— У тебя сколько там вещей? Мы ж на пару недель договаривались! — Лидия Петровна чуть не выронила сумку, когда увидела, как сноха затаскивает в её прихожую третий чемодан.
— А вы думали, мы с пакетом в руках приедем? — Алена даже не обернулась, бросила ключи на полку и прошла в зал. — Коляска где поставить?
Сын молчал. Он просто стоял в коридоре, как школьник на ковре у директора. Плечи ссутулились, глаза бегают, слова не находятся.
— Игрунь, иди к бабушке! — Алена позвала дочку, и та, не снимая ботиночек, радостно шлёпнула по паркету прямо к Лидии. — Только не трогай цветок, он с иголками.
— Алена… — Лидия Петровна выдохнула, прижав к себе внучку. — Ты же сама говорила — «передохнуть пару дней», пока ремонт у вас идёт. А тут — чемоданы, игрушки, зубные щётки…
— Ну и что? Ремонт — дело тонкое. Может затянуться. Вам-то что, вы всё равно одна. А тут внучка, весело же.
— Весело… — тихо повторила Лидия. — Весело, когда дом не превращается в склад.
Алена резко развернулась.
— Что вы хотите сказать, Лидия Петровна? Что мы вам мешаем? Что ребёнок — шумит, я — командую, а Игорь — слабак?
Сын дёрнулся. Хотел, видимо, вставить слово, но так и не решился.
— Я ничего не говорила, — спокойно ответила Лидия. — Но мне кажется, мы договаривались на неделю.
— Ну, пересмотрим договорённости, — усмехнулась Алена. — Вы же знаете, как нынче с рабочими: то уехали, то заболели, то просто исчезли. А снимать квартиру — это деньги, а вы сами говорите, пенсия у вас не резиновая.
Лидия хотела что-то сказать, но в этот момент внучка взвизгнула и повалила на пол напольную вазу. Та со звоном разлетелась, вода потекла по ламинату.
— Моя ваза… — тихо сказала Лидия. — Из Праги…
— Ну что вы, Лидия Петровна, не трагедия же! Дело житейское. Купим новую. Сходите в «Галамарт», там миленькие бывают, по сто рублей. Правда, Игорь?
Сын промолчал.
— Игорь? — Алена бросила взгляд. — Подтверди, что не конец света.
— Ну… да, — пробормотал он. — Не стоит из-за вазы…
Лидия стояла с тряпкой в руках и смотрела на сына. Он даже не подошёл.
Вечером, когда Алена ушла в ванну, а внучка заснула, Лидия решилась:
— Игорь, ты же говорил: неделя. Смотри, сколько у них вещей. И ремонт у вас в другой части города, зачем сюда?
Он уселся за стол, потупился:
— Мам, не начинай…
— Алена сама начинает. Она тут распоряжается, будто хозяйка. А я — чужая.
— Не преувеличивай, просто… Она устала. Ты же знаешь, как с детьми тяжело. Ты всегда всех понимала…
— А меня кто поймёт? Я в этом доме сорок лет прожила. Здесь папа твой умирал. Тут ты первый шаг сделал. А теперь у меня спрашивают — где поставить коляску.
Он ничего не сказал. Просто поднялся и ушёл в спальню.
Через день в коридоре появился детский комод. Через два — пеленальный столик. Через неделю — «Лидия Петровна, вы не против, мы ковер ваш выкинем? Он пылью пропах».
Когда она попыталась возразить — Алена, сдержанно улыбаясь, сказала:
— Мы же не вечные квартиранты. Всё равно потом всё будет наше. Правда, Игорь?
Он опять промолчал.
---
— Мам, ну правда, чего ты завелась? — Игорь цедил слова, как чай через ситечко. — Она просто наводит порядок. Ну, там… обновляет немного.
— А я? Я тут кто? Мебель? Ваза? Ковер? — Лидия сидела на краешке дивана, в руках крутила пульт от телевизора, который давно уже никто не включал.
— Ну ты ж сама говорила, что надо выкинуть старьё. — Он пожал плечами. — Алена просто делает.
— Без спроса?
— Мам, ну ты же не против, правда?
С этого «правда» у Лидии уже началась аллергия.
В кухне, где раньше был керамический чайник и цветастые прихватки, теперь всё было белое. Безликое. Даже шторы заменили — Алена повесила римские, сказала: «Будет по-молодёжному».
— А где кружка с пионами? — Лидия открыла шкафчик.
— Разбилась, — бросила Алена, даже не повернув голову. — Ваша любимая? Ну, что ж… бывает.
Всё бывало. Книги с полок пропали. Заменились на мягкие игрушки и коробки с памперсами. Фотография мужа, стоявшая на комоде, исчезла.
— Я её не трогала, — пожала плечами Алена. — Может, внучка играла. Или упала. А может, убрали. Не ссорьтесь из-за мелочей.
— Он мне не мелочь.
— Лидия Петровна, вы — взрослый человек. Неужели так сложно принять, что теперь мы семья?
«А я — кто?» — хотела крикнуть Лидия. Но не крикнула. Снова.
На ужин она вынесла свою коронную запеканку. Красивая, с хрустящей корочкой, запах на полподъезда.
Алена ковырнула вилкой:
— Молока много. И манки пересыпали. Игорь такое не любит. Правда, Игорь?
Он промямлил:
— Ну… Да, не очень.
Лидия встала и ушла в комнату. Включила ночник. Села у окна.
Раньше она любила этот свет: теплый, чуть золотистый. Сейчас он казался тусклым.
В коридоре внучка рисовала фломастером на стене.
— Алена! — позвала Лидия. — Она же пачкает обои!
— Да что вы, пусть рисует! Это же детство! Не в музее живём, — весело отозвалась та. — Сами переклеим, не переживайте.
Игорь проходил мимо, старательно не встречаясь с глазами матери.
---
— А вот тут будет детская зона, — Алена расстелила коврик с алфавитом прямо посреди зала. — Игруньке негде развернуться, всё заставлено книгами.
— Это библиотека… — Лидия держалась за подлокотник, словно за спасательный круг.
— Ну сколько можно хранить старьё? — Алена подняла одну из книг. — «Дворянское гнездо»? Кто это читает в двадцать первом веке? Мы же не на кладбище…
Лидия прикусила язык. Не хотела, чтобы внучка слышала. Но комок в горле стоял такой, что даже чай не лез.
Вечером Игорь достал бумаги.
— Мам, нам нужно поговорить… Спокойно. Без драм.
— Уже боюсь, когда вы с ней «спокойно» начинаете, — буркнула Лидия.
— Алена права… — Он почесал затылок, как в детстве, когда врал. — Мы ведь тут, в общем, осели. А квартира всё равно останется мне. Ну, рано или поздно.
— Ты о чём?
— О дарственной. Это удобно. И налоги меньше. И порядок будет.
— Какой порядок? — Лидия замерла. — Ты хочешь, чтобы я… на них переписала квартиру?
— Мам, это же формальность. Ты ведь всё равно с нами. А вдруг что — чтобы потом не было проблем. Мы ведь одна семья…
— Семья? — голос сорвался. — А когда я просила убрать игрушки из кухни — ты где был? А когда внук разрисовал обои — ты что сказал? Что не хочешь вмешиваться?
— Не начинай…
— Ты хочешь, чтобы я расписалась, чтобы меня потом… вон, как чашку — выкинули?
Он встал. Потупился. И ничего не сказал.
Через два дня Алена устроила сцену.
— Мы без бумаги ни один кредит оформить не можем! Я в декрете, Игорь один тянет! Хотите, чтобы мы с ребёнком на съёмной квартире мучились, пока вы тут в свои «Дворянские гнёзда» играете?
— Меня выгоняете?
— Никто не выгоняет! — воскликнула Алена. — Мы предлагаем решение. Вам будет спокойнее. И нам.
Игорь, как обычно, молчал.
— Знаешь, — Лидия глянула на сына, — когда ты был маленький, я всегда думала: лишь бы ты вырос человеком. Не умным, не успешным, просто человеком.
Он не выдержал взгляда. Вышел на балкон.
На следующий день Лидия подписала бумаги. Рука дрожала, но она старалась держаться.
Алена сияла.
— Вот и отлично. Теперь всё по закону.
А вечером в ванной не оказалось её полотенца.
В шкафу — её халата.
На полке у зеркала — чужая косметичка.
А на полочке с зубными щётками — её щётку заменили.
— Случайно, — сказала Алена. — Вы ж всё равно теперь редко в ванной бываете.
---
— Это что? — Лидия Петровна стояла в коридоре, глядя на два баула. Свой старенький чемодан и хозяйственную сумку в клетку.
— Мы… тут всё обсудили, — Алена стояла, скрестив руки. — Нам стало тесно. Внуке нужен воздух. Свобода. Пространство.
— Пространство? — Лидия схватилась за стену. — Это мой дом!
— Был, — спокойно сказала сноха. — Теперь, по закону, он — наш. А вам лучше переехать. В деревню, к подруге. Вы же говорили — там спокойно.
— Ты издеваешься?
— Не надо сцен. Пожалуйста. Всё уже решено. Вещи я собрала. Постельное взяла новое. Посуду — свою. Вам всё не пригодится.
— Игорь! — Лидия повернулась к сыну. — Скажи что-нибудь! Ты что, не видишь, что происходит?
Он стоял в дверях кухни, как чужой. Как гость, не зная, уйти ему или остаться.
— Мам… Я… Я просил не доводить. Ты знала, что может так быть…
— Что — может?! — голос её дрогнул, но она не позволила себе слез. — Что тебя вырастят, а потом — выставят?
— Никто не выставляет, — буркнул он, глядя в пол. — Просто так… будет лучше.
— Кому?
Молчание.
Лидия не стала больше говорить. Только прошла в комнату — не свою уже. Посидела на кровати, посмотрела на голые стены. Где были её книги, фотографии, плед, вышитый руками…
Вышла, взяла пальто.
Алена протянула бумажный пакет:
— Тут ваши лекарства. И ключи от калитки Марии Степановны. Она ждёт.
— Ты всё предусмотрела, да?
— Я — мать. Я обязана думать наперёд. Вы — нет.
Лидия обулась. Тихо. Как чужая. Сунула в карман старый кошелёк.
— Ты меня стыдишься? — вдруг спросила.
— Не стыжусь. Просто хочу жить иначе.
— А ты, Игорь?
Он не ответил. Только прижал к себе дочь, которая уже успела нарисовать на стене человечка.
Лидия подошла. Погладила внучку по голове.
— Игрунь, ты бабушку запомнишь?
— А ты куда?
— На экскурсию, солнышко. В гости к доброй фее.
— Возьмёшь меня?
— Когда-нибудь.
Вышла. Не хлопнула дверью — закрыла аккуратно. На автомате поправила коврик в подъезде.
На улице стояла поздняя осень. Мелкий дождь, ветка у подъезда качалась как голова в тоске. Она пошла не на остановку — пешком, туда, где уже пахло дымком. Где Мария с утра звонила и говорила: «Ты только приезжай. У нас тут яблоки ещё остались. Сварим варенье. Вспомним, как жили».
Позади, за окнами, за стеклянными витринами, остались чужие зубные щётки, пустой дом, где её больше нет. Впереди — неизвестность. И — немного тепла.
---
— Ну и ну… — Мария Степановна вытерла руки о фартук и оглядела подругу с ног до головы. — Вот уж не думала, что ты ко мне с чемоданом приедешь. Хотела — с вареньем, а ты — с трагедией.
— Прости… — Лидия поставила сумку у порога. — Не весёлый я гость.
— Да ты что, дурочка? У меня тут каждый гость на вес золота! Вон, Петя почтальон уже третий месяц не заходит — собаку боится. А ты — человек культурный, из города. Сиди, чай греется.
Лидия села у окна. За стеклом — сад. Кривые яблони. Пень с подставкой под лейку. Кошка дрыхнет на подоконнике. Тепло.
— Как ты тут одна?
— А как все. Сперва ревела, потом плюнула. Выдрали из сердца, значит, место освободили. Теперь вот жду кого-нибудь, кто будет приходить просто так. Без выгоды. С пирогами, а не с расписками.
Мария налила чай. Рядом поставила вазочку с вареньем и толстые ломти чёрного хлеба.
— А если серьёзно, Лидусь… Ты не пропадёшь. Хочешь — у меня живи. Хочешь — вон, домик соседей пустует, ключи у меня. Садик есть, руки у тебя золотые, да и язык — не деревянный. Потихоньку обживёшься.
Лидия молчала. Глаза щипало, но не от слёз — от пара над чашкой.
— А если они приедут? — выдохнула.
— Да и пусть! Мы их в огород — картошку копать! Всё равно толку ноль, хоть навык получат.
Обе засмеялись. Легко. Как не смеялись давно.
Позже, вечером, Лидия открыла ставни, впустила прохладу. На комоде — её старая кружка с пионами. Мария нашла где-то похожую.
На столе — баночка варенья, подписанная кривым почерком: «Для Лидуси. Вперёд — с улыбкой».
Она взяла эту банку, открыла, понюхала: абрикос.
И впервые за долгое время — сделала глоток.