За окном хрустел первый апрельский снег, а в комнате пахло свежесваренным кофе и чем-то неуловимо горьким — может, разочарованием. Лена стояла у плиты, помешивая ложкой в кастрюле, и бросала короткие взгляды на Диму. Тот сидел за столом, уткнувшись в телефон, и лениво листал ленту, будто весь мир мог подождать его царственного внимания.
— Дим, убери за собой кружку, а? — голос Лены дрогнул, как струна, натянутая до предела. Она не хотела срываться, но терпение таяло, как тот снег за окном.
— Давай позже, Лен, — отмахнулся он, не отрываясь от экрана. — Чего ты вечно цепляешься? Я занят.
— Занят? — она резко выключила газ, и тишина на кухне стала почти осязаемой. — Ты уже третий день «занят» своими видосами, а я тут одна разгребаю этот бардак. Это что, теперь мой крест?
Дима наконец поднял глаза, но в них не было ни капли вины — только раздражение, как у ребёнка, которого оторвали от игрушки.
— Слушай, я же не заставлял тебя меня сюда звать. Ты сама предложила пожить вместе. А теперь начинаешь с этими своими порядками... — он махнул рукой в сторону раковины, где громоздилась гора посуды. — Я вечером всё уберу, расслабься.
— Вечером? — Лена сжала ложку так, что костяшки побелели. — Ты каждый вечер обещаешь, а потом просто падаешь на диван и храпишь до утра. Я не домработница, Дим. И это не гостиница.
Он фыркнул, откинулся на стуле и скрестил руки на груди.
— А что ты хочешь? Чтобы я тут как прислуга бегал? У меня выходные, между прочим. Хочу отдыхать, а не выслушивать твои нотации.
Лена отвернулась к окну, глядя, как снежинки цепляются за стекло и тут же тают. Ей вдруг вспомнилось, как полгода назад он стоял на пороге с одной сумкой и улыбкой, от которой сердце замирало. Тогда он казался другим — заботливым, внимательным. А теперь? Теперь перед ней сидел чужой человек, который даже не замечал, как она гаснет рядом с ним.
— Знаешь, — тихо сказала она, — если ты считаешь, что это твоя территория, где можно разводить хаос и ничего не делать, то ты ошибся. Это мой дом. Я его строила, обживала, каждый угол тут — мой. А ты... ты просто гость, который забыл, где выход.
Дима резко встал, стул скрипнул по линолеуму.
— Гость? Серьёзно? Я тут живу, Лен! Плачу за коммуналку, еду покупаю. Это что, теперь не считается?
— Считается, — она повернулась к нему, глаза блестели от слёз, но голос оставался твёрдым. — Только ты ешь эту еду один, а за коммуналку я тоже плачу половину. Или ты думаешь, что твои три тысячи в месяц дают тебе право разводить тут свинарник?
Он открыл рот, чтобы возразить, но вместо этого только рассмеялся — сухо, зло, будто издеваясь. Лена вздрогнула. Этот смех резал по нервам, как нож по стеклу.
— Чего смешного? — спросила она, чувствуя, как внутри всё кипит.
— Ты смешная, — Дима пожал плечами. — Думаешь, я тебе прислуга? Или что я должен жить по твоим правилам? Мы вместе, значит, решаем вместе. А ты тут одна командуешь.
— Командую? — Лена шагнула к нему, её голос сорвался на крик. — Я прошу элементарного! Убрать за собой! Не разбрасывать носки по всей квартире! Не оставлять крошки на столе, которые я потом вытираю! Это что, так сложно?
— А мне сложно расслабиться, когда ты вечно ноешь! — рявкнул он в ответ. — Хочешь идеальную чистоту — убирай сама. Я не для того сюда переехал, чтобы пахать.
Она замерла, глядя на него, как на незнакомца. В голове крутился один вопрос: когда он успел так измениться? Или это она была слепа, принимая его лень за милую беспечность? Лена медленно выдохнула, пытаясь унять дрожь в руках.
— Тогда зачем ты мне нужен? — спросила она тихо, почти шёпотом. — Если я всё делаю сама, если ты только берёшь, ничего не давая взамен... Зачем?
Дима закатил глаза, будто она сморозила глупость.
— Ну, мы же пара. Живём вместе, любим друг друга. Чего тебе ещё?
— Любим? — Лена горько усмехнулась. — Ты даже не замечаешь, как я устала. Тебе плевать. А я не хочу жить с человеком, которому плевать.
Он молчал, глядя куда-то в сторону. А потом вдруг сказал:
— Если тебе так плохо, вали сама. Это теперь и мой дом тоже.
Лена почувствовала, как кровь прилила к лицу. Она бросила ложку на стол, та звякнула, отскочив к краю.
— Твой дом? — переспросила она, голос дрожал от ярости. — Это я брала ипотеку, пока ты снимал комнату с тараканами! Это я ночами выбирала обои, пока ты играл в свои стрелялки! Ты сюда пришёл с пустыми руками и теперь смеешь мне указывать?
— Да успокойся ты! — Дима повысил голос. — Чего ты орёшь? Я же не всерьёз. Просто достала со своими претензиями.
Но Лена уже не слушала. Она прошла мимо него, схватила с полки в коридоре его куртку и швырнула её на пол.
— Собирайся и вали, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Мне не нужен такой «хозяин».
— Ты серьёзно? — он усмехнулся, но в голосе мелькнула растерянность.
— Серьёзней некуда. У тебя час. Потом я вызову полицию и скажу, что ты тут чужой.
Дима смотрел на неё, будто пытаясь понять, блефует она или нет. А потом махнул рукой, пробормотал что-то вроде «дура истеричная» и пошёл в комнату. Лена осталась стоять, прислонившись к стене, и слушала, как он шумно собирает свои вещи — роняет коробки, чертыхается, хлопает дверцами шкафа. Её трясло, но в груди разливалось странное облегчение.
Через полчаса он вышел в коридор с рюкзаком и сумкой, в которых болтались его шмотки и ноутбук.
— Ключи оставь, — напомнила она, скрестив руки.
— Сама забери, — буркнул он, бросив связку на тумбочку. — Ещё пожалеешь.
— Это вряд ли, — ответила Лена, и в её голосе не было ни тени сомнения.
Дверь хлопнула, эхо разнеслось по пустой квартире. Лена подошла к окну, глядя, как Дима тащится по двору, сутулясь под снегом. Ей вдруг стало его немного жаль — не потому, что он ушёл, а потому, что он так и не понял, что потерял.
Она вернулась на кухню, включила плиту и поставила чайник. Посуда в раковине всё ещё ждала, но теперь это была её посуда, её хаос. Лена улыбнулась уголком губ, достала тряпку и начала вытирать стол. За окном снег падал всё гуще, укрывая следы чужих шагов, и в этом было что-то очищающее, как новая глава, которую она начинала с чистого листа.
А Дима? Он ещё позвонит, напишет, попробует вернуться. Но Лена уже знала: её дом — это её крепость, и она больше не пустит в него тех, кто не умеет ценить тепло и уют, которые она создаёт своими руками.