На картине, написанной художником, она была счастлива и молода. Круглое лицо, ясные глаза, чуть вздернутый нос. Не красавица, но притягательная. Илья Ефимович долго вглядывался в портрет, а потом отвернулся – слишком больно было смотреть на Наталью такой, какой она была пятнадцать лет назад. Сегодня весенним утром 1914 года он обнаружил, что его гражданская жена исчезла из дома. Не оставила ни записки, ни объяснений.
— Наталья! — позвал он, обходя комнаты большого дома в Куоккале, хотя знал, что ответа не услышит.
На глаза попалось объявление, которое она когда-то повесила в прихожей: «Ударяйте в гонг, входите, раздевайтесь в передней». Написано от руки, размашистым почерком. Объявление было одним из многих, которыми она украсила их общий дом. Наталья считала, что гости должны знать правила поведения.
Художник устало опустился в кресло и закрыл глаза. В голове возникла давняя сцена – Вера Алексеевна, первая жена, стоит посреди их петербургской квартиры, гневно сжимая кулаки.
— Останешься один! — выкрикивала она тогда. — Перед смертью тебе никто воды не подаст! Самоед!
Проклятие сбылось, только не так, как думала обиженная женщина. Наталья ушла сама, не желая, чтобы муж видел, как она угасает. О ее болезни давно говорили шепотом. Поначалу даже доктора не могли поставить правильный диагноз, но потом приговор прозвучал жестоко и определенно – горловая чахотка. Неизлечимо.
*****
Все началось почти двадцать лет назад, в Академии художеств. В тот день знаменитый мастер писал портрет княгини Тенишевой, дамы, известной своей благотворительностью и покровительством искусствам. Княгиня пришла не одна, а со спутницей, высокой девушкой с решительными манерами.
— Знакомьтесь, Илья Ефимович, — сказала княгиня. — Наталья Борисовна Нордман, моя добрая приятельница.
Репин попросил девушку почитать стихи, пока он работает. Наталья присела на стул, но развернулась спиной к художнику.
— Звезды ясные, — начала она нарочито низким голосом, — звезды прекрасные нашептали цветам сказки чудные...
Это был Фофанов, модный в то время поэт. Только в исполнении Натальи стихи звучали как насмешка. Репин вспылил, ведь барышня явно издевалась над ним.
— Благодарю вас, можете не продолжать, — сказал он холодно.
Кто бы мог тогда подумать, что эта «шведская гордячка» станет его последней любовью.
*****
Дочь шведского адмирала и русский живописец, выходец из крестьян. Они казались такими разными. Наталья воспитывалась в строгих правилах, получила блестящее образование. Потом взбунтовалась и уехала в Америку, где целый год проработала на ферме. Сделала это не от нужды, а из любопытства. Она хотела узнать на своей шкуре, что такое настоящий труд.
Когда Наталья вернулась в Россию, ей было почти тридцать. За спиной разочарование в любви, впереди – неясное будущее. Она пробовала писать, выступала с публичными лекциями, опубликовала несколько статей. Говорили, что из нее вышла бы талантливая писательница, но Наталья не хотела гнаться за славой. Ее интересовало служение идее.
Репин к тому времени сделал головокружительную карьеру. Из мальчишки, рисовавшего иконы для сельской церкви, он превратился в академика живописи, любимца знати. О его картинах говорили, их обсуждали, ими восхищались. Вереница поклонниц не иссякала. Брак с Верой Алексеевной превратился в бесконечную цепь ссор и примирений.
Они встретились снова в доме у общих знакомых. Она его не узнала, а он не сразу вспомнил, откуда знает эту странную, но обаятельную женщину. Потом были прогулки, разговоры, поездка на юг. Так начался роман, который продлился полтора десятка лет.
*****
Финляндия в те годы входила в состав России. Шикарные дачи строились вдоль побережья Финского залива. Репин купил землю в местечке Куоккала. Участок ему понравился сразу – сосны, холмистая местность, близость к Петербургу. За эту землю художник заплатил десять тысяч рублей.
Оформил покупку на имя Натальи, а дом назвали «Пенатами» в честь древнеримских богов домашнего очага. Здесь художник намеревался провести свои последние годы.
Быстро вырос просторный, удобный дом. Веранда превратилась в мастерскую. Вокруг разбили парк с прудами, беседками, смотровыми площадками. Наталья украсила дом вышитыми покрывалами, картинами, скульптурами. Это было их общее детище, каждый вложил туда частичку души.
Дом отражал необычный характер Натальи, ее стремление делать все не так, как принято. В столовой стоял знаменитый круглый стол, вращающийся вокруг оси. Гости сами крутили его и накладывали себе блюда. Репин сначала сердился, мол, зачем усложнять? Но потом втянулся в игру.
Повсюду в доме висели забавные надписи: «Не ждите прислуги, ее нет», «Идите прямо!», «Не курить!». Наталья установила правило: гости сами должны ухаживать за собой. Чтобы не нарушать правил, она поставила на стол копилку-штраф – за каждое нарушение нужно было опустить монетку.
*****
Наталья увлекалась разнообразными идеями, но особенно страстно – вегетарианством. Сначала она отказалась от мяса, потом от рыбы, яиц и молока. В «Пенатах» подавали только растительную пищу, а иногда – «эксперименты».
— Лошади едят сено и прекрасно себя чувствуют, — говорила Наталья за обедом. — А отвар из сена, это кладезь витаминов.
Гости вежливо прихлебывали странный напиток. Многие считали эти причуды смешными. За глаза подшучивали над Репиным, мол, великий художник попал под каблук взбалмошной дамы. Он прекрасно знал об этих разговорах, но не обращал внимания.
Наталья боролась за права женщин и угнетенных. К прислуге обращалась только на «вы». Организовала потребительский кооператив и театральный кружок для крестьян. Могла часами рассказывать о том, как следует улучшить общество.
— Что у вас за безумная жена! — восклицал один из приятелей Репина. — Она же испортит вам репутацию!
— А мне нравится, что она не такая, как все, — ответил художник. — С ней никогда не бывает скучно!
*****
Репина жалели: «Как можно жить с такой нелепой женщиной». Никто из отпрысков не принял вторую жену отца, а ведь именно Наталья подарила Илье тепло и домашний уют.
Дети Репина, привыкшие к материнской опеке, встретили Наталью в штыки. Старшая дочь Вера, некрасивая и одинокая, видела в мачехе конкурентку. Средняя, Надежда, страдала нервным расстройством после перенесенного тифа. Она жила в своем мире и реагировала на Наталью с испугом.
Татьяна, упрямая и несговорчивая, смотрела на нее с нескрываемым презрением. А Юрий, избалованный любимец, просто требовал у отца денег и даже не здоровался с его гражданской женой.
— Опомнись, отец! — кричала Татьяна. — Ты связался с сумасшедшей! Все над вами потешаются!
— Вы все мои дети, — устало говорил Репин. — Но я взрослый человек и имею право на счастье.
Конфликт усугубился, когда художник поссорился с сыном. Юрий женился на кухарке, наглой девице. Ничего против простого происхождения Репин не имел, он и сам был крестьянским сыном. Но неприятно поразила расчетливость невестки. После свадьбы сын приезжал к отцу только за деньгами.
Раздор в семье подтачивал силы художника. Он стал более замкнутым, часто уединялся в мастерской. Но дом был открыт для гостей — по средам в «Пенатах» собирались известные писатели, поэты, художники. Наталья следила за тем, чтобы муж мог спокойно работать в остальные дни.
*****
Первые признаки болезни появились два года назад. Наталья кашляла, все чаще жаловалась на слабость. Репин забеспокоился, но жена отмахивалась, мол, обычная простуда, скоро пройдет. Потом в мокроте появилась кровь.
Врачи поставили диагноз – туберкулез гортани. Репин возил жену в Швейцарию, в Италию, в лучшие санатории. Состояние то улучшалось, то ухудшалось, а потом стало очевидно, что Наталья не поправится.
В доме запахло лекарствами. Вместо оживленных бесед за столом – тягостное молчание. Гости заглядывали редко, а если приезжали, то разговаривали шепотом.
Репин следил за состоянием жены и с горечью замечал, как она угасает. Цветущая, статная женщина превратилась в истощенную тень.
В один из весенних дней 1914 года Наталья исчезла из дома. Художник метался по комнатам, вызвал прислугу, устроил форменный скандал.
— Как вы могли не заметить, куда она ушла?! — кричал он на перепуганных служанок.
Через неделю пришла весточка – Наталья нашлась в больнице для бедных в Швейцарии. Она не хотела быть обузой, не желала, чтобы муж видел ее угасание. Уходя, не сказала ни слова, словно отрезала по живому. Их любовь заканчивалась драмой.
*****
— Поезжайте в Швейцарию, привезите ее домой, — просил друзей художник. — Пусть она вернется, я буду ухаживать за ней до последнего дня.
Но Наталья отказалась. Она не приняла помощи от мужа, вернула нераспечатанными его письма. Ее подруга, знаменитая актриса, пыталась навестить больную, но та отказалась принимать гостей.
Литератор Корней Чуковский, хорошо знавший Наталью, придумал хитрость. Он отправил ей деньги под предлогом оплаты за редактуру книги Репина. Но она разгадала уловку.
— Не могу себе представить, — написала Наталья в ответ, — что это за книга и какое отношение я имею к ее редактуре. Вы представляете, насколько я далека сейчас от издательских вопросов.
В том письме она упомянула стихотворение, написанное в бреду при высокой температуре. «Страшная вещь, от которой по спине пробегает холод», — отозвалась она о своем последнем творении.
Через месяц пришло известие о ее угасании. Репин поехал в Швейцарию на могилу, заказал дорогое надгробие. Вернувшись домой, он увидел, как его старшая дочь Вера уже хозяйничает в «Пенатах».
*****
— Эту глупую табличку надо снять, — распоряжалась Вера, указывая на одно из объявлений Натальи.
— Оставь, — тихо попросил Репин. — Пусть будет.
Но дочь не собиралась слушать. Она решительно сдирала со стен все, что напоминало о гражданской жене отца. Из дома исчезали милые сердцу Ильи Ефимовича мелочи.
В «Пенатах» началась другая жизнь. О вегетарианстве забыли. Прислуге больше не платили десять копеек с каждого гостя. Круглый стол остался, но теперь еду подавали горничные. Дочь расставила все по своим местам как в приличных домах.
Репин не спорил. После ухода Натальи он стал замкнутым, больше времени проводил в мастерской. Казалось, горе не отпускает его. Но в разговоре с другом, когда рядом не было детей, он признался:
— Осиротелый, я все больше горюю о Наталье и жалею о ее раннем уходе. Что за гениальная была голова и интересный сожитель!
Эти слова показывали, как много для него значила последняя муза.
*****
Однажды поздней осенью Репин рисовал портрет художницы Веры Веревкиной. Она позировала на фоне окна, за которым виднелся сад с золотистыми листьями. В форточку задувал ветер с моря.
Вдруг в комнату влетела маленькая серая птичка. Она забилась о стекло, а потом уселась на бюст Натальи Нордман, стоявший у окна.
— Может, это ее душа сегодня прилетела... — прошептал Репин.
Птичка посидела немного и упорхнула в сад. Художник долго смотрел ей вслед, не говоря ни слова. Вере стало не по себе от этого взгляда – в нем она увидела глубокую, неизбывную тоску.
Так и закончилась история последней любви великого художника. Людская молва донесла до нас только чудачества Натальи Нордман. А ведь она была гораздо больше, чем экстравагантная барышня, заставлявшая Репина пить отвары из сена. Она была его опорой, музой и единственной, кто понял, что уходить нужно вовремя, не причиняя любимому боли.