившее желание, понимал, что плоть свою ему не унять, а потому готов был этой глупильде Ирке наговорить чего угодно – лишь бы пошла с ним сейчас на старый сеновал. Глядя на нее, представил, как будет все у них сейчас, внутри все взбунтовалось – готов был схватить ее и прямо тут, на берегу Камышовой, овладеть ею.
Но решил, что действовать надо осторожно – провел пальцем по ее щеке, потом наклонился и прикоснулся губами к ее губам. Она вспыхнула вся, почувствовал, как вздымается под кофточкой упругая грудь, как учащается ее дыхание...
– Ир, со мной пойдешь сейчас? – прошептал тихо.
– Куда угодно... – ответила она – хоть на край света...
Задами пробрались они на старый сеновал, взобрались по скрипучей лестнице наверх и пробыли там до самого вечера, неистово любя друг друга...
...Илью оставили в больнице, хотя он настойчиво просился домой. Но врач даже думать запретил об этом – у него был перелом пары ребер и была сломана нога. Перелом был сложный, а потому предстояло ему лежать в больнице, а потом еще и дома провести в гипсе.
– Да вы что?! – бушевал Илья, уговаривая доктора – я в плену у немцев побывал, на фронте был до самого конца, ранен был, голову мне отбили и все внутренности – и я с переломом буду по больницам валяться? Выписывайте меня!
– Вот видишь – спокойно сказал ему врач – у немцев выжил, на фронте выжил, вернулся домой, а тут – хочешь кривоногим ходить? Пойми ты, дурень – срастется неправильно твой перелом, будешь хромать всю жизнь! Этого хочешь? Так вот чтобы не было такого – терпи тогда, понял? Никто тебя здесь больше срока держать не собирается!
Тетка Прасковья осталась при Илье, чтобы самолично за сыном ухаживать, Аникушку же отправили домой, перебинтовав голову.
– Ну вот, теперь ты как настоящий вояка – шутил врач – езжай, парень, с братом твоим мать останется, такой толпе здесь делать нечего.
Перед тем, как поехать в Камышинки, Аникушка решил заехать в колхозный дом, поговорить с Наташей, тем более, сегодня они должны были вернуться для продолжения учебы.
Он решил незамедлительно рассказать ей о том, что видел у дома Алексея Сидорова. И когда она вышла к нему на улицу, спросив обеспокоенно, как там Илья, он поспешил доложить ей:
– Да в больнице поваляется немного, и все. Перелом у него там на ноге сложный какой-то. Но я не об том пришел поговорить, Наташка. Я тут кое-что видел на днях. Хошь, расскажу?
– Давай, только тихо, а то еще услышит кто.
А когда Аникушка поведал ей о ее сестре и о том, что она рано поутру из дома Сидоровых выходила, Наташа приложила ладонь ко рту и тихонько ахнула.
– Это точно? Ты ничего не путаешь? Ира это была?
– Видел ее также, как тебя сейчас!
– Слышь, Аникей – Наташа приблизилась к нему – никому об том не болтай, лады?
– Не буду, вот те крест! – сказал тот и чувствуя себя одним из главных действующих лиц истории, спросил неуверенно – а может это... Рассказать Ольке как-нибудь?
– Нет! – вскрикнула Наташа и притихла – нет, нет, ни в коем случае! Я... подумать мне надо, что делать! Спасибо тебе, Аникушка!
Она вдруг извлекла из кармана большую конфету – держи, это все, что у меня есть. И смотри мне – никому не болтай!
– Да не буду я болтать! Я – могила!
Он ушел, а Наташа задумалась. Неужели Ирка позволила себе? Но ведь так только распутницы поступают? О чем она только думала? Одно дело – выйти замуж девушкой, это и для любимого привлекательно, и совершенно другое – вот так с женатым связаться! Ох, Ирка, ох, тихоня, не ожидала я от тебя! И очень плохо, что об этом знает Аникушка. Положиться на парня нельзя абсолютно – в любое время может разболтать об этом по всей деревне. Что ж делать-то? Как заставить Аникушку замолчать? И с Иркой поговорить надо – она совсем стыд потеряла! Все их планы пойдут коту под хвост, если она так себя вести будет!
...В палате, как ни странно, их было всего двое. Впрочем, как раз ничего странного в этом не было – лето, болеть некогда, все работают, а больница эта считалась районной и привозили сюда только крестьян. Сейчас для них – самая горячая пора, а потому и в больнице – никого практически. Илья чертыхался – хозяйство и работа без него дома встали, учеба накрылась медным тазом, а все из-за этой лошади, будь она неладна. Он, конечно, брату надавал указаний, но рассчитывать на этого охламона слишком-то не стоит. Тетка Прасковья только уговаривала его:
– Ну ничего, ничего, потерпи, Илюшенька, потерпи! Все хорошо будеть, главное, чтобы ты поправился.
Пока в палате с ним никого не было, она попыталась выспросить у него, что же произошло на фронте между ним и Алексеем, но он только глянул на нее с подозрением, да спросил:
– А чего это ты вдруг заинтересовалась, мамка?
– Переживаю я, Илюшенька! Мало ли, что у энтого дурака Алешки на уме? Можеть, он и в энтот раз хотел тебя со свету сжить, да подпруги-то и порезал чуток, а?! Боюсь я, со свету он тебя сжить хочет, да ишшо и из-за Ольки этой...
– Мама! – Илья повысил голос – езжай-ка ты лучше домой! Нечего тут языком что ни попадя, молоть!
– Да ладно, ладно, сынок, ты не сердись! Лучше расскажи, что на фронте-то случилось у вас? Ведь какими были друзьями!
– Ничего я тебе рассказывать не буду – это только наше дело, мужское, так что уж ты извини – тебя я сюда впутывать не собираюсь.
Тетка Прасковья хотела было открыть рот, чтобы возразить сыну, но в этот момент в дверь палаты робко постучали.
– Кто там? – крикнул Илья – входите!
Дверь открылась, и порог палаты переступила Ольга. Глаза Ильи вспыхнули радостью. Тетка Прасковья же, побагровев от гнева, зло спросила:
– А ты чего тут делаешь? Ты, бесстыжая, зачем сюда явилась?
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
Все текстовые (и не только), материалы, являются собственностью владельца канала «Муза на Парнасе. Интересные истории». Копирование и распространение материалов, а также любое их использование без разрешения автора запрещено. Также запрещено и коммерческое использование данных материалов. Авторские права на все произведения подтверждены платформой проза.ру.