Помещение вдруг накрыло серебристое облако, Лёва щёлкнул пальцами, и, когда оно исчезло, все замерли, потому что, и все увидели цепочку здоровяков, лезущих по серо-рыжей гранитной скале к стене какого-то замка.
Сумрачно. Накрапывал дождь и периодически на скалу, как голодный пес набрасывался ветер. Все переглянулись. Было непонятно, как эти бойцы вообще могли лезть, потому что на них были кольчуги, мечи и прочее вооружение, а они все-таки лезли, используя веревки, кинжалы и руки.
Первые трое смогли подняться на узенький карниз, закрепили верёвки и держали их, несмотря на сильные порывы ветра, завывающего и свистящего.
Дальше все видели глазами Хаука. Он пыхтел и выискивал малейшие расщелины, чтобы воткнуть кинжал и закрепиться, помогала только верёвка, которую спустили сверху. Каждая клеточка тела дрожала от напряжения. Потом молния, и все на мгновение заморгали, ослепнув от вспышки.
Потом все увидели, как вдруг одна из верёвок лопнула, и было видно, как срывая ногти из последних сил Хаук, потеряв рогатый шлем, тянет за руку парня помоложе, который из-за этой порванной веревки падал. Он держал его, а пот заливал глаза, и сил хватало только на то, чтобы дышать и не отпускать.
Хаук не видел, как по соседней веревке некто, лица которого никто не видел, влез на соседний уступ, но вместо того, чтобы помочь, изо все сил ударил по голове Хаука. Все замерли, наблюдая, как Хаук падает, и даже в падении пытается не отпустить рука парня, но тот, вздрогнув всем телом, обвисает, потому что в его спину впилась черная стрела. Хаук, уже падая, обернулся орлом, какое-то время парил в воздухе, но что-то тёмное ударило в тело орла, и тот был унесён ветром и выброшен на огромную пихту.
Потом всё полыхнуло прошедшими веками.
Все увидели, как пожарники вытаскивают с пятого этажа женщину и ребёнка, лестница машины вдруг странно провисла, и женщина стала падать. Пожарный уцепился в горящий подоконник, но сверху обрушилось что-то, и он упал, так и не выпустив ребёнка из рук. Все видели, как плачущую женщину снимают с лестницы, и она кидается к пожарнику с ребёнком, бормоча:
– Спасибо, спасибо!
Муть и всё очень размыто, видимо, все опять видят глазами Хаука, вокруг мелькают ноги пожарников, кто-то подсовывает кислородную маску, но никто не видит, как кто-то другой бьёт ногой его по голове. Однако именно это заставило Хаука очнуться и сесть.
Опять полыхнуло прошедшими годами.
И снова пожар, и Хаук тащит на себе из горящего леса парня в костюме пожарного. Из-за дыма почти ничего не видно, но Хаук не сдаётся идёт вперёд, а парень, которого он тащил, неожиданно прошептал запекшими губами.
– Когда ж ты сдохнешь?
– Что?! – Хаук это прохрипел и закашлялся. – Не понимаю!
Горящая сосна упала на них обоих и придавливает всей массой. Белая муть и радужные кольца вокруг головы Хаука.
Все исчезло и сидящие в комнате уставились на Хаука, тот хмуро пророкотал:
– Так, я только в последний раз загнулся? Интересно! А как это я всё время выживал? Не знал, что в последний раз так-то…
– Помнишь, что-то черное ударило в орла? Это было заклятье. Он тогда в первый раз на тебя морок беспамятства повесил, и поэтому ты всё забывал, но опять вспоминал, потому что и тот выживал. Последний раз ему не повезло. Наконец-то его зашибло! Деревья помнят, кто их сгубил. Это же он лес поджёг, а ты до последнего с огнём боролся. Вот тебе и разрешили, за их счёт возродиться, они отдали свои жизни, а ему неоткуда было ни сил, ни годов жизни взять. Даже ненависть не помогла. А теперь про иной морок. Знаешь, ведь минус на минус дает плюс. Зря этот, кто в квартире Ираклия морок повесил, использовал письмо на первой странице Библии. Теперь ты свободен, стажёр! – Наомхан улыбнулся ему. – Пока стажер, но работай и станешь полноценным оперативником.
– Спасибо, что показали, я как второй раз родился. У меня ведь всё время в душе свербило и свербило, что я что-то не смог сделать, кого-то спасти. За что же Ларс меня ненавидел? Не понимаю! Никогда я поперёк его жизни не становился, просто жил, как хотел, никому не мешал. Это ведь Ларс?! Я не ошибся! Ишь как долго прожил вместе со своей ненавистью! Почему?
– Зависть! – спокойно проговорил Лева. – Ему предсказали, что его род будет управлять миром, если у твоего рода потомков не будет, а ты согрешишь. Искушение невероятное! Вот он и не удержался. Это поэтому всех твоих в роду вырезали, а ты всё никак не мог согрешить, и более того всё время ему помогал.
– Жаль его! Я ведь его другом считал, – Хаук тяжело вздохнул и расправил плечи. – Значит я что-то могу, а секильду не защитил. Теперь надо думать и думать…
– Далеко ты был, вот и не защитил, – Наомхан горько усмехнулся. – Вы не заметили? Что ты, что Митяй стараетесь даже рядом с ней не находиться. Вы от неё шарахаетесь, вот и дошарахались
Хаук покраснел.
– Эта секильда, никого не подпускает к себе. Сразу кусаться лезет. Я-то всё понял, что она никак не выберет кого-то, и просто принял это, а вот Митяя-то давно женщины пометили так здорово, что он и девчонку обгавкал.
Кирилл покачал головой, а Лёва успокаивающе проговорил:
– Колись, Дмитрий!
Здоровяк побледнел и ляпнул:
– Она нос задрала!
– Ага, чтобы не заплакать, – прокомментировал Кирилл.
Митяй испуганно просипел:
– Правда? Ух ты…
– Смотри, Митяй! – Лева покачал головой. – Пока не отпустишь прошлое, так и будешь во всех женщинах тень искать. Ну-с, рассказывай!
Митяй горько вздохнул.
– Не было ничего непристойного! Не было. Вы что?! Я и забыл про это… – все переглянулись, так как неожиданно тоненько заиграла свирель, а Митяй, огромный Митяй, закрыв глаза, качался и шептал. – Влюбился я в десятом классе в красивую девочку. У меня была такая любовь! Эх! До сих пор сердце замирает. Не! Не от неё, а от того чувства. Я тогда летал от счастья… Все было таким ярким! Потом узнал, что она выбирала из двух, как выбирают породистых собак… Кхм… Между моим другом и мной. Мы тогда с ним разругались вдрызг. Её звали Василина! Даже имя необыкновенное для тех времен! Она такая тоненькая, волосики светленькие развиваются, смотрит на нас, как мы мутузим друг друга и чуть улыбается. Я, как на грех, случайно повернулся и увидел её улыбку… Тогда сразу и прочухался, а моя любовь пискнула и сдохла. Сразу! Антон долго ещё на меня наскакивал. Он, как оглох и ослеп, и не услышал главного. Когда она нас каждого утешала, то шепнула, что кто большего достигнет, того она и выберет. Тошка тогда прямо сказал, что тогда она будет его, ну а я… Я назвал его дураком и бросил школу. Не мог учиться рядом с ней. Презирал и её, и себя. Потом поступил в техникум, чтобы быть подальше от неё. Ужас, как всё болело внутри, так хотелось сказать ей в лицо, кто она, но я справился. Ругал себя от того, как поверил… С родителями разругался, они другую мне судьбу прочили. Ушёл в армию. Мать перед моим отчимом хотела показать, как она справилась и правильно воспитала меня, и очень разозлилась на меня.
Боб, который слушал и очень переживал, тихо спросил:
– Так и не помирился? С родителями и другом?
– Родители до сих пор мимо меня проходят, как мимо столба, теперь вкладываются в младшего брата, чтобы он реализовал их мечты. Сначала больно было, но я переболел этим уже. Бог им судья! Потом познакомился с байкерами. Ну, а потом, узнал, что Антон и Василина женились. Матушка позвонила мне, ждала моей реакции. Я тогда даже удивился, как мне всё это было по барабану. Правда Антона жалко было! Матушка назвала меня скотиной безынициативной и прекратила разговор. М-да… Она знать меня не хочет.
Мы как-то, спустя долгое время, встретились с Антоном. Почти весь вечер просидели в кафе. Он такого рассказал, я даже и не знал – плакать или смеяться. Василина довела его до точки. Обобрала до нитки во время развода, он чуть не спился, с трудом оклемался. Всё говорил, что завидует мне, что я сразу от бабского яда избавился. Я позже узнал, что он потом опять женился на другой, абсолютно не похожей на Василину. Больше не виделся с ним, а вот её встретил, как-то…
Эх! Да так смешно… Она ночью из-за поломки машины с очередным мужем на шоссе застряла. Мужик был в ярости, оказалось, что она его машину любовнику отдала, пока муж был за границей, ну а тот что-то недоглядел. К тому же он свои фантазии с Василиной в машине осуществлял, и всё записывал, вот муж, когда они застряли, решил посмотреть видики, что у него были в бардачке, ну и увидел всё… Мы когда проезжали видели, как муж орал на Василину, по телефону куда-то звонил. Мы её мужа потом подвезли, до города, туда, где его ждали, а её там оставили. Я сразу парням сказал, что она та ещё штучка, никто не захотел ей помочь. Она такое нам кричала вслед, что я и от алкашей не слышал.
– Она хоть жива? – поинтересовался Хаук.
– Это не тонет! Она опять замужем, но на меня телегу накатала в полицию. Увы! Не повезло ей! Её бывший муж меня отмыл. Рассказал в полиции, что реально было, там так ржали. Хорошо хоть ей Бог детей не даёт. Вот бы был кошмар! Что обидно, мужиков она ломает страшно. Такая страшная и ядовитая красота! Вот и эта секильда. Не знает на что способна.
– Она не красавица! Да, не красавица! – угрюмо бросил Кирилл. – Но очень хочется её защищать, и это, как огонёк в руках. Жжёт, а отпускать не хочется. Так что Хаук ты зря изображаешь невинность. Я-то представляю, как ты ей, наверное, морочил голову. Небось лежал, как камень, а она, как ящерка, грелась на тебе. Она так ужасно обожглась со своей первой любовью, что ей долго лечиться. Вот ты…
Хаук зло оскалился.
– Я её пальцем не тронул, да и мыслей не было об этом. Я как-то воительницу видел. Нет, не влюбился, но захотел такую вершину покорить. Кирюша, а вот тебя она чем-то задела!
– Задела, говоришь? Наверное… Она, чтобы поверить в себя, должна на скалу налететь, да поверить, что это её защита. – Кирилл напрягся, потому что почему-то вспомнил, как поил её с ложечки кефиром, и как, наверное, её сейчас мучает жажда.
Внутри что-то тренькнуло, как котёнок мяукнул. Жалко ведь, не просто так её похитили. Изувечат твари! Лишь бы выжила, хоть как-нибудь… Поймал странный взгляд Лёвы и пожал плечами. Как такое объяснить, когда что-то тренькает?
Митяй и Хаук встали и поклонились Наомхану и Лёве, те молча смотрели на них. Митяй, запинаясь, просипел:
– Фух! Как гора с плеч.
– Ну что же, надо вам Снежану до автобуса довезти и разбудить частично, – Кирилл усмехнулся. – Ни мне, ни Мише нельзя светиться после того, как мы ей контроль сняли. А вот для вас это самая работа. Пусть вспомнит того, кто просил, её порошок рассыпать, и спит до Отрадного. Её вещи уже в багажнике машины. Теперь вас ничего не тормозит, попробуйте его разглядеть!
Митяй и Хаук вернулись через час с вытянутыми лицами. Лёва покачал головой и вспылил:
– Мне что, разорваться и всё самому делать? У меня в салоне уже скоро восстание начнётся!
– Лёва! – просипел Хаук. – Ты даже себе представить не можешь! Она такая дрянь, но и её провели. Этот её надурил тем, что всегда был в маске, для романтики, так сказать.
– Я надеюсь, вы её не прибили? – Лева покачал головой.
– Нет, едет в Отрадное! Мы ей даже ложную память состряпали, – Хаук хитро улыбнулся, – ну, а её кое-какие мечты оставили. Пусть дрянь тоскует об упущенном.
– Жесть! – Миша вскочил. – Не хочу я быть…
– А тебя там и нет! – отмахнулся Хаук. – Прикинь, мы вставили везде в её фантазии лицо убитого братца нашей горничной. Он так-то внешне ничего, хоть и негодяй.
Наомхан захохотал.
– Молодец, стажер! Знаешь, как тень на плетень наводить! Хорошая работа!
Хаук печально вздохнул.
– А мне не по себе, как это было ловко всё проделано. Если им нужна была Денька, то знает ли похитители, кто она?
Митяй сердито фыркнул.
– Зачем бы он похищал, если бы не знал, кто она?
– Эх, парни! Она и сама не знает, кто она, – Кирилл фыркнул. – Вот что, давайте посмотрим, что происходило в аэропорту? Может увидим, что не заметили. Что-то меня колбасит. До нового года три недели осталось, а мы ни тпру, ни ну…
Продолжение следует…
Предыдущая часть:
Подбока всех глав: