Гости уже разошлись, в доме воцарилась тишина. Но свёкр со свекровью задержались. Когда они уселись напротив, Маша поняла, что разговор будет непростым.
Инна Михайловна поправила воротничок блузки таким нервным жестом, а Сергей Владимирович прокашлялся с той особой интонацией, которую Маша за семь лет совместной жизни с Аликом выучила наизусть – сейчас начнётся.
— Машенька, мы хотели поговорить с тобой о Кузьме, — начала Инна Михайловна, аккуратно подбирая слова.
Маша внутренне напряглась. Последние три года каждый такой разговор заканчивался одинаково: намёками, что она недостаточно хорошая мать. Что Кузьма растёт не таким, каким должен быть настоящий мужчина. Что их методы воспитания с Аликом слишком мягкие.
— А что с Кузьмой? — она старалась говорить спокойно, хотя внутри уже закипала буря.
— Мальчику нужна дисциплина, — Сергей Владимирович подался вперёд. — Семь лет – самое время отдавать в спортивную секцию. Я уже договорился с тренером по плаванию. Это мой давний знакомый, берёт только по рекомендации.
— Мы с Аликом пока не планировали никаких секций, — осторожно начала Маша. — Кузьма еще маленький, ему только исполнилось семь, он только пошёл в школу, ему нужно привыкнуть...
— В том-то и дело! — перебила Инна Михайловна. — Именно сейчас нужно его загружать, чтобы не вырос домашним цветочком. Посмотри, какой он у вас нежный. Чуть что – сразу в слёзы.
Маша почувствовала, как внутри растёт глухое раздражение. Они всегда так – приходят и решают за них. Сначала квартиру помогли купить, потом машину, и теперь считают, что имеют право указывать, как воспитывать их собственного ребёнка.
— Мы обсудим это с Аликом, когда он вернётся из командировки, — попыталась закрыть тему Маша.
— А что тут обсуждать? — Сергей Владимирович развёл руками. — Мы всё равно оплатим занятия. Считай это подарком.
Маша вздохнула. Тяжесть подобных "подарков" давно стала невыносимой. Особенно когда они приходили с незримыми верёвочками, за которые потом дёргали при каждом удобном случае.
— Дело не в деньгах. Просто мы хотим сами решать, чем будет заниматься наш сын.
— Ваш сын? — Инна Михайловна приподняла бровь. — Он и наш внук тоже. И нам не всё равно, каким он вырастет. Алик в его возрасте уже год как занимался плаванием и имел первые медали.
Вот оно. Опять эти сравнения. Маша изо всех сил старалась сохранить спокойствие, но чувствовала, как краснеют щёки.
— Алик – это Алик, а Кузьма – это Кузьма. Разные дети, разные интересы.
— Какие у него могут быть интересы? — фыркнул Сергей Владимирович. — Мультики смотреть да с конструктором возиться? Мальчику нужен спорт!
На лестнице снова послышался шорох. Маша встала.
— Пойду проверю, спит ли Кузьма, — сказала она.
Как она и думала, Кузьма не спал. Он сидел на кровати, обхватив колени руками. Глаза у него были испуганные и влажные.
— Мам, я не хочу плавать, — прошептал он. — Я боюсь воды.
Маша присела рядом и обняла сына.
— Никто не заставит тебя делать то, чего ты не хочешь, — тихо сказала она. — А теперь марш в кровать. Нам с бабушкой и дедушкой нужно поговорить.
Когда она вернулась в гостиную, разговор пришлось начать заново.
— Кузьма боится воды, — сказала она прямо. — Никакого плавания.
— Глупости! — отмахнулся Сергей Владимирович. — Всех детей нужно учить плавать. Это же вопрос безопасности.
— Есть другие способы научиться плавать, необязательно отдавать его в спортивную секцию с жёстким тренером, — возразила Маша. — Кроме того, он интересуется рисованием. Может быть, лучше художественная школа?
ЛИЦО ИННЫ МИХАЙЛОВНЫ ИСКАЗИЛОСЬ ОТ ВОЗМУЩЕНИЯ.
— Рисование? Это не мужское занятие! Вы с Аликом совсем с ума сошли? Так и вырастет... не таким.
Маша резко встала.
— Каким – "не таким"? Договаривайте уж.
— Ты понимаешь, о чём я, — Инна Михайловна поджала губы. — Мальчик должен заниматься мужскими делами. А всякие там краски, кисточки... Это не серьёзно.
— Знаете что, — Маша старалась говорить твёрдо, хотя внутри всё дрожало. — Я благодарна вам за помощь, которую вы нам оказываете. Но решения о воспитании Кузьмы принимаем мы с Аликом. И никто больше.
Сергей Владимирович нахмурился.
— Да ладно тебе, Машенька, не заводись. Мы же добра хотим.
— Своими представлениями о добре вы давите на нас. И это... это невыносимо.
В комнате повисла тяжёлая пауза. Инна Михайловна первой нарушила молчание:
— Что ж, видимо, нам пора. Но этот разговор мы ещё продолжим. С Аликом.
Конечно, с Аликом. Прямо по сценарию – обойти жену и давить на сына. Как всегда.
После их ухода Маша пошла к Кузьме. Он не спал, ждал её, сидя на кровати с книжкой в руках.
— Они ушли? — спросил он тихо.
— Да, ушли, — Маша присела на край кровати. — Не переживай, никакого плавания не будет, если ты не хочешь.
— А папа? Что скажет папа?
Маша замерла. Вот в чём вопрос. Что скажет Алик? Встанет ли на сторону жены и сына или прогнётся под родителей, как это бывало уже не раз?
— Папа нас поддержит, — сказала она с уверенностью, которой не чувствовала.
***
Алик вернулся из командировки через три дня. Как Маша и предполагала, его родители уже успели с ним связаться.
— Что у вас тут произошло? — спросил он, едва переступив порог и даже не обняв жену после трёхдневного отсутствия. — Мама вся на нервах, отец говорит, что ты была с ними груба.
Маша глубоко вздохнула. Началось.
— Я не грубила. Я просто сказала, что мы сами решаем, чем будет заниматься наш сын.
— И из-за этого такой скандал? — Алик устало опустился на диван. — Маш, ну что тебе стоило просто согласиться? Подумаешь, плавание.
— Кузьма боится воды. Он сам сказал.
— Это потому что вы его разбаловали.
Маша замерла. "Вы"? Когда это Алик стал говорить "вы" о ней и их совместном ребёнке?
— Прости, что? МЫ его разбаловали? Ты его отец, если ты забыл.
Алик потёр лоб.
— Ты знаешь, что я имел в виду. Просто ты с ним целыми днями, и...
— И что? Договаривай.
— И он растёт слишком мягким. Мама права – он чуть что, сразу в слёзы.
— Ему семь лет!
— В семь лет я уже...
— Да-да, я знаю, — перебила Маша. — В семь лет ты уже год как занимался плаванием и имел первые медали. Я это уже слышала. От твоей мамы.
Алик нахмурился.
— Послушай, дело не только в плавании. Дело в том, что ты всё время противоречишь моим родителям. Они хотят помочь, а ты...
— Они хотят контролировать. Это разные вещи.
Они проговорили почти до полуночи. Спор ходил по кругу, не приближаясь к разрешению. В какой-то момент Маша поняла, что бесполезно пытаться достучаться до мужа – он слишком глубоко в этой созависимости.
— Знаешь, что, — сказала она наконец. — Делай что хочешь. Отдавай его в это плавание, раз для тебя мнение родителей важнее счастья собственного ребёнка.
Она ушла в спальню, даже не хлопнув дверью – просто тихо закрыла её за собой. Так закрывают двери, когда не хотят тревожить мертвеца. Всю ночь проворочалась без сна, чувствуя, как внутри растёт пустота. Утром они с Аликом завтракали в гнетущем молчании, словно два чужих человека, случайно оказавшихся за одним столом.
***
В выходные Сергей Владимирович заехал, чтобы забрать Кузьму на пробную тренировку. Маша стояла у окна, наблюдая, как её сын, ссутулившись, идёт к машине деда. Внутри всё сжималось от бессилия и злости.
— Всё будет хорошо, — сказал Алик, подходя сзади. — Отец просто хочет для него лучшего.
— Давай не будем начинать этот разговор снова, — Маша отвернулась от окна. — Я уже сказала, что не буду мешать. Но и участвовать в этом не стану.
Пока Кузьмы не было дома, она решила занять себя чем-то и начала разбирать старые вещи. В глубине шкафа обнаружилась коробка с детскими рисунками. Маша с нежностью перебирала яркие листы – в основном, это были её рисунки. Когда-то она мечтала стать художницей, но... жизнь сложилась иначе.
И тут её вдруг осенило. Эта ситуация задела её настолько сильно не только из-за Кузьмы, но и потому, что в ней отразилась её собственная боль. Когда-то давно родители настояли, чтобы она бросила художественную школу ради занятий "чем-нибудь более серьёзным и перспективным". И Маша уступила, растеряв со временем почти весь свой талант.
Перебирая детские рисунки, она наткнулась на пожелтевшие грамоты за победы в художественных конкурсах. "Первое место среди младших школьников", "Лауреат городской выставки", "Специальный приз жюри"... Пальцы бережно погладили выцветшие буквы. Столько надежд, похороненных под родительским "мы лучше знаем, как надо".
Поглощённая воспоминаниями, она не заметила, как вернулись Кузьма с дедом. Только когда входная дверь громко хлопнула, Маша вздрогнула и поспешила в прихожую.
Кузьма стоял мокрый, с красными от хлорки глазами и дрожащими губами. Дед выглядел раздражённым.
— Ну что случилось? — Маша бросилась к сыну.
— Ничего особенного, — отмахнулся Сергей Владимирович. — Немного наглотался воды, с кем не бывает. Зато тренер сказал, что у мальчика хорошие данные.
Кузьма молчал, но Маша видела, что он из последних сил сдерживает слёзы.
— Идём, переоденешься, — она взяла сына за руку и повела его в комнату.
Как только они оказались в детской, Кузьма разрыдался.
— Я не хочу туда! — всхлипывал он. — Тренер кричал, а потом столкнул меня в воду. Я испугался и начал тонуть. Это было страшно!
Маша почувствовала, как что-то оборвалось внутри. Её ребёнка напугали, и всё ради чего? Ради амбиций дедушки? Ради того, чтобы Алик мог гордиться перед родителями?
Она обняла сына и тихо сказала:
— Больше ты туда не пойдёшь. Я обещаю.
Когда Кузьма уснул, Маша вернулась назад. В гостиной Алик разговаривал с отцом. Судя по их лицам, разговор был непростым.
— Как он? — спросил Алик, увидев жену.
— Уснул. Напуганный и измотанный, — Маша посмотрела на свёкра. — Больше никакого плавания. И это не обсуждается.
— Машенька, ты драматизируешь, — начал Сергей Владимирович. — Первое занятие всегда сложное. Потом он привыкнет.
— Нет, — Маша покачала головой. — Наш сын чуть не утонул сегодня, а вы говорите "привыкнет"? Это безумие какое-то.
— Маша... — попытался вмешаться Алик.
— Нет, ты послушай меня, — она повернулась к мужу. — Я молчала слишком долго. Позволяла твоим родителям решать за нас. Но сегодня всё изменилось. Речь идёт о безопасности нашего ребёнка.
Сергей Владимирович поднялся, явно намереваясь уйти.
— Вижу, разговора не получится. Позвони мне, когда твоя жена успокоится, — бросил он сыну и направился к выходу.
Когда дверь за ним закрылась, Маша повернулась к Алику:
— Теперь ты. Решай, на чьей ты стороне.
— Я не понимаю, почему нужно выбирать сторону, — Алик развёл руками. — Мы все хотим добра Кузьме.
— Нет, твои родители хотят, чтобы Кузьма был таким, каким они хотят его видеть. Это разные вещи.
— Они просто заботятся...
— Если бы они заботились, то прислушались бы к тому, чего хочет сам Кузьма. Но их это не интересует. Как не интересовало двадцать лет назад, чего хочешь ты.
Алик замер.
— О чём ты?
— О том, что ты никогда не хотел в это плавание. Ты сам говорил мне, что мечтал о музыкальной школе. Но твои родители решили иначе.
Алик долго молчал, а потом тихо произнёс:
— Я был ребёнком. Откуда мне было знать, что для меня лучше?
— А теперь ты взрослый мужчина, муж и отец. И всё ещё позволяешь им решать – только теперь уже за твоего сына.
На лице Алика что-то дрогнуло, будто треснула маска, за которой скрывалось что-то давно похороненное.
***
В эту ночь они спали в разных комнатах. Маша ворочалась до трёх, прислушиваясь к звукам дома. В кабинете Алик тоже не спал – из-под двери пробивалась полоска света. Утром он ушёл на работу раньше обычного, даже не заглянув к ней. Маша не знала, чем закончится эта история, но понимала, что прежней их жизнь уже не будет.
Прошла неделя. Алик возвращался поздно, ссылаясь на аврал в офисе. С Машей почти не разговаривал, а если и начинал беседу, то быстро сводил всё к погоде или новостям, избегая личных тем.
Его родители, раньше звонившие чуть ли не каждый день, теперь обходили Машу стороной. Несколько раз она заставала мужа за тихими разговорами по телефону на кухне, когда он думал, что она спит.
"Да, мам, я понимаю... Конечно, отец прав... Нет, мы ещё не решили..." – и мгновенное молчание, стоило ей показаться на пороге.
В пятницу вечером, когда Кузьма уже спал, Маша решилась.
— Нам нужно поговорить, — сказала она, входя в кабинет, где Алик работал за компьютером.
Он не обернулся, продолжая что-то писать.
— Не сейчас, Маш. У меня завал на работе.
— Это важно. Мы не можем больше откладывать.
Алик вздохнул и неохотно повернулся.
— Ладно. Говори.
— Что происходит? Ты постоянно на работе, со мной почти не разговариваешь, с Кузьмой тоже.
Он пожал плечами.
— Ничего не происходит. Просто много работы.
— А разговоры с родителями? Ты думаешь, я не слышу?
Алик нахмурился.
— Что, теперь мне и с родителями нельзя разговаривать?
— Можно. Но не за моей спиной.
— Маш, ты параноишь, — Алик поднялся. — Обычные разговоры. Ничего такого.
— Знаешь, в чём проблема? Ты не с нами. Ты всегда на стороне своих родителей, — горько произнесла Маша.
— Это не так! — возразил Алик. — Просто ты усложняешь всё. Ты не привыкла к хорошей жизни, тебе всё равно, как мы живём. А я не хочу опускаться!
Маша отшатнулась, словно от удара. Слова мужа ранили глубже, чем она могла ожидать.
— Так вот что ты на самом деле думаешь... Что я из низов, да? Что тащу тебя вниз?
— Я этого не говорил...
— Нет, именно это ты и сказал! — она едва сдерживала слёзы. — И знаешь что? Может, ты прав. Я не привыкла жить за чужой счёт. Не привыкла прогибаться ради денег и подарков.
Алик сжал кулаки.
— Для тебя это так просто, да? Просто послать всех, кто помогает нам все эти годы?
— Не всех. Только тех, кто использует свою помощь как рычаг давления.
Они смотрели друг на друга, словно чужие люди. Молчание затягивалось.
— Я больше так не могу, — наконец произнесла Маша. — Мне нужно, чтобы ты решил, на чьей ты стороне. Своей семьи или своих родителей.
— Мне не нужно выбирать, — упрямо ответил Алик. — Мы все одна семья.
— Нет, Алик. Твоя семья теперь — это я и Кузьма. А твои родители... они твои родители, но не часть нашей семьи. И если ты не можешь этого понять... — она не закончила фразу, боясь произнести то, о чём начала думать в последние дни.
— Что? — Алик смотрел на неё с вызовом. — Договаривай уж.
— Если ты не можешь этого понять, то, может быть, нам стоит... подумать о нашем будущем. О том, есть ли оно у нас вообще.
В глазах Алика мелькнула паника, но он быстро овладел собой.
— Ты угрожаешь мне разводом из-за плавания? — его голос сорвался на хрип. — Ты это сейчас серьёзно?
— Не из-за плавания, — Маша покачала головой, чувствуя, как горечь поднимается к горлу. — Из-за того, что ты не можешь или не хочешь защищать свою семью. Из-за того, что я все семь лет нашего брака чувствую себя чужой в собственном доме. Из-за того, что ты всегда выбираешь их сторону, раз за разом, в каждом споре, в каждом решении.
Алик молчал. Потом медленно произнёс:
— Мне нужно подумать. Всё это... слишком.
Он ушёл, не оборачиваясь. Маша слышала, как он собирает какие-то вещи в спальне, потом хлопнула входная дверь. Она осталась одна, с тяжёлым предчувствием, что что-то важное в их жизни безвозвратно сломалось.
На следующий день Алик не вернулся домой к ужину. Не вернулся и к девяти, и к десяти. Только около одиннадцати пришло сообщение: «Останусь сегодня у родителей. Нужно всё обдумать, разобраться с собой».
Никакого звонка, никаких объяснений. Словно отписался коллегам о переносе встречи. Маша дважды перечитала сообщение и отложила телефон, не ответив. Что тут отвечать?
Кузьма спрашивал о папе, и ей пришлось солгать, что он в командировке. Мальчик поверил, но смотрел как-то тревожно, словно чувствовал, что происходит что-то нехорошее.
В воскресенье раздался звонок в дверь. На пороге стояли Инна Михайловна и Сергей Владимирович — строгие, подтянутые, с холодными глазами.
— Нам нужно поговорить, — сказал свёкр. — Можно войти?
Маша хотела отказать, но подумала о Кузьме, который был дома и мог услышать. Лучше не устраивать сцен.
— Проходите, — она отступила в сторону. — Только Кузьма дома, так что давайте без скандалов.
Они прошли в гостиную. Маша намеренно не предложила им ни чаю, ни кофе.
— Мы поговорили с Аликом, — начал Сергей Владимирович. — И, признаться, обеспокоены ситуацией.
— Какой именно ситуацией? — холодно поинтересовалась Маша.
— Тем, что происходит между вами, — вмешалась Инна Михайловна. — Нам кажется, ты слишком давишь на него. Это не похоже на тебя.
— Вы даже не представляете, какая я на самом деле, — Маша горько усмехнулась. — За семь лет мы провели вместе не больше пары часов наедине.
— Мы просто хотим помочь, — продолжила свекровь, словно не слыша. — Ты отталкиваешь Алика своим упрямством. Это не идёт на пользу семье.
— А вы, конечно, печётесь о нашей семье, — Маша не скрывала сарказма.
— Да, мы заботимся о вас, — Сергей Владимирович подался вперёд. — Мы многое сделали для вас. Мы всегда были рядом, всегда помогали.
— И теперь предъявляете счёт?
— Не счёт, — он покачал головой. — Просто хотим, чтобы ты поняла: всё, что мы делаем, мы делаем из лучших побуждений. Для Алика, для тебя, для Кузьмы.
— Особенно для Кузьмы, да? — Маша не сдержалась. — Вы так заботитесь о нём, что готовы против его воли затолкать в бассейн, где он чуть не утонул!
— Ты драматизируешь.
— А вы манипулируете! — Маша почувствовала, что теряет контроль. — Делами, деньгами, чувством вины... Вы превратили Алика в марионетку, а теперь пытаетесь сделать то же самое с моим сыном. Но вот что я вам скажу — с этим покончено.
На лицах свекрови и свёкра отразилось неприкрытое негодование.
— Что ты имеешь в виду? — голос Инны Михайловны дрожал.
— Я не позволю вам больше вмешиваться в нашу жизнь. Ни в мою, ни в жизнь Кузьмы.
— Ты забываешь, что без нас у вас бы ничего не было, — холодно произнёс Сергей Владимирович. — Ни этой квартиры, ни...
— Забирайте, — перебила Маша, сама удивляясь твёрдости в своём голосе. — Забирайте всё, что дали. Квартиру, машину, все эти "подарки". Мы как-нибудь справимся.
— Не говори глупостей! — Сергей Владимирович скривился, словно от зубной боли. — У тебя даже работы нормальной нет, куда ты денешься с ребёнком?
— Найду работу. И да, может быть, нам придётся переехать в квартиру поменьше, и машину придётся продать. Но зато мы будем свободны.
Инна Михайловна встала.
— Ты не понимаешь, что творишь. Алик никогда это не примет. Он привык к определённому уровню жизни.
— Тогда пусть выбирает. Деньги или семья.
Они ушли, хлопнув дверью. Маша осталась стоять посреди гостиной, дрожа от напряжения. Неужели она правда это сделала? Бросила вызов людям, от которых фактически зависело их благополучие?
И самый важный вопрос: что выберет Алик?
Ответ она получила через неделю. Кузьма уже лёг спать, когда раздался звонок в дверь. На пороге стоял Алик.
— Можно? — спросил он тихо.
Маша кивнула и пропустила его в квартиру.
— Ты за вещами?
— Не только, — он прошёл в гостиную и сел на диван. — Я разговаривал с родителями. Они сказали, что ты... что ты предложила им забрать всё, что они нам дали.
— Да, — просто ответила Маша. — Так и есть.
— Ты понимаешь, что это значит? Нам придётся всё продать. Искать другое жильё, возвращать кредит за машину...
— Понимаю. И готова к этому.
Алик долго молчал, глядя в пол.
— Я не могу так, Маша. Не могу всё бросить и начать с нуля. Да, родители бывают... сложными. Но они всегда хотели нам добра.
— На своих условиях.
— Да какая разница — на чьих условиях? Главное — результат. У нас есть крыша над головой, есть машина, отпуск каждый год... Многие могут только мечтать о таком.
Маша смотрела на мужа с грустью. Она вдруг поняла, что перед ней сидит чужой человек. И, возможно, всегда сидел чужой — она просто не хотела этого видеть.
— Значит, ты выбрал, — тихо произнесла она.
— Я хочу, чтобы ты подумала ещё раз, — Алик поднял на неё глаза. — Ради Кузьмы. Ради нас. Неужели гордость стоит того, чтобы разрушить всё?
— Это не гордость, Алик. Это самоуважение. И уважение к нашему сыну.
— Он ребёнок! Откуда ему знать, что для него лучше?
— А мы знаем? — Маша покачала головой. — Или это твои родители "знают"?
Алик встал.
— Я вижу, разговора не получится. Ты всё для себя решила.
***
Через месяц всё было кончено. Алик собрал вещи и вернулся в родительский дом, в свою старую комнату с кубками за плавание и выгоревшими плакатами на стенах.
Маша с Кузьмой сняли небольшую студию в спальном районе – до метро пятнадцать минут пешком, рядом школа и небольшой сквер. Нашла работу продавцом-консультантом в книжном магазине. Не мечта всей жизни, но платили вовремя, график был удобным, а главное – никто не дышал в затылок, указывая, как жить и что делать.
Кузьма теперь виделся с отцом по выходным. Возвращался притихший, задумчивый. Однажды Маша спросила:
— Как прошёл день с папой?
— Нормально, — пожал плечами мальчик. — Только мы опять ходили на плавание.
Маша замерла.
— Плавание? Но ты же боишься воды.
— Дедушка сказал, что я должен перебороть свой страх, — голос Кузьмы звучал тихо, почти шёпотом. — А то вырасту трусом. А папа... папа сказал, что я справлюсь. Что он тоже боялся, но потом привык.
Маша стиснула зубы, чтобы не выругаться вслух. Значит, ничего не изменилось. Алик, уже будучи взрослым отцом с собственным ребёнком, всё так же прогибается под родителей. И теперь они используют сына как марионетку, чтобы влиять на Кузьму в обход её решений.
— И как, получается побороть страх? — осторожно спросила она.
Кузьма помолчал, потом тихо произнёс:
— Я не хочу туда больше ходить. Но папа расстроится, если я скажу.
— Я поговорю с ним, — Маша обняла сына. — Обещаю, больше никто не заставит тебя делать то, чего ты не хочешь.
Она звонила Алику в тот же вечер. Разговор вышел тяжёлым.
— Почему ты не посоветовался со мной? — требовала она.
— А ты бы разрешила? — парировал он. — Ты же всё решаешь сама.
— Потому что ты отказываешься принимать решения! Ты всё время перекладываешь ответственность на других — на меня, на родителей...
— Прекрати! Я сам знаю, что нужно моему сыну.
— Нет, не знаешь. Ты даже не спрашиваешь, чего хочет он сам.
— Он ребёнок, Маша! Дети не всегда знают, что для них лучше.
В этот момент она поняла, что битва проиграна. Не только за их брак, но и за право Кузьмы быть собой. По крайней мере, в той части жизни, которая касалась отца и его родителей.
***
Прошло два года. Маша привыкла к новой жизни — одинокой, но свободной. Она поступила на курсы дизайна, начала подрабатывать оформлением — сначала за копейки, потом всё успешнее.
Кузьма рос замкнутым, тихим мальчиком. Когда он был с мамой, то рисовал, читал, мечтал. Когда уезжал к отцу — возвращался напряжённым, словно натянутая струна.
— Всё хорошо? — спрашивала Маша после каждого такого визита.
— Да, — кивал Кузьма. — Всё нормально.
Но однажды она нашла его в слезах после возвращения от отца.
— Что случилось, родной? — Маша опустилась рядом с ним на колени.
— Я... я не хочу больше к папе, — всхлипнул мальчик. — Там всегда дедушка и бабушка, они всё время говорят, что я должен стать настоящим мужчиной. Что я слишком похож на тебя. Что ты... — он запнулся.
— Что я — что? — тихо спросила Маша.
— Что ты испортила меня, — почти прошептал Кузьма. — И что папа должен меня исправить.
Маша обняла сына, чувствуя, как в груди разливается боль. Это была цена её свободы — их свободы. Цена, которую они продолжали платить каждый день.
Она не знала, какие ещё испытания ждут их впереди. Не знала, сможет ли защитить сына от токсичного влияния бывшего мужа и его родителей. Но одно она знала точно: она никогда не пожалеет о сделанном выборе.
Потому что даже самая трудная свобода лучше самой комфортной клетки.