Текст основан на статьях Льва Мироновича Гиндилиса и Юрия Константиновича Колпакова, посвящённых Петрозаводскому феномену 1977 года. Гиндилис, астроном и участник SETI, делится личным опытом изучения явления, связывая его с проблемой НЛО и контекстом научных исследований в СССР. Колпаков дополняет картину анализом наблюдений и их интерпретацией, подчёркивая значимость события для советской науки. Вместе их работы раскрывают переход от скептицизма к признанию необходимости изучения аномалий.
- Прошло более двух десятилетий с тех пор, как я оказался свидетелем и участником изучения загадочного явления, вошедшего в историю как Петрозаводский феномен. Время стёрло из памяти детали, имена пришлось выуживать из старых записных книжек, а систематические дневники я, к сожалению, не вёл. Но расстояние во времени даёт преимущество: мелкие впечатления уходят, оставляя главное. Петрозаводский феномен 1977 года стал поворотным моментом в изучении НЛО в СССР, и его значение невозможно оценить без понимания контекста. Поэтому начнём с исторического экскурса — как человечество и, в частности, советская наука подошли к этой теме к тому времени.
НЛО в истории. От древности до XX века
Необычные объекты в небе — не изобретение современности. Летописи, хроники и старые газеты сохранили свидетельства о явлениях, которые сегодня мы могли бы отнести к категории НЛО. В древности их принимали за знамения, в эпоху Просвещения — за редкие атмосферные аномалии. Среди описаний комет, болидов и новых звёзд встречаются случаи, не поддающиеся простому объяснению: странные формы, неестественные траектории, яркость, противоречащая известным законам физики. Историк Ричард Стоуни в своей работе [1] собрал примеры таких наблюдений, показав, что интерес к ним существовал задолго до эры авиации.
Вторая мировая война дала редкие, но интригующие эпизоды: пилоты сообщали о «светящихся шарах», сопровождавших самолёты. Однако настоящий всплеск начался после войны. В 1946 году Швеция зафиксировала «призрачные ракеты» над Скандинавией — около 2000 случаев за год. Военные создали комитет из 40 специалистов, результаты которого передали США. А в июне 1947 года бизнесмен Кеннет Арнольд наблюдал над штатом Вашингтон девять дискообразных объектов, летевших со скоростью около 2700 км/ч. Его рассказ, попавший в прессу, породил термин «летающие тарелки» и открыл новую эпоху в изучении НЛО.
США От «Проекта Знак» до «Голубой книги»
Реакция американских властей не заставила себя ждать. В декабре 1947 года министр обороны Джеймс Форрестол инициировал «Проект Знак» под эгидой ВВС США. За ним последовали «Проект Грудж» и, наконец, «Голубая книга» (1952–1969), ставшая самым известным. В рамках последнего было собрано свыше 12 тысяч сообщений, из которых 701 остались необъяснёнными. К проекту привлекали учёных, таких как астроном Джон Аллен Хайнек, чей скептицизм сменился убеждённостью в важности темы. Впоследствии он основал Центр по изучению НЛО (CUFOS), ставший крупнейшей независимой организацией в этой области.
В 1953 году ЦРУ созвало «Комиссию Робертсона», куда вошли физики и разведчики. Итог: НЛО не угрожают безопасности, но шумиха вокруг них может дестабилизировать общество. Рекомендации комиссии — успокоить публику и дискредитировать тему — повлияли на «Голубую книгу», сделав её инструментом сглаживания интереса. Однако в 1967 году под давлением общественности ВВС передали задачу гражданским учёным. Комитет Эдварда Кондона в Колорадском университете за два года и полмиллиона долларов выпустил доклад [2], заявивший: НЛО — не пришельцы, не угроза и не объект науки. Проект закрыли, архивы рассекретили, но критика доклада от Хайнека и других учёных показала: выводы расходились с данными.
Франция. Научный подход ЖЭПАН
На фоне американского скептицизма Франция пошла иным путём. С 1951 года ВВС и жандармерия собирали данные о НЛО, а в 1974 году министр обороны Робер Галлей признал: необъяснимые явления требуют изучения. В 1977 году Национальный центр космических исследований создал ЖЭПАН — группу по исследованию неотождествлённых аэрокосмических феноменов. Сорок экспертов — от астрономов до психологов — анализировали сообщения от армии, авиации и граждан. Основатель группы Клод Поэр подчёркивал: «У нас нет фанатиков, только учёные».
В 1978 году ЖЭПАН опубликовал отчёт о 11 тщательно изученных случаях. Девять из них остались неопознанными, а вывод гласил: это реальные физические явления, не сводимые к известным объектам или процессам. До 1985 года группа выпустила около 30 бюллетеней, а затем трансформировалась в СЕПРА, продолжая работу. Французский подход выделялся системностью и открытостью, контрастируя с американской секретностью.
СССР до 1977 года. Молчание и скептицизм
В Советском Союзе тема НЛО долго оставалась под запретом. До середины XX века упоминания о странных небесных явлениях в прессе были редкостью, а официальная наука их игнорировала. После войны интерес к «летающим тарелкам» на Западе не мог не повлиять на СССР, но реакция была сдержанной. Военные фиксировали случаи, однако публично всё сводилось к метеорологическим зондам или болидам. Академик В.А. Крат в комментарии «Известиям» в 1977 году назвал Петрозаводский феномен болидом — версия, далёкая от истины, но позволившая избежать запрета на публикацию.
К 1977 году в СССР не существовало официальных программ изучения НЛО, подобных «Голубой книге» или ЖЭПАН. Интерес проявляли отдельные энтузиасты, но их работа оставалась в тени. Общественное мнение формировалось под влиянием западных публикаций, проникавших через неофициальные каналы, и редких заметок в газетах. Петрозаводский феномен стал катализатором, обнажив этот вакуум.
Петрозаводский феномен. Что произошло?
20 сентября 1977 года жители Петрозаводска и Северо-Запада СССР наблюдали необычное зрелище: яркий объект в небе, излучающий лучи, напоминающие медузу. Он двигался медленно, зависал, оставлял следы. Первичные отчёты зафиксировали его в 4:00 утра, но позже выяснилось, что явление охватило огромную территорию — от Карелии до Ленинграда. Свидетели говорили о «звезде с лучами», «огненном шаре», «светящемся зонтике». Название «Петрозаводский феномен» закрепилось позже, хотя некоторые окрестили его «чудом».
Официальная версия — болид — быстро вызвала сомнения. Болиды не зависают и не излучают лучи в форме зонта. Представитель Пулковской обсерватории на вопрос о несоответствии лишь пожал плечами: «Мы учёные, что ещё сказать?» Альтернативные гипотезы — от секретных испытаний до НЛО — начали распространяться среди очевидцев и в прессе.
Значение для науки в СССР
Петрозаводский феномен стал поворотным событием. Впервые советская общественность столкнулась с явлением, которое невозможно было замолчать. Газеты, включая «Известия», опубликовали заметки, пусть и с «успокоительными» комментариями. Это подтолкнуло учёных и энтузиастов к обсуждению НЛО. В отличие от Запада, где исследования уже имели базу, в СССР всё начиналось с нуля. Феномен выявил потребность в системном подходе, которого не было.
Лично для меня участие в его изучении стало точкой отсчёта. Мы собирали свидетельства, анализировали траектории, пытались понять природу света. Но без государственной поддержки и архивов работа оставалась фрагментарной. Позже я узнал, что в 1978 году Академия наук СССР создала комиссию для анализа подобных явлений, но её результаты остались засекреченными.
С высоты XXI века Петрозаводский феномен остаётся загадкой. Некоторые связывают его с запуском спутника «Космос-955», но временные и визуальные расхождения опровергают эту версию. Другие видят в нём атмосферный феномен, вроде редкого типа плазмы. Третьи настаивают на внеземной природе. Факты 1977 года — сотни свидетелей, географический охват, уникальные характеристики — не укладываются в простые рамки.
Петрозаводский феномен 1977 года стал для меня не просто случайным эпизодом, но точкой пересечения двух миров — строгой науки SETI и загадочной сферы НЛО. Более 20 лет спустя я оглядываюсь назад, пытаясь соединить разрозненные нити воспоминаний. В предыдущей части мы рассмотрели исторический контекст и само событие, а теперь я хочу углубиться в личный опыт, который привёл меня к его изучению, и показать, как этот феномен изменил мой взгляд на проблему внеземного разума.
SETI. Межзвёздные барьеры и радиоволны
В 1970-е годы я активно занимался SETI — поиском внеземных цивилизаций. Среди коллег преобладало мнение: межзвёздные перелёты — это фантазия, не выдерживающая проверки физикой. Ракеты, эффективные для полётов внутри Солнечной системы, теряют смысл на расстояниях в световые годы. Скорость истечения топлива — будь то химическое или ядерное — ничтожна по сравнению со скоростью света. Даже при оптимальном массовом числе (отношении начальной массы к конечной) такие аппараты не разгонятся до околосветовых скоростей. Перелёт к ближайшей звезде занял бы века.
Единственное исключение — фотонный корабль на аннигиляции вещества и антивещества. Гамма-кванты, выбрасываемые со скоростью света, могли бы разогнать его почти до предела Эйнштейна. Релятивистское замедление времени позволило бы экипажу пересечь галактику за одно поколение. Но цена непомерна: производство антивещества требует энергии, превышающей возможности даже гипотетически развитых цивилизаций. А главное — возвращение. Для экипажа время сжимается, но на родной планете проходят тысячелетия. Космонавты вернулись бы в чужой мир, где их знания устарели бы, а связь с потомками стала бы невозможной. Этот моральный барьер казался непреодолимым.
Поэтому в SETI мы делали ставку на радиосигналы. Электромагнитные волны — реальный инструмент, доступный уже нашей цивилизации. Да, при межгалактических расстояниях ответ запаздывает на миллионы лет, но это не диалог, а «космическое вещание» — как чтение текстов Платона без надежды задать ему вопрос. Я разделял этот подход, считая НЛО уделом фантазёров, пока Петрозаводский феномен не заставил меня пересмотреть свои убеждения.
От скептицизма к любопытству
До 1977 года НЛО для меня были чем-то вроде массовой иллюзии. Я слышал о них от Феликса Зигеля и Владимира Ажажи, чьи лекции вызывали шум в прессе, но относился к этому как обыватель — с лёгким интересом, но без веры. Разоблачительные статьи в центральных газетах [15, 16] только укрепляли скептицизм. Однако их тон — резкий, предвзятый, с явным привкусом заказа — насторожил. Если НЛО — выдумка, зачем так яростно её опровергать? Истина, думал я, не нуждается в крикливой защите.
Это подтолкнуло меня к самостоятельному поиску. Я начал читать материалы по НЛО — не бульварные заметки, а серьёзные отчёты. Оказалось, что тысячи случаев не сводятся к болидам или зондам. Среди свидетелей — пилоты, учёные, инженеры, чьи описания подкреплялись радарами и фото. Некоторые снимки прошли экспертизу, исключив подделку, но объекты на них оставались загадкой. Всё это противоречило официальной линии: НЛО — плод невежества. Мой скептицизм пошатнулся, и я решил донести эти факты до коллег.
Первые шаги. Доклад и РАТАН-600
22 февраля 1977 года я выступил на Пленуме ЦС ВАГО с докладом о НЛО. Основываясь на данных Зигеля, я пытался показать: проблема реальна и требует изучения. Реакция была холодной — коллеги либо отмахивались, либо ссылались на отсутствие доказательств. Параллельно я работал над проектом РАТАН-600, крупнейшего советского радиотелескопа. Это открывало доступ к аппарату Академии наук, но не к её верхушке. Я использовал случайные встречи с сотрудниками среднего звена, чтобы заронить интерес к НЛО, хотя прямых разговоров с руководством не было.
Мои усилия казались бесплодными, пока 20 сентября не грянул Петрозаводский феномен. Событие всколыхнуло научное сообщество, и меня, как человека, уже погружённого в тему, привлекли к анализу. Это был шанс применить знания SETI к чему-то осязаемому.
Начало расследования
Вечером 22 сентября мне позвонил Зигель, рассказав о явлении над Петрозаводском. Чуть позже — А.Н. Макаров из Отделения общей физики и астрономии (ООФА) АН СССР, предложив ознакомиться с первыми отчётами. 23 сентября я был в ООФА. Макаров показал телетайпные сообщения от Ю.А. Громова, директора Петрозаводской гидрометеообсерватории. Их официальный статус выделял случай на фоне слухов. В тот же день газеты напечатали заметки о «необычном явлении».
В следующие дни поток данных рос. Макаров звонил в Петрозаводск, уточнял детали у корреспондента ТАСС Н.П. Милова и Громова, связывался с Пулковской обсерваторией. Его энтузиазм был очевиден, но без молчаливого согласия начальства он бы не решился. Скептики в ООФА цеплялись за версию об ионосферных экспериментах, хотя их авторы отрицали связь с феноменом. Атмосфера оставалась открытой, и я решил копнуть глубже, запросив данные о старых случаях, включая наблюдение НЛО пилотами НИИ ГВФ в 1967 году.
27 сентября я передал материалы Орлову из Секции прикладных проблем АН СССР, включая отчёты Зигеля и сведения о ЖЭПАН. На следующий день встретился с В.В. Мигулиным, замом академика-секретаря ООФА. Он был осторожен, но поддержал запрос в ГВФ — шаг необычный для того времени. Позже Мигулин возглавил программу «Сетка» по изучению аномалий, хоть и без особой радости.
29 сентября Макаров сообщил: «наверх» затребовали справку. От кого — неясно, но я подозревал Секцию прикладных проблем. К 30 сентября стало известно, что феномен видели не только в Петрозаводске, но и в Ленинграде, Карелии и Финляндии. Я подготовил семистраничный документ, обобщив данные и предложив три гипотезы: один объект с последовательным пролётом, один на большой высоте или несколько объектов одновременно. Первая отпала, а третья показалась вероятной.
Спутник или нечто иное?
Запуск «Космос-955» с Плесецка в 4:00 утра 20 сентября стал удобным объяснением. Но детали не сходились: объект двигался не по орбите спутника, а с северо-востока на юго-запад, как позже подтвердили метеорологи из Сортавалы. Свидетели, включая геофизиков ИЗМИРАН, отмечали западную компоненту скорости. В справке я указал: это не запуск, а, возможно, сгорание ракеты-носителя, но и эта версия не объясняла лучей и зависания. Плесецк, будучи секретным, в документе не упоминался.
Я предложил создать Межведомственный центр или хотя бы рабочую группу. Судьба справки мне неизвестна, но неофициально группа в ООФА уже действовала — я, Макаров и И.Г. Петровская собирали данные.
Петрозаводский феномен заставил меня задуматься: а что, если межзвёздные перелёты возможны иначе? В SETI мы отвергали их из-за физических барьеров, но явление 1977 года не вписывалось в рамки известного. Оно не доказывало внеземной разум, но ставило под сомнение уверенность, что НЛО — лишь фантазия. Я начал подозревать: мы упускаем нечто важное, ограничивая себя радиоволнами.
Спустя годы я вижу: феномен стал мостом между SETI и НЛО. Он показал, что наука должна быть готова к неожиданному, даже если оно противоречит догмам. Моя вера в радиосигналы осталась, но Петрозаводск научил меня шире смотреть на космос.