Продолжим серию статей о хранителе "Велесовой книги" А.И. Сулакадзеве и о его влиянии на литературу и культуру вообще...
Но! Прежде чем читать дальше, настоятельно рекомендую "войти в тему", перечитав хотя бы статьи об А.И. Сулакадзеве и его "сотрудничестве" с драматургами Е.Ф. Лифановым и А.А. Шаховским...
Да! Запоминающийся, яркий и многогранный образ Александра Ивановича Сулакадзева отметился во многих сочинениях своей эпохи.
И ко многим из сих сочинений он и сам приложил свою руку и фантазию. Он щедрой рукою делился идеями и фабулами и просто шутками с друзьями-литераторами, отдавал (а может, и продавал тоже когда-то, когда был беден) целые пьесы и феерии...
Совсем как... А вот тут сделаем паузу... Это же так знакомо! Это же — образ Хлестакова из «Ревизора» Н.В. Гоголя! Неожиданно? А ведь тот тоже Александр Иванович, между прочим. Совпадение?
* * *
Помните, в «Ревизоре» петербургский чиновник Хлестаков — когда его приняли за «государева ревизора» — объявляет, что также пишет и «разные водевильчики», и что «с хорошенькими актрисами знаком»... (А разве нет? На счету Сулакадзева, похоже, с десяток водевилей и самое открытие сего жанра на русской сцене! И с актрисами не только что знаком, на одной и женат... Об этом мы уже говорили прежде...)
Он и «с Пушкиным на дружеской ноге...» И это снова — правда! А вот тут без цитаты не обойдёшься:
Хлестаков-Сулакадзев: Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» — «Да так, брат, — отвечает, бывало, — так как-то всё...» Большой оригинал...
Ай, как «вкусно» сказано! С этих слов потом и Хармс вырос, между прочим... Пустой враль и хвастун, говорите? А так ли?.. А может мы его неправильно поняли? Не маска ли это, надетая умнейшим человеком?
В самом деле, не могли ли эти слова быть сказаны между делом другим Александром Ивановичем? И именно Сулакадзевым — в самом начале 1829 года, когда он, очевидно, и пресекался с Гоголем...
Да. Вполне... Тогда Николай Гоголь, начинающий провинциальный поэт с большими амбициями, но за душой которого сейчас только «Ганс Кюхельгартен», слабое подражание Шиллеру, только-только прибыл в Петербург.
Он заводил первые «полезные» в литературных и театральных кругах знакомства, на последние деньги справил новый воротник на старую шинель, — надо же показаться не абы как... — заходил и в кондитерскую «Вольф и Беранже»...
И, разумеется, повстречал там Александра Ивановича Сулакадзева. Заметим, того не стало буквально через три месяца — 13 марта...
Ну, и вот — это и есть его первые впечатления о нём. И о литературном Петербурге вообще. А Сулакадзев направил его, конечно же, к Пушкину, с коим он и в самом деле был знаком, и даже оказал влияние на образы «Руслана и Людмилы» (через «Князя-невидимку», о чём уже было сказано).
И к 1828 году, он и впрямь стал с ним «на дружеской ноге». Похоже, фабула того же «Ревизора», а потом и «Мёртвых душ», были «навеяны» Сулакадзевым — вначале опять-таки Пушкину...
А потом уже Пушкин «передарил» их Гоголю. И, кажется, весьма пожалел о том... («С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя»... — сетовал поэт.)
Больно уж хороши были эти «чиновничьи анекдоты», рассказанные некогда Сулакадзевым, которые Пушкин вначале приберегал для себя. И было это в той же самой кондитерской «Вольф и Беранже»...
* * *
А пока, в январе-феврале 1829, Сулакадзев и Гоголь беседовали за чашечкой кофе с капелькой рома... Сулакадзев, конечно же, видел в Гоголе — себя, только молодого, но тоже поэта, с таким же «шиллеровским» носом, полного надежд... Ясно, что подшучивал над ним...
И Гоголь видел в Сулакадзеве — себя, но уже на склоне лет, чиновника (ему и самому ещё предстоит вступить на сие поприще, кое его ужасает). И в общем, он не слишком верил Сулакадзеву, когда тот расписывал вещи, кажущиеся ему просто вздором... Что-то уж всё слишком ярко, хлёстко... В голове, верно, уже маячит прозвище, данное им собеседнику — Хлестаков... Он еще не понимает: кто перед ним. Понимание это придёт позже.
А давайте, по «Ревизору», попробуем восстановить тот их первый диалог... С поправками, разумеется, заменив имена и кое-что из театрального репертуара — на актуальное в сём приснопамятном 1829 году...
Гоголь: Ах! Так вы и пишете? Как это должно быть приятно сочинителю! Вы, верно, и в журналы помещаете?
Сулакадзев-Хлестаков: Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Князь-невидимка», «Карачун», «Чародей». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях...
Гоголь (видя в руках Сулакадзева только что вышедшую книжицу): Так, верно, и «Юрий Милославский» ваше сочинение?
Сулакадзев-Хлестаков (усмехнувшись): Да, это мое сочинение.
Гоголь: Но тут же написано, что это господина Загоскина сочинение!
Сулакадзев-Хлестаков (рассмеявшись): Ах да, это правда: это точно Загоскина; а есть другой «Юрий Милославский», так тот уж мой... Я, признаюсь, литературой существую. У меня дом первый в Петербурге. Так уж и известен: дом Ивана Александровича. (Обращаясь ко всем.) Сделайте милость, господа, как бываете в Петербурге, прошу, прошу ко мне. Я ведь тоже балы даю (как в "Расхищенных шубах», заметим... — А.А.).
А вот тут стоит сделать примечание. Обратим внимание, в черновиках «Ревизора» Гоголь несколько раз менял названия сих как бы «хлестаковских сочинений» (ну, кроме романа Загоскина). И в конце-концов он остановился на тех, что были на слуху позже, причём не все они даже и были поставлены в России, а гремели в Европе, — и все они, кстати, на сугубо языческие и античные темы (что и не удивительно, если иметь в виду репутацию Сулакадзева, как «волхва»).
Здесь же я подменил их — на названия тех, что имеются в архивах самого Сулакадзева, а там они означены именно как его сочинения и переводы. Между тем, как «Князь-невидимка...», а также «Карачун, или Старинные диковинки» были поставлены в театрах Петербурга, — в 1805 и в 1814 годах. Да только в авторах «Князя-невидимки или Личарда-волшебника» значился не Сулакадзев, а его друг — Евграф Лифанов. Да и у оперы «Карачун...» тоже на афишах значился автором — сам князь Александр Александрович Шаховский, администратор Императорских театров. О чём тоже было сказано...
И не оттого ли потом в бумагах Сулакадзева было найдено карикатурное изображение, напоминающее Шаховского в образе «старого пирата»...
Что же касается романа Загоскина «Юрий Милославский или русские в 1612 году», то и здесь Сулакадзев, да и Хлестаков, — вовсе не лукавят!
В самом деле, был и другой «Юрий Милославский», о котором, похоже, Гоголь в ту пору не знал и даже счёл поначалу, что это феерическое хвастовство. Речь же тут о представлении по этому роману А.А. Шаховского на музыку К.А. Кавоса, что был поставлен в Петербурге 13 октября 1830 года.
Вот так! Ясно, что и к сему приложил руку Александр Иванович Сулакадзев, надо полагать работавший над сим переложением ранее, уже в 1829 году.
* * *
Хлестаков, разумеется, — почти карикатура. Только вот на кого? На Сулакадзева? Ведь того так потом и честили «Хлестаковым русской археологии», увешанные регалиями, но мало в чём разбирающиеся да и лишённые чувства юмора (а это беда!) критики...
Однако нужно понимать, что это прежде всего карикатурный «автопортрет» самого Гоголя, который едва сам не стал таким «чиновником из Петербурга», но вовремя ужаснулся и ушёл от сей «карьеры», чреватой духовным крахом...
Однако ведь — в ком из нас порою не просыпается такой Хлестаков, когда вокруг одни Городничие, Ляпкины-Тяпкины, да Добчинские с Бобчинскими...
Так что и на Сулакадзева, разумеется, это карикатура тоже! И не его ли это слова:
Хлестаков: Я только на две минуты захожу в департамент, с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только – тр, тр… пошёл писать. Хотели было даже меня коллежским асессором сделать, да, думаю, зачем...»
Ну, да-да... Александр Иванович Сулакадзев так и не стал коллежским асессором. Остался титулярным советником, и, похоже, не проявлял особого рвения и интереса к карьерному росту... В самом деле, зачем?
* * *
Ведь теперь он — прославленный антикварий, член императорской "Беседы любителей русского слова", командор "Белого ордена" в Капитуле Феникса... И это всё — на самом деле. Всё — правда... Как, пожалуй, и то, казалось бы невероятное, что о себе говорит сам Хлестаков. Он лишь слегка утрирует...
А все по прежнему смотрят на визитку Сулакадзева... Пожалуй, многие принимают его и за авантюриста типа прославившихся в те годы мичмана Дмитрия Иринарховича Завалишина, предполагавшего стать губернатором русской Калифорнии (и даже представившего проект императору), либо корнета Романа Медокса, который обманул губернское начальство в Георгиевске и обчистил местную казну, выдавая себя за "государева посланника", князя... И т.п.
О нет! Мало кто и ныне понимает саму суть комедии "Ревизор". Ведь в ней отнюдь не высмеивался сам Хлестаков, но только чиновничество, которое в своём низкопоклонстве и в самом деле выглядит смешным. И сам Гоголь, по воспоминаниям С.Т. Аксакова: "...очень сожалел, что главная роль, Хлестакова, играется очень дурно, в Петербурге и в Москве, отчего вся пиеса потеряла всякий смысл..." "Он предполагал разыграть Ревизора на домашнем театре; сам хотел взять роль Хлестакова..." И выходит так, что по первоначальному замыслу Хлестаков — это остроумный и дерзкий разоблачитель, а вовсе не объект осмеяния.
И этим он близок и к самому Н.В. Гоголю, и к А.И. Сулакадзеву... Но это далеко не единственный образ в творчестве Н.В. Гоголя, на который тот оказал влияние и который был превратно понят. Но об этом расскажем в следующих статьях...
См. также подборку статей об А.И. Сулакадзеве:
++++++++
Подписывайтесь кроме Дзена, ещё и на резервные каналы: В Ютубе; в Rutube; во Вконтакте; в Телеграме
Заказать книги Александра Асова можно в Wildberries или в Ozon, а ещё в Читай-городе . Отдельно там же Велесову книгу и Веды Руси, и пр..