Кронштадт. Март 2025
Разве возможно описать? Поймать сетью слов мартовский ветер, что, как герой Достоевского, мечется между раскаянием и новой выходкой — то снегом хлестнет, то дождём заплачет, то вдруг зальётся капелью, словно школьник, сорвавшийся с уроков, смехом.
Город — не то декорация к несостоявшемуся апокалипсису, не то черновик весны, заляпанный мокрым снегом и грязью. Голуби, эти пернатые скептики, клюют крошки времени у подножья памятников. Солнце? Капризный режиссёр: выйдет на балкон — и вот уже мизансцена весны, с подслеповатым светом и лужами-зеркалами, в которых город отражается как забытый сюжет. Спрячется — и декорации вмиг сворачивают, оставляя лишь ветер, что шарфом волочится по асфальту.
Март — это когда пространство становится фантомом. Тротуары расползаются в лужи, дома теряют контуры в тумане, а ЖКХ, словно чеховский герой, машет рукой: «Эх, где уж нам…». Город принадлежит стихиям-мародёрам: ручьям, вытекающим из луж, как потоки ненужных воспоминаний; водосточным трубам, рыдающим над миром; морозу, что приходит по ночам, как строгий цензор, зачёркивающий следы дня.
Отражения в лужах — серо-коричневые, дрожащие, словно плёнка старого кино! Город кажется здесь эфемерной цитатой, вписанной в мир акварелью. Бесхозяйственность? Нет, скорее метафизическая резиньяция: человеческое сдаётся, уступая место карнавалу стихий.
И слова здесь — как мартовский снег: кажутся весомыми, но растают к полудню. Ветер, этот вечный фланёр, подхватит их, смешает с песчинками, занесёт в трещины асфальта — туда, где прячутся недосказанные сюжеты