— Я всё перепишу на сына — он настоящий мужик! — голос свекрови, Галины Ивановны, звенел, как колокол, перекрывая шум чайника на плите. Она стояла у кухонного стола, уперев руки в бока, и смотрела на меня с таким видом, будто я ей сто рублей должна. — А ты, Оля, сидишь тут, пироги печёшь, будто тебе эта дача нужна. Всё равно ведь Лёшка за ней следит, он и хозяин будет!
Я замерла с ложкой в руке — только что размешивала тесто для блинов. Лёшка, мой муж, сидел рядом, уткнувшись в телефон, и делал вид, что его тут нет. Ну конечно, он же «настоящий мужик», как мама сказала, а я так, прислуга.
— Галина Ивановна, — начала я, стараясь говорить спокойно, хоть внутри всё кипело, — дача эта ваша, конечно, но мы с Лёшкой вместе за ней ухаживаем. Я траву кошу, грядки поливаю, а он только дрова рубит да шашлыки жарит. Как это он один хозяин?
Свекровь фыркнула, махнув рукой так, что её браслеты зазвенели.
— Ой, Оля, не начинай! Косить траву — это не работа, это так, баловство. А Лёшка вон баню чинит, забор красит — мужское дело делает! Ему и владеть всем этим, когда меня не станет. Я уже с нотариусом договорилась, на следующей неделе поеду, перепишу.
Лёшка наконец оторвался от телефона, поднял голову и буркнул:
— Мам, ну чего ты опять завелась? Дача твоя, делай что хочешь, нам с Олей и так нормально.
— Вот именно, что моя! — она ткнула пальцем в грудь, будто доказывала что-то важное. — И я хочу, чтоб у сына моего всё было, а не у какой-то там… — она осеклась, глянув на меня, но я уже поняла, что она хотела сказать.
— У какой-то там жены, да? — я бросила ложку в миску и вытерла руки о фартук. — Спасибо, Галина Ивановна, приятно слышать. Пять лет замужем, а я для вас всё ещё «какая-то там».
— Оля, не выдумывай, — Лёшка вздохнул, потирая виски. — Мам, хватит уже, а? Мы с Олей вместе живём, вместе и дачу тянули. Чего делить-то?
— А того, сынок, что ты мне родной, а она — пришитая! — свекровь скрестила руки. — Я для тебя стараюсь, чтоб у тебя будущее было. А то мало ли, разведётесь, и что? Ей полдачи оттяпать?
Я чуть не задохнулась от такой наглости. Разведёмся? Это она сейчас всерьёз?
— Галина Ивановна, — я шагнула к ней, — если кто и разведётся, так это я с вашим сыном, потому что терпеть такое больше не собираюсь. Переписывайте что хотите, мне ваша дача не сдалась. Я пошла домой.
Я сорвала фартук, швырнула его на стул и выскочила из кухни. Лёшка что-то крикнул вслед, но я уже хлопнула дверью дачного домика и пошла к машине. Пусть сами разбираются, раз я тут «пришитая».
Дома я сидела на диване с кружкой чая и пыталась успокоиться. Телефон молчал — ни Лёшка, ни свекровь не звонили. Ну и ладно, решила я, пусть переварят. Мы с Лёшкой пять лет вместе, двое детей растут — Маша и Петя, а Галина Ивановна всё никак не смирится, что я не временная гостья в их семье. Дача эта — старый домик в часе езды от города — была её гордостью. Она туда каждое лето ездила, пока ноги ходили, а последние годы мы с Лёшкой её туда возили. Я грядки копала, цветы сажала, а Лёшка и правда баню латал да дрова колол. Но чтоб всё ему одному переписать? Это уже слишком.
Часов в девять вечера дверь щёлкнула — Лёшка вернулся. Вид у него был помятый, будто с трактором спорил.
— Оля, ты чего уехала? — он бросил ключи на тумбочку и плюхнулся рядом. — Я маму еле успокоил, она там чуть не плакала.
— А мне что, слушать, как она меня чужой называет? — я отставила кружку. — Лёш, я не железная. Она прямым текстом сказала, что я тут никто, а ты молчишь, как рыба.
— Да не молчал я! — он всплеснул руками. — Сказал ей, что это бред, что мы вместе дачу тянем. Но ты ж её знаешь, упёртая, как баран. Говорит, что для меня старается, чтоб всё моё было.
— А я тогда кто? — я посмотрела ему в глаза. — Мама твоих детей, между прочим. Или она думает, что Маша с Петей тоже «пришитые»?
Лёшка вздохнул, потёр лицо руками.
— Оля, я с ней поговорю ещё раз. Она передумает, вот увидишь. Не бери в голову.
— Не бери в голову? — я фыркнула. — Лёш, она на следующей неделе к нотариусу собралась. Это не шутки.
— Ну и пусть идёт, — он пожал плечами. — Я всё равно ничего без тебя подписывать не буду. Дача общая, и точка.
Я кивнула, но в душе остался осадок. Лёшка хороший мужик, но с мамой своей спорить не любит. А я терпеть такое не собираюсь.
Через пару дней позвонила подруга, Светка. Мы с ней ещё со школы дружили, и она всегда знала, как меня вытащить из плохого настроения.
— Оля, ты дома? — голос у неё был весёлый. — Поехали в кафешку, посидим, поболтаем. А то ты, поди, с этой дачей совсем скисла.
— Да уж, есть от чего, — я хмыкнула. — Ладно, поехали. Детей к маме отвезу, она посидит.
В кафе было уютно: запах кофе, тихая музыка, за окном моросил дождь. Мы взяли по latte, и я выложила Светке всё: про свекровь, про её «настоящего мужика» и про то, как мне это надоело.
— Слушай, Оля, а ты чего молчишь? — Светка отхлебнула кофе и прищурилась. — Поставь её на место! Это ж твой дом тоже, вы с Лёшкой туда душу вкладывали.
— Да как поставить? — я пожала плечами. — Она меня не слушает, для неё я пустое место. А Лёшка только «мам, не надо» и бормочет.
— Тогда сама что-нибудь сделай, — Светка ткнула в меня ложкой. — У тебя ж дети есть. Скажи, что Маша с Петей тоже на дачу претендуют. Пусть попробует против внуков пойти!
Я задумалась. Идея была неплохая. Галина Ивановна детей обожала, особенно Петю — он на Лёшку в детстве похож. Может, через них и вправду получится её вразумить?
— Ладно, попробую, — я улыбнулась. — Спасибо, Свет. Ты всегда мозги на место ставишь.
— Да не за что, — она подмигнула. — Главное, не дай себя в обиду.
На выходных мы поехали на дачу всей семьёй. Маша с Петей носились по двору, гоняли старый мяч, а я с Лёшкой жарили шашлыки. Галина Ивановна сидела на крыльце с вязанием, поглядывая на нас с высоты своей «хозяйки». Я решила — пора.
— Галина Ивановна, — начала я, ставя тарелку с мясом на стол, — вы вот говорите, что Лёшке всё перепишете. А про Машу с Петей подумали? Это ж их дача тоже, они тут растут.
Она подняла глаза от спиц, нахмурилась.
— Это как это их? — буркнула она. — Дача моя, я решу, кому её оставить.
— Ну, ваша пока, — я кивнула. — А потом? Лёшка ведь не один, у него семья. Или вы думаете, что дети без наследства останутся?
Лёшка, стоя у мангала, кашлянул и вмешался:
— Мам, Оля права. Если что-то мне оставлять, то и детям тоже. Мы ж не чужие.
Свекровь поджала губы, посмотрела на Петю, который как раз подбежал и обнял её за колени.
— Ба, я тут яблоко нашёл! — он сунул ей в руки сморщенное яблочко с земли. — Тебе!
Она смягчилась, погладила его по голове.
— Ладно, ладно, — пробормотала она. — Посмотрю я с нотариусом, как там что сделать. Но Лёшка всё равно главный, он мужик в семье.
Я закатила глаза, но промолчала. Главное, что она задумалась.
А потом всё закрутилось. Через неделю Лёшка пришёл домой с круглыми глазами.
— Оля, ты не поверишь, — он бросил сумку на пол и сел рядом. — Мама дачу переписала. На меня.
— Ну, поздравляю, — я хмыкнула. — А мы с детьми где?
— Да погоди, — он махнул рукой. — Она сказала, что это пока так, а потом я сам решу, как с вами поделить. Типа доверяет мне.
— Доверяет, — я покачала головой. — Лёш, ты серьёзно думаешь, что она нас в расчёт возьмёт? Это ж Галина Ивановна, она своё слово обратно не заберёт.
— Да не кипятись, — он улыбнулся. — Я уже сказал, что без тебя ничего подписывать не буду. Дача наша общая, и точка.
Я кивнула, но в душе сомневалась. Лёшка — парень добрый, но мягкий. А свекровь свою он слушает больше, чем меня.
Прошёл месяц. Мы с Лёшкой ездили на дачу, всё шло как обычно. Но однажды вечером он вернулся с работы какой-то странный — задумчивый, молчаливый.
— Лёш, что случилось? — я поставила перед ним тарелку с ужином. — Выкладывай.
— Мама звонила, — он поковырял картошку вилкой. — Сказала, что хочет дачу продать. Типа деньги нужны, на операцию какую-то.
— Продать? — я чуть не уронила чайник. — А как же «настоящий мужик» и всё твоё?
— Ну, она говорит, что мне потом половину отдаст, — он пожал плечами. — А половину себе заберёт.
— Лёш, ты серьёзно? — я села напротив. — Она тебя обманет, сто процентов. Переписала на тебя, а теперь продаст, и мы с детьми останемся с носом.
Он нахмурился, отложил вилку.
— Думаешь, она так сделает?
— А ты не думаешь? — я прищурилась. — Лёш, она с самого начала меня вычеркнуть хотела. А теперь и тебя заодно.
Он молчал, глядя в стол. А потом вдруг хлопнул ладонью.
— Ладно, поговорю с ней. Если что, я откажусь от своей доли. Пусть сама разбирается.
На следующий день он поехал к матери. Вернулся поздно, злой, как чёрт.
— Оля, ты была права, — он бросил куртку на диван. — Она уже риелтора нашла, хочет дачу за миллион продать. А мне сказала, что двести тысяч даст, и всё.
— Двести тысяч? — я расхохоталась. — Лёш, это ж крохи! А остальное куда?
— Себе, — он плюхнулся на стул. — Говорит, что это её деньги, она дачу всю жизнь строила. А я, типа, и так молодой, заработаю.
— Ну и что ты? — я скрестила руки.
— Сказал, что не подпишу ничего, — он посмотрел на меня. — Без тебя и детей — ни за что. Пусть хоть в суд подаёт.
Я улыбнулась. Впервые за долгое время Лёшка показал характер.
А потом свекровь приехала к нам сама. Я открыла дверь, а там она — с сумкой в руках, лицо бледное, глаза красные.
— Оля, пусти, — голос у неё дрожал. — Поговорить надо.
— Заходите, — я посторонилась. — Чай будете?
— Не до чая мне, — она села на диван, сжала сумку. — Лёшка где?
— На работе, — я присела напротив. — Что случилось, Галина Ивановна?
— Операцию мне делать надо, — она шмыгнула носом. — Дорого, денег нет. Думала дачу продать, а Лёшка упёрся, говорит, без тебя не подпишет. Оля, уговори его, а? Я ж не для себя, для здоровья!
Я посмотрела на неё и вдруг поняла: она загнала себя в угол. Сначала всё на Лёшку переписала, а теперь просит.
— Галина Ивановна, — начала я тихо, — вы же сами сказали, что я тут никто. Зачем меня уговаривать? Пусть Лёшка решает, он же «настоящий мужик».
Она замолчала, глядя в пол. А потом вдруг заплакала.
— Оля, прости меня, — выдавила она. — Я дура старая, наговорила ерунды. Ты мне как дочь, правда. Не бросайте меня, помогите…
Я вздохнула. Жалко её стало, но и злость никуда не делась.
— Ладно, поговорю с Лёшкой, — сказала я. — Но дачу продавать не будем. Найдём деньги по-другому. И больше не говорите, что я тут чужая, ясно?
Она кивнула, вытирая слёзы. А я пошла ставить чайник. Может, и правда пора мириться. Но теперь по моим правилам.
Лёшка согласился помочь. Мы взяли кредит, оплатили операцию. Дачу оставили, и Галина Ивановна больше не заикалась про «настоящего мужика». А я поняла: семья — это не только кровь, но и те, кто рядом, несмотря ни на что.