Когда папа умер, мы с сёстрами впервые за много лет собрались вместе в родительской квартире. Я — старшая, Марина — средняя, и Людмила — младшая. Раньше мы были не разлей вода, а теперь даже не созванивались месяцами. Но смерть отца заставила нас встретиться.
Старая "двушка" в центре города хранила столько воспоминаний... Здесь мама учила нас печь пироги, здесь мы делали уроки за круглым столом, здесь готовились к выпускным. А теперь эти стены стали яблоком раздора.
"Девочки, давайте всё сделаем по-человечески", — сказала я, разливая чай в мамины чашки с золотой каёмкой. Папа так и не смог их выбросить после маминой смерти пять лет назад. "Квартиру можно продать и разделить деньги поровну".
Марина поджала губы: "Лен, ты же знаешь, что я последние три года ухаживала за папой. Водила по врачам, готовила, убирала. А вы только изредка звонили".
"Но это не значит, что квартира должна достаться тебе", — вспыхнула Людмила. "У меня, между прочим, двое детей растут в однушке. А здесь целых 56 квадратов!"
Я смотрела на сестёр и не узнавала их. Куда делись те девчонки, которые делились друг с другом последней конфетой? Которые прикрывали друг друга перед родителями? Которые клялись всегда быть вместе?
"Папа говорил мне, что хочет оставить квартиру мне", — вдруг заявила Марина. "Он обещал написать завещание".
"Что?!" — Людмила вскочила со стула. "Он и мне говорил то же самое! Когда я приезжала на прошлый Новый год, он сказал, что квартира поможет детям получить образование".
Я молчала. Мне папа тоже говорил про завещание. Год назад, когда я помогала ему оформлять пенсию, он обмолвился, что хочет оставить квартиру мне — как старшей дочери, чтобы я следила за справедливым использованием этого наследства.
Завещания мы не нашли. Ни в тот день, ни через неделю, когда перебрали все папины документы. Зато нашли расписки. Оказалось, Марина брала у отца деньги — на операцию мужу. Людмила тоже брала — на первый взнос по ипотеке. А я... я просила помочь с долгами после развода.
Мы все были должны отцу. И теперь эти долги, о которых мы не говорили друг другу, всплыли на поверхность как круги на воде.
"Значит так, — сказала Людмила, листая папину сберкнижку. — Мариночка у нас должна полтора миллиона, я — восемьсот тысяч, Лена — миллион. Давайте вычтем эти суммы из нашей доли при продаже?"
"Ты в своём уме?" — побледнела Марина. "Папа дал мне эти деньги! Это был подарок!"
"Да? А почему тогда расписка есть?" — ядовито улыбнулась младшая сестра. "Думаешь, я не видела, как ты выносила деньги из папиной квартиры каждый месяц?"
"Людка, следи за языком", — я попыталась остановить начинающийся скандал. "Мы все брали у папы деньги..."
"Вот именно! — перебила Марина. — А ты, Людка, после того как взяла деньги на ипотеку, вообще носа не казала. Только открытки на праздники присылала!"
"Зато ты, Марина, отлично устроилась! — закричала Людмила. — Присматривала за папой, а заодно и его пенсию тратила. Думаешь, я не знаю, что ты его банковской картой пользовалась?"
Они кричали всё громче, припоминая старые обиды, вытаскивая на свет семейные тайны, о которых лучше было молчать. А я сидела, смотрела на фотографию на стене, где мы, три сестры, обнимаем друг друга на папином юбилее, и понимала: это конец. Конец нашей семьи.
Вечером я нашла в папином столе ещё один конверт. Там лежало незаверенное завещание и записка: "Дорогие мои девочки, я так и не решился определить, кому оставить квартиру. Потому что верил — вы сами разберётесь по справедливости. Вы же сёстры. Вы же родные..."
На следующий день Людмила приехала с мужем и детьми. "Мы поживём здесь, пока не решится вопрос с наследством", — заявила она, выгружая чемоданы. Я попыталась возразить, но Людка уже заселялась в папину спальню.
"Ты что творишь?" — Марина примчалась через час. "А ну собирай манатки!"
"Имею право!" — огрызнулась Людмила. "Я, между прочим, наследница. И мои дети имеют право жить в квартире деда".
Дети — четырнадцатилетняя Алиса и десятилетний Саша — испуганно жались к стене, глядя, как ругаются тётки. Я смотрела на их лица и вспоминала, как сама боялась родительских ссор в детстве.
Вечером позвонила моя дочь Катя: "Мам, ты видела, тётя Люда написала в семейный чат, что тётя Марина обворовывала дедушку! А тётя Марина ответила, что дядя Коля — альфонс, и они с тётей Людой живут на дедушкины деньги".
Я схватилась за голову. Теперь и следующее поколение втянуто в эту грязь.
А через неделю начался настоящий ад. Марина принесла справку из поликлиники, что последние три года папа страдал деменцией. "Значит, все его обещания и долговые расписки недействительны!" — торжествующе заявила она.
Людмила в ответ наняла адвоката. Тот начал собирать показания соседей, что Марина якобы морально давила на отца и присваивала его пенсию. А я... я просто плакала по ночам, глядя на старые семейные альбомы.
"Лен, ты должна быть на моей стороне", — убеждала Марина. "Ты же видела, как я ухаживала за папой".
"Нет, Лена будет со мной", — напирала Людмила. "У меня дети, им нужно жильё!"
А потом пришла соседка баба Нина. Та самая, что жила под нами сорок лет. "Девочки, — сказала она, — а ведь ваш папа перед смертью ко мне заходил. Плакал. Говорил, что все его деньги уходят на ваши ссуды и кредиты, а вы даже спасибо не говорите. Только требуете ещё и ещё".
Мы замолчали. Каждая вспомнила, как просила у отца деньги. Как обещала вернуть. Как клялась, что это в последний раз.
"А ещё он сказал, — продолжала баба Нина, — что квартиру завещать не будет. Потому что не хочет, чтобы вы перессорились. Говорил: пусть продадут и поделят, если смогут договориться".
В тот вечер я открыла папин компьютер. В папке "Мои документы" нашла файл, созданный за месяц до смерти. Это была таблица: сколько он дал каждой из нас за последние годы. Получалось, что Марина взяла больше всех — почти два миллиона. Людмила — чуть больше миллиона. Я — около девятисот тысяч.
А внизу приписка: "Всё отдал. Теперь можно и умирать. Только бы девочки не ругались..."
Я сделала три копии этого файла и разослала сёстрам. Через час позвонила Марина. Плакала. Следом — Людмила. Тоже всхлипывала в трубку.
На следующий день мы снова собрались в папиной квартире. Людмила купила торт — папин любимый "Наполеон". Марина достала те самые чашки с золотой каёмкой.
"Знаете, — сказала я, разливая чай, — а ведь папа нас всех обманул".
"В каком смысле?" — насторожились сёстры.
"Он сделал вид, что не оставил завещание. А сам всё распределил ещё при жизни. Каждой досталось своё — просто мы этого не замечали. И теперь..."
"И теперь мы всё профукали, — грустно усмехнулась Марина. — Не только деньги. Но и доверие".
Мы решили продать квартиру. Быстро, пока снова не начали ругаться. Людмила съехала через день. Марина помогла найти риелтора. А я... я забрала себе только фотоальбом и мамины чашки.
Прошло полгода. Квартира продана, деньги поделены. Мы больше не общаемся — только поздравляем друг друга с праздниками в мессенджере. Говорят, время лечит. Но я больше не верю в эту присказку. Потому что иногда раны бывают слишком глубокими.
А папина последняя записка так и лежит у меня в шкатулке: "Вы же сёстры. Вы же родные..." Только вот родными быть мало. Надо ещё уметь прощать...
Вам будет интересно: