Антон стоял у окна, наблюдая за тем, как Михаил уходит из их дома. Было что-то неестественное в том, как тот оборачивался, словно проверяя, не следят ли за ним. На подоконнике стояла фотография с их свадьбы — Ирина в белом платье смеется, а он смотрит на нее так, будто весь мир сосредоточился в ее глазах. Пятнадцать лет назад. Целая жизнь.
Если бы он вернулся на два часа позже, как планировал, то никогда бы не увидел этого ухода. Командировка закончилась досрочно — клиент отменил встречу в последний момент. Удача? Провидение? Теперь он не был уверен.
— Кто приходил? — спросил он, когда Ирина вышла из ванной, вытирая влажные после душа волосы. На ней был домашний халат, тот самый, что он подарил на прошлое Рождество.
— А, Миша заходил. — Она говорила обыденно, словно речь шла о почтальоне. — У нас же проблемы с проводкой. Он помог.
Антон молча кивнул, переводя взгляд на абсолютно сухой и чистый пол у электрического щитка. Ни инструментов, ни пыли, ни малейших следов работы. Внутри него что-то оборвалось и упало вниз, как сорвавшийся с высоты камень.
— Ты рано, — заметила Ирина, следуя за ним на кухню. — Я думала, ты только к вечеру.
На столе стояли две чашки с остатками чая и тарелка с недоеденным пирогом. Тем самым, который Ирина испекла вчера для него в дорогу. Его любимым. С яблоками и корицей.
— Отменили встречу, — ответил он, механически наливая себе воды. Стакан предательски дрожал в руке. Из динамика на полке тихо играла та самая мелодия, которую они танцевали на свадьбе. Он почти не слушал эту песню последние годы — она стала просто частью фона их жизни. Как и сама Ирина. Как и он сам.
Ему хотелось закричать, разбить что-нибудь, разнести эту безупречную кухню, где они годами завтракали, почти не разговаривая. Ударить кулаком по стене, чтобы физическая боль заглушила то, что разрывало сейчас грудь. Но он молчал, сжимая зубы так, что сводило челюсть.
— Как командировка? — Её голос звучал напряженно, фальшиво, как у плохой актрисы.
— Нормально, — ответил он, отворачиваясь к окну.
Во дворе Михаил садился в свою машину. Антон смотрел на него, этого привлекательного вдовца с интересными историями из жизни морского офицера, всегда готового помочь с мелким ремонтом и, видимо, не только с ним. Они познакомились полгода назад — сосед по дачному участку, который они купили прошлой весной. Ирине он сразу понравился. Теперь это слово обретало новый смысл.
— Ты устал с дороги? Может, приляжешь? — Она подошла ближе, и он почувствовал аромат её духов. Не тех, что были на ней утром, когда он уезжал.
В спальне Антон сел на край кровати и достал телефон. За те два дня, пока его не было, Михаил звонил Ирине трижды — и это только те звонки, которые она не удалила из истории. Он проверил сообщения — ничего. Должно быть, стерла и их тоже.
Ирина вошла в комнату и села рядом, сохраняя дистанцию.
— Что-то случилось? — спросила она, осторожно касаясь его плеча.
— Не знаю, — ответил он, поднимая взгляд. — Ты мне скажи.
Их глаза встретились, и на мгновение ему показалось, что она готова рассказать правду. Но Ирина лишь покачала головой.
— Не понимаю, о чём ты.
Антон резко встал и подошел к шкафу, распахивая дверцы. В висках стучало, перед глазами плыли красные пятна. Комната, такая знакомая, вдруг стала чужой и враждебной.
— Что ты делаешь? — В её голосе звучала тревога.
— Ищу доказательства, — ответил он, не оборачиваясь. — Его рубашку? Записку? Что там обычно находят обманутые мужья?
— Антон! — Возмущение в её голосе звучало почти убедительно. — Ты сошел с ума?
Он захлопнул шкаф и обернулся, чувствуя, как бешено колотится сердце.
— Я видел, как он уходил. Как оглядывался. Я видел две чашки на столе и наш пирог. Ты приняла душ среди дня и сменила духи. Что из этого я должен понять неправильно?
— Ты обвиняешь меня в измене? — Её голос дрогнул, но глаза оставались сухими.
— А разве нет?
— Конечно нет! — Она вскочила с кровати. — У всего есть невинное объяснение.
— Какое же?
Она начала говорить что-то о пролитом чае и случайности, но осеклась, встретив его взгляд. Из динамика на тумбочке всё еще доносилась та самая мелодия. Их первый танец. Их обещания. Их ложь.
— Ира, мы пятнадцать лет вместе. Я знаю, когда ты лжёшь.
Она отвернулась, и он увидел, как напряглись её плечи.
— Что ты хочешь услышать?
— Правду, — ответил он просто.
Тишина повисла между ними, плотная, как туман.
— Между нами ничего не было, — сказала она наконец, всё еще стоя к нему спиной. — В том смысле, который ты думаешь.
— В каком тогда?
— Мы разговаривали. По-настоящему разговаривали. — Её голос дрогнул. — О вещах, о которых я не могу поговорить с тобой. О чувствах, о мечтах, о разочарованиях.
Она обернулась, и в глазах стояли слёзы, настоящие.
— Когда ты последний раз спрашивал меня не о том, что приготовить на ужин, а о том, что я чувствую? Что меня волнует? О чём я мечтаю?
Антон хотел возразить, но слова застряли в горле. В памяти проносились их вечера: он с ноутбуком, она с книгой. Тишина, которую он принимал за уютную, на самом деле была пропастью.
— Он поцеловал меня сегодня, — произнесла она тихо. — Впервые. Я не оттолкнула его сразу. Но и не ответила. Я сказала, что нам нужно прекратить... это.
Антон опустился на кровать, ощущая странную пустоту. Физически — почти не измена. Но эмоционально?..
— Почему ты не говорила со мной? О своих чувствах, мечтах?
— Я пыталась. Много раз. Но ты всегда был так занят, так погружен в работу или свои мысли. А потом я просто перестала.
Песня в динамике сменилась, но Антон всё еще слышал её отголоски в голове. Их танец, их клятвы, их будущее, которое казалось таким ясным. Он машинально повернул свадебную фотографию на тумбочке к себе — два счастливых человека, которых он больше не узнавал.
— И что теперь? — спросил он.
— Не знаю, — честно ответила она. — Я не хочу терять тебя, нашу семью, нашу жизнь. Но я не хочу возвращаться к тому, что было. К этому молчанию, к этой... пустоте между нами.
Он долго молчал, глядя в окно. День клонился к вечеру, тени становились длиннее.
— Знаешь, — сказал он наконец, — самое страшное не то, что он поцеловал тебя. А то, что я даже не заметил, как потерял тебя.
Ирина тихо заплакала, и он впервые за долгое время обнял её, чувствуя, как дрожат её плечи под тонкой тканью халата.
— Я не знаю, смогу ли простить, — прошептал он. — Не знаю, сможешь ли ты. Но, может быть, мы хотя бы попробуем снова научиться говорить друг с другом? По-настоящему?
Она подняла на него заплаканные глаза:
— Ты всё ещё любишь меня?
Антон задумался. Любил ли он её? Или просто привык, как к старым тапочкам или к скрипу половиц в их доме?
— Я не знаю, что такое любовь после пятнадцати лет брака, — ответил он. — Но я знаю, что не представляю жизни без тебя. И хочу узнать, кто ты сейчас. Кем мы можем быть вместе.
За окном начинался дождь, мягкий, весенний. Они сидели, слушая его шелест, впервые за долгое время — действительно рядом. Антон протянул руку и включил на телефоне ту самую песню — с их первого танца. Звуки заполнили комнату, и он взял её ладонь в свою.
— Мы можем начать заново, — сказал он. — Не с того места, где всё началось. А с того, где всё почти закончилось.
Ирина сжала его пальцы, и в этом жесте было больше честности, чем в тысяче несказанных слов.
— Иногда нужно почти потерять, чтобы начать по-настоящему ценить, — прошептала она.
Они сидели в полумраке спальни, между прошлым и будущим, раненые, но живые. Две фигуры на краю пропасти, решившие не прыгать, а строить мост. Вместе.
Путь к исцелению не будет лёгким. Но они сделали первый шаг — самый трудный шаг к правде. А правда, какой бы горькой она ни была, — это единственный фундамент, на котором можно построить что-то настоящее.