Каждый год Катерина ждала крокусы.
Она высадила их уже немало, тщательно за ними ухаживала, а в сентябре непременно добавляла новый сорт, чтобы на следующий год увидеть, как из луковиц рождается чудо. У Катерины были и обычные белые, и яркие “Гран Мэтр”, и невероятные “Зибера Спринт Бьюти”, где смешивались разные оттенки лавандового и фиолетового… Крокусы, конечно, не заполоняли весь дачный сад, но занимали внушительную территорию, и Катерина следила, чтобы Чарли не потоптал. В прошлом году она высадила “Крим Бьюти” - нежно-желтые, как взбитый крем, - и теперь ждала, пока они полезут из земли, распустятся и покроют кусочек сада золотистым сиянием.
А они не расцветали.
- Ничего не понимаю, - говорила Катерина, разглядывая сад в очередную субботу, когда приехали на дачу. - Снег давно сошел. Почему они не цветут? И даже не вылезли. Погибли, что ли?
- Да куда они денутся, это же крокусы, - усмехнулся Павел. Чарли носился, гавкал на дразнивших его ворон. - Зима, конечно, выдалась не самая холодная, но и весна не торопится. Смотри, на кустах даже намека на листья нет. Вот природа и не спешит.
Катерине же казалось, что в непоявлении крокусов есть что-то зловещее. Как будто, если они вылезут поскорее, все будет хорошо, а если нет - то не очень.
Лисичкина даже на неделе съездила на дачу. В среду Павел задержался на работе из-за совещания, а Катерина отпросилась пораньше и, прихватив Чарли, электричкой отправилась в Калиново. Пока шла от станции, выглянуло солнце. Деревья и кусты стояли еще голые, не появилась даже зеленая дымка - намек на проклевывавшуюся листву. Катерина обожала это время, и обычно в конце марта чувствовала себя лучше некуда, а тут поди ж ты… Хотя солнце внушало оптимизм.
- Вот приду сейчас на участок, а там крокусы, - размышляла Катерина, - нежатся под солнышком! Сяду на террасе, кофе выпью и поеду назад. Паше расскажу, что расцвели…
Крокусов не было.
Был только намек - пара зеленых стрелок под деревьями, там, куда солнечные лучи падали чаще всего. Катерина спустила Чарли с поводка, присела, тронула землю пальцами, вздохнула. Не случилось чуда.
“Кофе все равно выпью”.
Сидя с чашкой на террасе, Катерина смотрела в сад и пыталась понять, почему в этом году ее так задевает, что цветы еще не распустились. Не в новом сорте же, в самом деле, вопрос! Просто… Просто хотелось, чтобы в мире оставалось нечто незыблемое именно сейчас, когда с Дедом непонятно что, Лиза выкидывает фортели, Даша меняет работу, и вчера звонила мама и сказала, что плохо себя чувствует…
Катерина, наконец, поняла.
“Дело не в крокусах. Дело во мне. Я боюсь, что что-то пойдет не так. А оно непременно пойдет, рано или поздно. Уже идет. И так было всегда, просто я легче с этим справлялась. Но я тоже не молодею. Я понимаю, что родители начинают сдавать, они когда-нибудь уйдут, и этот момент все ближе… От этого мне тревожно и грустно. Я так люблю эти крокусы и надеялась, что они, как обычно, порадуют меня, окажутся… неизменными. А природа изменчива всегда, и нельзя думать, что она будет подстраиваться под меня. Как и жизнь. Есть вещи, которые я не могу контролировать, нужно вспомнить об этом”.
Катерина просидела так примерно час, потом замерзла, посмотрела расписание электричек и решила ехать обратно.
В субботу они с Павлом снова съездили в Васильевку. Дед встретил сына и невестку настороженно, Павел отговорился тем, что хочет помочь с починкой сарая. Провозились до ночи, остались ночевать и домой вернулись уже в воскресенье. На дачу не успевали никак. И Катерина не выдержала:
- Паш, ты завтра до скольки работаешь?
- А что?
- Я хочу съездить в Калиново, посмотреть, расцвели ли крокусы.
- Мы же в четверг собирались, тогда и посмотрим!
- Понимаешь, - замялась Катерина, - мне очень надо. Я понимаю, что это не что-то важное, только…
И выложила мужу все свои путаные, сумбурные размышления. Павел к тонким материям обычно был не очень восприимчив, поэтому Катерина особо ни на что не надеялась. И удивилась, когда муж задумчиво произнес:
- А знаешь, Катя, что-то в этом есть. Я тоже в последнее время сам не свой из-за отца. Я так точно, как ты, не мог это сформулировать, а тебе удалось. Может, прикормить чем те крокусы, чтобы быстрее полезли… Поедем завтра.
После работы в понедельник Павел забрал Катерину, и они поехали в Калиново. По дороге обсуждали, стоит ли созывать совет по поводу Деда уже сейчас или подождать еще немного. На дачу приехали, когда солнце уже касалось нижним краем кромки леса, и везде протянулись длинные тени.
Катерина зашла на участок и ахнула.
Крокусы цвели.
Они сияли в сумерках, будто посыпанные белой, золотой и сиреневой пыльцой. Распустились пока не все, и из земли лезли новые стрелки, но цветы еще не закрылись на ночь и вспыхивали волшебными звездами тут и там. Катерина опустилась на колени у ближайшей клумбы, протянула руку к цветку. Лепестки “Крим Бьюти” были прохладными, нежными.
- Красота-то какая! Лепота! - процитировал советскую классику Павел.
- Ты смотри-ка, распустились, - умилялась Катерина, переползая от одной кучки крокусов к другой. - Вы же мои хорошие!
- Видишь, а ты переживала. Давай, что ли, чаю выпьем, раз приехали.
Сумерки укутывали землю, крокусы закрывались. Катерина и Павел сидели на террасе, и Катерина думала: “Мы справимся”. Уверенность, пошатнувшаяся на время, была восстановлена. Сейчас крокусы уснули, а утром откроются снова, и в этом есть та самая незыблемость - в переменчивости. А еще - в красоте, которая всегда возвращается, так или иначе.
© Баранова А.А., 2025