Серебристая длинная иномарка плавно подъехала к полузаброшенному строению промышленной зоны города. Возле кирпичного одноэтажного здания валялась старая разломанная инвалидная коляска. Кирпичный проем, предполагавший, что когда-то здесь будет дверь, был неожиданно широк, а вход был обложен досками. Доски грязные, со следами узеньких колес. Сюда часто заезжали инвалиды. По большей части, конечно, это были мнимые инвалиды, но попадались и настоящие.
Иномарка подъехала близко ко входу, но из нее не спешили выходить. В машине сидел солидный молодой мужчина и красивая девушка. Мужчина работал в администрации, а девушка явно не была его женой.
Как-то навалилось всё в последнее время на Дмитрия. Новая должность, потрясение от вранья жены. Он метался из крайности в крайность. Решился было на усыновление, хотел забрать Нику из детского дома. И снова облом. Ника оказалась совсем не такой, как Дмитрий о ней думал. Она больна!
Это тоже выбило мужчину из колеи. После такой информации не хотелось ничего, даже младенца из Дома малютки. Если он ошибался в Нике, с которой так часто общался, то как можно «обжечься» на маленьком ребенке! Тот вообще может оказаться «ларцом с сюрпризами».
Дмитрий резко передумал усыновлять чужого ребенка. Он ушел «с головой» в работу. В работу, и не только...
В администрации ему по должности полагалась секретарша. Когда он увидел Анжелу первый раз, захотелось присвистнуть. Такой только по подиуму вышагивать, а не сидеть за столом и отвечать на телефонные звонки.
Анжела настоящая красотка — ноги «от ушей», белоснежная улыбка и зеленые с томной поволокой глаза.
Секретарша с самого первого дня начала «строить глазки» Дмитрию, и он не устоял. Кинулся, как в омут с головой. Никогда до этого Юле не изменял, а тут, как с привязи сорвался. Может быть, сказывалась обида на жену. Дмитрий не хотел анализировать, он просто жил и наслаждался Анжелой.
Скорее всего, Юля догадывалась. Дулась, но устраивать истерики ей пока не позволяла собственная вина. Дима понимал, что это до поры до времени. Буйный нрав Юли всё равно даст о себе знать, она не сдержится. И даже понимая это, он не мог оторваться от Анжелы. Везде её с собой возил, как когда-то Юлю. Единственная разница была в том, что Юля была в курсе всех его дел. Анжела просто была рядом, не задавая лишних вопросов.
Дима подъехал к полузаброшенному строению, неохотно убрал свою руку с коленки Анжелы. Поболтал с ней еще пару минут и, попросив подождать его, вышел.
Длинное кирпичное здание только казалось заброшенным. На самом деле в нём жили люди. Жили постоянно. Питались тут, ночевали и пили. В основном пили, потому, что на трезвую голову сложно выдержать такое существование. Здесь обитали попрошайки всех мастей — бомжеватые спившиеся личности, мужчины в инвалидных колясках и полосатых тельняшках, выдававшие себя за жертв былой войны. Кто-то выдавал, кто-то таким и являлся.
Ранним утром попрошайки растекались по городу, под пристальным надзором нескольких крепких парней. Эти же парни вечером подсчитывали выручку, забирали ее, и снабжали алкоголем попрошаек. Пусть пьют и едят, не задумываясь о жизни.
Главным тут был Серый. Серому под сорок, его жилистое тело, как расписная картина, всё в тюремных татуировках. У Серого за спиной несколько ходок. Один раз он сидел с самим Горелым.
Горелый его и поставил главным над попрошайками, но сейчас Серый отчитывался перед Дмитрием. Дмитрий, сейчас казавшийся солидным человеком, не мог так просто смахнуть с себя бандитское прошлое.
Он вошел в кирпичное строение, прошел несколько пустых коридоров, потянул за ручку новенькой двери. Дверь была здесь слегка неуместна, а комната за ней, и вовсе, ввела бы в замешательство неожиданно пришедшего сюда человека. Комната жилая, с холодильником, телевизором и новым современным диваном. Серый валялся на диване в обуви, закинув ноги на подлокотник. Смотрел по телеку юмористическую передачу и громко смеялся. Увидев Дмитрия, встал неохотно, выключил телевизор, протянул руку.
— Давно что-то ты не приезжал. Много дел на новом посту?
Дмитрий на слегка ехидные замечания не ответил. Молча ждал, пока Серый откроет огромный ржавый сейф и протянет перетянутую резинкой пачку денег.
Дима небрежно сдёрнул резинку, пересчитал.
— Да, я давно не приезжал, но тут что-то маловато.
— А что ты хочешь, Димон? — Серый, по привычке, продолжал называть Дмитрия «Димоном». — У людей у самих жрать нечего, подают очень неохотно. Конкурентов еще развелось...
— Каких конкурентов? — нахмурился Дмитрий. — Ты что, Серый, нюх потерял? Хочешь мне сказать, что от пришлых не избавляешься?
— Да я не успеваю, — развел руками в татуировках Серый. — Тут только одних отвадишь, новые нарисовываются. Ещё и дети. Вот, кстати, из-за детей большие проблемы. Детдомовские повадились по электричкам шастать. Люди охотнее им подают, чем нашим инвалидам.
— Детдомовские? — удивился Дмитрий. — Они что, сбегают, что ли? Я бывал в одном из детдомов, у них там распорядок. Как они умудряются по электричкам шастать? Ну, ты разберись как-то, я не знаю... Мне что ли тебя учить?
— Разберусь, разберусь, — ухмыльнулся Серый. — Есть у меня одна идея. Они будут работать на нас!
Юрий Аристархович сошел с электрички, привычно промокнув платком лоб. Все еще жара, но осталось потерпеть несколько часиков. Время вечернее, скоро зайдет палящее солнце и можно будет посидеть на открытой веранде, увитой виноградными лозами, в своём любимом плетеном кресле. Насладиться хоть и не прохладой, но хотя бы свежестью и чистым воздухом.
Юрий любил свою дачу и, сойдя с электрички, хотел туда пойти, когда услышал звонкий голос.
— Дядя!
Девочка с красивыми карими глазами улыбалась, снимая с плеч потёртый школьный рюкзак.
— Вы говорили, чтобы я рисунки показала. Вам правда интересно?
— А я тебя не заметил, — растеряно сказал Юрий Аристархович. — Ты что, сегодня не ходила по вагонам?
— Ходила, но до вашего не дошла. Так вы будете смотреть мои рисунки?
— Что, прямо тут? Знаешь, до моей дачи пять минут, вдоль леса. Пошли, я тебя чаем с пряниками угощу.
— Я не могу, — девочка оглянулась. — Я же не одна.
— Это даже хорошо, — выдохнул Юрий Аристархович, глядя на парнишку, что стоял в отдалении, засунув руки в карманы и делая равнодушный вид. — Зови своего напарника. Я как раз купил пакет свежих пряников.
Пацан не стал отнекиваться. Когда девочка позвала его, он немного виновато взглянул на Юрия и кивнул. И вот они идут вдоль леса, втроем.
— Давайте познакомимся. Меня зовут Юрий Аристархович. Я преподаю в университете. Есть такой предмет — искусствоведение.
— Я Ника, а это Сашка.
Девочка общалась охотно, с улыбкой. И не скажешь по ней, что из детского дома. А вот Сашка — типичный детдомовец. Неразговорчивый, смотрит исподлобья, все время ожидая подвоха. Только на даче немного оживился. Осмотрелся с восторгом, спросил:
— А вы что, один тут живете? У вас, наверное, семья, дети.
— Есть все есть, — неохотно кивнул мужчина, не желая на эту тему разговаривать. — Но живу я один. Так получилось. Я сейчас поставлю чайник, а ты пока доставай свои рисунки.
Выкипавший чайник выключил Сашка. Он же стал неумело заваривать чай, в то время, как Юрий Аристархович не мог оторваться от альбома Ники. Не мог оторваться и не мог поверить.
— Ты меня обманываешь, Ника? Этого не может быть. Скажи, кто это рисовал?
Мужчина перелистывал альбомные листы, впивался глазами в каждый рисунок, а Ника счастливо смеялась.
— А что, вам нравится? Правда нравится?
— Нравится — это не то слово!
Юрий Аристархович захлопнул альбом, сердито посмотрел на Нику. Кажется, он вновь в ней ошибся. Вроде бы честная девочка. Честная, открытая. Так ему показалось. Зачем же сейчас она врёт? Для чего выдавать профессиональные рисунки за свои? Чего она этим хочет добиться?
Ника, всё ещё смеясь, увидела рассерженный взгляд. Тут же «выпустила колючки», как ёж.
— Вы что, думаете, я вру? Думаете, это не я рисовала? Ой, а я думала, вы нормальный. Сашка, пошли отсюда, мы уходим.
— Докажи! — внезапно сказал Юрий Аристархович. — Если рисунки твои, докажи. У тебя много портретов, нарисуй меня.
В альбоме не было ни одного свободного листа, поэтому мужчина, порывисто встав, принес чистый лист. Обычный лист и обычный грифельный карандаш. Ника схватила карандаш. Молниеносно глянула на мужчину и начала делать набросок. Юрий смотрел и забывал дышать. Каждым штрихом девочка подтверждала то, что это ее рисунки. Она глянула на мужчину всего пару раз и нарисовала настолько точный портрет, что профессор обомлел.
Сашка налил себе чаю, умял полпакета пряников. Ему неинтересно было всё это рисование. А Юрий Аристархович уже и забыл о существовании парнишки. Мужчина во все глаза смотрел на Нику, только на Нику.
— Ты серьёзно живёшь в детском доме? Кто научил тебя рисовать, ты посещаешь какой-то кружок?
— Не-а, только на урок рисования хожу. У меня был учитель, ему тоже нравились мои рисунки, но он уже на пенсии. Сейчас новая учительница, а с ней мы рисуем только вазы с цветами. Мне неинтересно.
— Еще бы, вазы с цветами тебе были интересны! Но нельзя же, нельзя так оставить, — профессор разговаривал сам с собой, — нельзя такому пропасть... — Скажи мне, в каком детском доме ты живешь?
Сашка судорожно закашлялся, будто подавившись пряником. Ника поняла его предупреждение, насупилась.
— Не скажу. Неважно.
— Но тогда, хотя бы, обещай мне, что ты придешь ко мне еще. Вы придете, — мужчина быстро посмотрел на парнишку. — Я хочу как-то поучаствовать в твоей судьбе. Пока не знаю как, но я что-нибудь придумаю. Ты же придешь?
— Саш, мы придем? — посмотрела Ника на пацана.
— Придем, — неохотно кивнул тот. — А сейчас нам пора, а то в город не успеем вернуться. Пошли.
Ника убрала свой альбом в рюкзачок, искоса посмотрела на пряники, которые ей так и не пришлось отведать. Юрий Аристархович понял ее взгляд, сложил оставшиеся пряники в пакетик, протянул.
— Забери, потом съешь.
Сашка с Никой стояли на станции и лопали пряники из открытого рюкзака девочки.
— И чего он к тебе пристал? — бурчал парнишка. — Чем он сможет тебе помочь? Не пойдем к нему больше!
Дощатый перрон станции был пуст. Здесь ходили только дачники, но они редко ездили в город в это время. Стояла невдалеке какая-то машина, полностью затонированная, но ни Сашка, ни Ника не обратили на нее внимание.
В салоне автомобиля сидели двое крепких парней, а за рулем мужчина постарше, в светлой футболке. Его руки были сплошь покрыты татуировками. Он внимательно смотрел на детей.
— Они? Точно, они! Я же говорил, они здесь сошли. Всё, давайте, быстро их в машину!
Подростки не замечали до последнего, как двое парней подошли к ним. Первым схватили Сашку Павлова. Он растерялся, а Ника не убежала. Она начала драться. Схватила с перона расстегнутый рюкзачок и стала лупить им незнакомцев. Это выглядело смешно. Нику сгребли, как мышонка, а из раскрытого рюкзачка упали в пыль последние два пряника.
Юрий Аристархович, пришедший на утреннюю электричку, сразу увидел эти пряники. Подумал ещё, что это не могут быть его. Ника с Сашкой с удовольствием их уплетали и не стали бы выбрасывать. Но тут в глаза мужчине бросился знакомый альбом, с корабликом на обложке. Альбом лежал с краю дощатого перона, сиротливо свесив листы с крайней доски. Он запылился за ночь и выглядел, как выброшенный мусор. Только Юрий Аристархович понимал, что девочка по имени Ника не могла выбросить альбом со столь ценными ее сердцу рисунками.
Тревожно стало на сердце мужчины.