Пирожки чуть не подгорели. Вера Ивановна охнула, выдернула противень и зачем-то дунула на него. По кухне разлился ароматный дух печеной капусты — любимые пирожки внуков. Под пальцами привычно защемило, а в коленях заныло — барометр её организма реагировал на мокрый ноябрьский снег за окном. На скамейке под подъездом покачивались старушки в платках — в своей стандартной позиции «сторожевых башен двора» — и от этой картины становилось тепло и тоскливо одновременно.
— Пять на нижней полке, шесть на верхней, — зачем-то вслух подсчитала Вера Ивановна, поправляя идеально выглаженную бежевую блузку. — А где...
В прихожей хлопнула дверь. Игорь Петрович, отчего-то взъерошенный и будто бы сконфуженный, неловко стаскивал ботинки.
— Эт-самое, машину в гараж загнал, — произнес он скороговоркой, потом громче: — Чем это у нас так вкусно пахнет?
«Странно, что он вообще учуял запах, — подумала Вера. — Уже три недели живет в своем гараже, как сыч. Видите ли, малышка плачет, ему покоя нет».
— А ты пирожки-то помнишь еще? — съязвила она. — Себя вспомнил — и на кухню прибежал. А как с Полинкой понянчиться — так у тебя давление скачет.
Игорь Петрович развел руками и побрел в ванную. Вера Ивановна привычно поджала губы и провела ребром ладони по столу, смахивая несуществующие крошки. Говорить колкости мужу давно вошло в привычку, хотя она сама уже не понимала, обижается на него всерьез или просто поддерживает годами выверенный ритуал.
Всё изменилось три месяца назад с появлением правнучки.
***
Звонок раздался после одиннадцати вечера, когда они уже готовились ко сну. Трубку взял Игорь Петрович, и Вера слышала, как он удивленно покрякивал и приговаривал «ого» и «надо же». Потом передал ей телефон и как-то растерянно улыбнулся:
— Тебя, мать. Катюша.
— Бабуль, — голос внучки звучал устало и счастливо одновременно. — Я родила. Девочку. Три двести. Полиной назвали.
Вера Ивановна тогда, помнится, села на кровать и молчала, не находя слов.
— Бабуль? Ты слышишь? — забеспокоилась Катя.
— Да-да, — очнулась Вера. — Полина. Значит, я теперь...
— Прабабушка, представляешь? — рассмеялась Катя.
Прабабушка. Слово, от которого веяло нафталином и ветхостью. Вера Ивановна словно увидела себя со стороны: невысокая полная женщина с короткой стрижкой, крашеной в каштановый цвет, всегда в блузке и юбке, даже дома. Всегда с помадой «Рубин» на губах — «встретить во всеоружии» и детей, и почтальона, и соседку с пятого этажа. И вот она — прабабушка.
«А на пенсию-то всего десять лет как вышла, — подумала она тогда. — Как будто вчера сама коляску по этому району катала».
Вчера. Вчера ей уступили место в автобусе, назвав «бабушкой». Кто-то из молодых, с наушниками и татуировкой. А она ответила: «Спасибо, сынок». Хотя внутри всё перевернулось. Ей же не больше сорока пяти, решил он, наверное. Просто седина... И потом весь день вспоминала себя в тридцать, когда так же называла «бабушками» женщин за пятьдесят.
Прабабушка. Получается, ей теперь положено просто сидеть в уголке, перебирать четки и радоваться, что дожила. А может, и вязать что-нибудь?
Тогда же, накрывая плечи шалью, хотя в комнате было тепло, она решила: её внуки и правнуки будут счастливы. Уж она-то об этом позаботится. И пусть Игорь ворчит, что она вмешивается — дети всегда на первом месте.
***
— Ну где они? — Вера Ивановна в третий раз выглянула в окно, хотя прекрасно знала, что сын, невестка, внучка с мужем и малышкой должны приехать только к двум.
— Эт-самое... дай людям собраться, — пробурчал Игорь Петрович, листая газету. Он был одет в свой выходной серый костюм, который надевал на все семейные праздники последние пятнадцать лет.
Вера смерила его критическим взглядом, отметив, что он побрился тщательнее обычного. Даже одеколоном пахнет. Странно.
Звонок в дверь раздался ровно в два, словно сын нарочно высчитал время до минуты. Саша, как всегда подтянутый и деловой, поцеловал мать в щеку. За ним вплыла невестка Светлана — модное платье, высокие каблуки и вечно недовольное выражение лица. По крайней мере, так всегда казалось Вере.
— Малышка-то где? — Вера Ивановна выглянула в коридор.
— Катя с Димой паркуются, сейчас будут, — ответил Саша, снимая пальто.
Игорь Петрович вышел из комнаты, неловко обнял сына, кивнул невестке.
— Эт-самое... как дела на работе? — спросил он дежурной фразой, которая стала уже семейным анекдотом. Отец никогда не понимал, чем именно занимается сын в своей IT-компании.
— Нормально, пап, — так же коротко ответил Саша, и они перешли в гостиную.
Когда наконец поднялись Катя с мужем и малышкой, квартира наполнилась шумом и суетой. Дима, крупный молчаливый парень, стоял в прихожей, опустив глаза, словно извиняясь за свой рост. Катя, тоненькая и смешливая, светилась материнским счастьем. А малышка Полина мирно спала в переноске.
— Ой, искупать бы её!
— Мам, только не начинай, — Саша вздохнул. — Никто не купает детей, как только приходит в гости.
— А вот раньше... — начала было Вера Ивановна, но осеклась, увидев, как невестка и внучка обменялись взглядами.
— Бабуль, все хорошо, — мягко произнесла Катя. — Давай сначала пообедаем?
Когда все расселись за столом, Вера Ивановна принялась командовать парадом: кому какой пирожок, кому добавки борща, кому больше, кому меньше. Светлана сидела со страдальческим лицом, отказываясь от добавки, и Вера Ивановна не преминула заметить:
— Что ж ты мужа так плохо кормишь? Он у тебя как тростинка! На работе голодный небось.
На мгновение воцарилась тишина. Затем Катя прыснула в салфетку, а Саша закатил глаза.
— Мам, я тебе десять раз говорил — у меня диета. Я сам себе такой режим питания выбрал.
Вера Ивановна только рукой махнула.
В этот момент телефон Игоря Петровича, лежавший рядом с тарелкой, завибрировал. Он бросил на экран быстрый взгляд, и его лицо странно изменилось.
— Эт-самое... извините, — пробормотал он, поднимаясь. — Я на минутку.
— Куда это он? — удивилась Вера.
— Покурить, наверное, — предположил Дима.
— Да он бросил пять лет назад, — отмахнулась Вера Ивановна. — Давление, наверное, скачет. Я ему говорила: таблетки надо вовремя принимать.
Разговор переключился на малышку Полину, её режим сна и кормления. Светлана и Катя обсуждали какие-то современные методики, а Вера Ивановна ужасалась:
— Это что же, сыроежки теперь грудью не кормят? А смеси эти — одна химия!
— Мам, ну сколько можно, — вздохнул Саша. — У девочек своя система, они современные литературу читают.
— В наше время никакой литературы не было, а дети вырастали здоровыми, — не сдавалась Вера Ивановна, чувствуя, как внутри закипает знакомое раздражение.
Игорь Петрович всё не возвращался. Вера вышла на кухню за чайником и, проходя мимо балкона, услышала его голос.
— Солнышко моё, папа сегодня не сможет приехать... Да, обязательно привезу ту куклу с мигающими глазами... И маме привет.
Вера Ивановна застыла, сжимая ручку чайника. Ей показалось, что она ослышалась. Папа? Какая кукла? Чьей маме привет?
Игорь Петрович в этот момент обернулся и увидел жену. На его лице мелькнуло выражение, которое она не могла расшифровать — то ли страх, то ли вина.
— Эт-самое... коллега звонил, — неловко пояснил он, пряча телефон в карман. — По гаражу вопрос.
Когда Игорь Петрович вернулся за стол, Вера Ивановна смотрела на него, не мигая. Всё его существо казалось ей теперь чужим и незнакомым. Вроде тот же человек, с которым она прожила сорок лет, но словно переставленный на пару сантиметров — всё вроде так, но неправильно.
***
Ночью Вера Ивановна не могла уснуть. Игорь Петрович сопел рядом, повернувшись к стене. Его телефон лежал на тумбочке, слабо поблескивая в темноте. Вера Ивановна боролась с собой полчаса, а потом всё же протянула руку. У Игоря был самый простой пароль — день рождения внука, 2107. Он никогда не менял его, считая, что всё равно красть у него нечего.
Дрожащими пальцами она открыла галерею. И обмерла. Среди фотографий внуков и их машины была папка, назвВерая просто «Л». Вера Ивановна открыла её, и перед ней появились снимки молодой женщины с короткими рыжими волосами. Она улыбалась в камеру, иногда обнимая маленькую девочку лет пяти, с такими же рыжими кудряшками. На некоторых фотографиях они были втроем — женщина, девочка и... Игорь Петрович.
Вера Ивановна закрыла рот ладонью, чтобы не закричать. В голове крутилась абсурдная мысль: «У него что, внебрачная внучка?». Но рядом с этой мыслью пульсировала другая, невыносимая: а если не внучка?
Следующим утром Игорь Петрович уехал рано — объяснил, что в гараже собрание. Вера Ивановна механически приготовила завтрак, убрала квартиру. Странное оцепенение охватило её. Чтобы как-то отвлечься, она решила поехать в новый торговый центр — просто побродить, посмотреть на людей.
В ярко освещенных галереях играла музыка, мимо сновали подростки и молодые мамы с колясками. Вера Ивановна чувствовала себя невидимкой. Она спустилась на фуд-корт, взяла чай и пирожное. И тут, поворачиваясь с подносом, увидела их.
За дальним столиком сидел Игорь Петрович, та самая рыжеволосая женщина, значительно моложе него, и девочка с фотографий. Они ели мороженое, Игорь что-то увлеченно рассказывал, размахивая руками. Девочка смеялась и подергивала его за рукав:
— Папа, ну папа! Ты обещал!
Поднос выскользнул из рук Вере Ивановны и с грохотом упал на пол. Чашка разбилась, чай разлился лужицей по кафельному полу. Игорь Петрович поднял голову на звук и встретился глазами с женой. Его лицо изменилось так стремительно и так красноречиво, что Вере Ивановне больше не нужны были доказательства.
Она развернулась и быстро пошла к выходу. Слышала, как Игорь что-то кричит ей вслед, но не останавливалась. На улице шел мокрый снег, но она не замечала его. Только в небольшом сквере рядом с торговым центром она замедлила шаг. Ноги словно налились свинцом.
— Вера! — Игорь Петрович догнал её, запыхавшийся, потный. — Вера, подожди! Я всё объясню.
Она молча опустилась на скамейку.
— Что тут объяснять-то? — наконец произнесла она. — Папа, значит. Кукла с мигающими глазами.
— Эт-самое... — начал было он и осекся.
«Даже сейчас не может начать разговор без своего дурацкого словечка», — отстраненно подумала Вера.
— Её зовут Лариса, — Игорь Петрович сел рядом, не глядя на жену. — Мы встретились пять лет назад. Она бухгалтер в автосервисе рядом с гаражом.
— Пять лет, — эхом отозвалась Вера Ивановна. — А дочке сколько?
— Маше пять... Она родилась, когда Ларисе было сорок. Поздний ребенок.
— А тебе тогда сколько было, Игорь? — впервые за долгое время она назвала его по имени, без отчества. — Пятьдесят пять? Отец-молодец в пятьдесят пять.
Он молчал, комкая в руках шапку.
— Почему, Игорь? Зачем?
Игорь Петрович посмотрел на жену так, словно хотел объяснить очевидное:
— Верунь, ты когда последний раз спрашивала, как я себя чувствую? Не давление, не печень, а вообще — как я? Ты хоть замечаешь, что я существую не только как дедушка-банкомат? У нас с тобой вся жизнь — внуки, дети, борщи по воскресеньям. А там, — он кивнул в сторону торгового центра, — там я просто Игорь. Мужчина, отец. Не дед.
— А здесь ты кто? — Вера почувствовала, как по щекам текут слезы, смешиваясь со снегом.
— Здесь я... предмет мебели, — горько сказал он. — Я не смог выбрать между вами. Ты живёшь только внуками, тебе я не нужен как мужчина.
Вере Ивановне хотелось закричать, что это неправда. Но слова застряли в горле. Она вдруг вспомнила, как полгода назад Игорь позвал её в кино, а она отказалась, потому что Саша с семьей должен был заехать. И прошлым летом предлагал поехать на море, а она только отмахнулась — что они, молодожены, что ли? В их возрасте надо на даче сидеть, компоты закрывать...
— Убирайся, — тихо сказала Вера Ивановна. — Собирай вещи и убирайся к своей... к ним. Не хочу тебя видеть.
***
Неделя прошла как в тумане. Вера Ивановна сказала детям, что отец уехал к брату в Саратов, помогать с ремонтом. Никто особо не удивился — Игорь Петрович и раньше пропадал на недели. Что это давало, кроме отсрочки неизбежного скандала, она не знала.
Квартира без Игоря казалась больше и пустыннее. Вера с остервенением убиралась, переставляла мебель, перебирала шкафы. В глубине антресоли она нашла альбом с засушенными цветами — начала собирать его в молодости, но забросила, «не до глупостей стало». А рядом с альбомом — старую папку с рисунками. Когда-то Вера мечтала заниматься живописью. Даже поступала в художественное училище, но не прошла по конкурсу. А потом появился Саша, и стало не до картин.
В один из дней внезапно пришла Катя с малышкой. Вера Ивановна смутилась, начала оправдываться за беспорядок.
— Бабуль, у тебя всегда порядок, — улыбнулась Катя, усаживаясь на диван с дочкой на руках. — Дед правда в Саратове?
Вера замерла, не зная, что ответить.
— Он дома не живет уже неделю, — продолжила Катя. — Мне папа звонил, спрашивал, всё ли у вас в порядке. Так что случилось?
И Вера Ивановна, неожиданно для самой себя, рассказала всё. Про телефон, про встречу в кафе, про дочку. Катя слушала молча, только крепче прижимала к себе малышку.
— Бабуль, а ты не думала, что дед просто... соскучился по семье? — наконец сказала она. — По настоящей семье, а не по сборищу людей, которые приезжают по расписанию?
— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Вера Ивановна.
— Бабуль, мы любим тебя, но ты задушила нас своей заботой, — тихо сказала Катя. — У тебя нет своей жизни, и это страшно. Ты нам не даешь жить и сама не живешь.
Вера Ивановна застыла, пораженная этими словами.
— Я всегда жила ради вас, — беспомощно произнесла она.
— Но мы тебя об этом не просили, — мягко сказала Катя. — Ты сама решила, что семья важнее всего. И что семья — это обеды по расписанию и причитания по поводу кормления грудью. А семья — это же не это. Это когда интересно друг с другом. Когда уважают границы. Когда вместе развиваются. Мы с Димой потому и редко приезжаем, что устали слушать твои бесконечные советы. От любви ты их даешь, я знаю. Но они не нужны. Мы справляемся.
Полина на руках у Кати вдруг тихо чихнула. Катя тут же полезла в сумку за платочком. Вера Ивановна по инерции протянула руку, чтобы помочь, но внучка справилась сама.
— Я... я просто не знаю, как по-другому, — призналась Вера Ивановна. — Мне всегда казалось, что если ты старше сорока пяти, то должна стать бабушкой. В смысле, превратиться в неё... Помнишь, мне сорок пять было, когда Сашка тебя родил? Я тогда думала — всё, молодость кончилась. Вот и стала такой... профессиональной бабушкой. А Игорь, видимо, не готов был.
Катя переложила дочку в другую руку и неожиданно спросила:
— А ты с ней говорила? С этой женщиной?
— С Ларисой? — удивилась Вера Ивановна. — Нет, конечно. О чем нам говорить?
— Ну, вы любите одного и того же мужчину, — пожала плечами Катя. — Может, и поговорить есть о чем.
***
Вера Ивановна не ожидала, что решится на эту встречу. Игорь легко дал номер Ларисы, только попросил не скандалить. И вот она сидит в кафе напротив женщины, которая украла её мужа.
Лариса оказалась совсем не красоткой, как представляла Вера. Обычная женщина, немного полноватая, с усталыми глазами и маленькими морщинками вокруг них. Рыжие волосы, крашеные, как и у самой Веры.
— Я не знала, что у него есть внуки, — сказала Лариса, помешивая кофе. — А тем более правнуки. Он всегда говорил, что вы просто живёте как соседи.
— Сорок лет как соседи? — усмехнулась Вера Ивановна.
— Я не оправдываюсь, — Лариса подняла на неё глаза. — Но я его люблю. И Машка любит. Он хороший отец.
— А муж? — спросила Вера, и сама удивилась вопросу.
— Какой муж? — улыбнулась Лариса. — Я никогда замужем не была. Всё ждала принца на белом коне... Дождалась в пятьдесят пять. Не смешно?
Они проговорили два часа. Вера Ивановна узнала, что Лариса работала бухгалтером всю жизнь, мечтала о детях, но не складывалось. Потом встретила Игоря, влюбилась, а когда поняла, что беременна, решила, что это последний шанс. Игорь предлагал жениться, но она отказалась — не хотела разрушать семью.
— Я думала, что у вас настоящая любовь, — призналась Лариса. — А потом поняла, что у вас... как это... паралелльные жизни. Вы живёте для внуков, он — на автопилоте.
Вера Ивановна молчала. В голове крутилась стрВерая мысль: а ведь она не знала, чем занимается её муж последние пять лет. Спрашивала, конечно, но формально, не интересуясь на самом деле.
— Я не претендую на него, — сказала Лариса на прощание. — Но Машка без отца не останется, так и знайте.
Вера Ивановна кивнула. Пятилетняя девочка не виновата в грехах отца. И, возможно, матери.
***
Через месяц Вера Ивановна записалась на курсы живописи для пенсионеров. Со страхом пришла на первое занятие, боясь, что будет выглядеть смешно. Но неожиданно почувствовала себя... свободной. Она рисовала яблоки и вазы, смеялась над своими неловкими рисунками, болтала с другими «курсантами».
В тот же день она позвонила Игорю. Он появился через час, настороженный и неловкий.
— Чай будешь? — спросила Вера Ивановна.
— Эт-самое... буду, — кивнул он.
Они сидели на кухне, пили чай с лимоном, как когда-то в молодости. Вера смотрела на мужа — постаревшего, с залысинами на висках, с морщинами, которые она знала наизусть. И не могла понять, что чувствует. Злость? Обиду? Усталость?
— Я не позвала тебя, чтобы мириться, — наконец произнесла она. — Я говорила с Ларисой. И подумала. Ты был прав — я перестала быть женщиной, превратилась в профессиональную бабушку. Но ты мог быть честнее.
Игорь Петрович покачал головой:
— Как я мог быть честнее? Сказать «Вера, я встретил другую, но хочу остаться с тобой из чувства долга»? Эт-самое... я не мог выбрать. И там семья, и здесь.
Вера Ивановна усмехнулась:
— Дворянин, однако. Две семьи завел. А платишь ты им как? Из нашего общего?
— У меня отдельный счет, — буркнул Игорь. — Я подрабатываю ремонтом машин. Всегда подрабатывал.
Они договорились о «цивилизованном разводе». Игорь оставлял квартиру Вере, но мог приходить, когда приезжали дети. О его второй семье пока решили не говорить. Время подскажет.
***
Через год в Доме культуры проходила выставка работ пенсионеров. Вера Ивановна представила триптих «Времена года». Три небольших картины, на которых был изображен один и тот же двор — зимой, весной и летом. И люди в разных возрастах — от младенчества до старости.
Её картины похвалил преподаватель. А на открытие пришли не только Саша с женой, но и внучка с правнучкой, которая уже бойко топала ножками. И даже Игорь Петрович появился — с Ларисой и Машей.
Вера Ивановна напряглась, но быстро поняла, что скандала не будет. Светлана мельком оглядела Ларису и продолжила беседу с какой-то дамой. Саша сдержанно пожал руку отцу, вопросительно посмотрел на мать. Вера едва заметно кивнула — всё в порядке.
Маленькая Маша с любопытством разглядывала Полину. Вера Ивановна почувствовала странный, щемящий комок в горле.
— Смотри, — вдруг сказала она девочке, — это твоя... хм... ну, скажем так, племянница.
— Она маленькая! — фыркнула Маша. — А я уже в школу скоро пойду.
Все рассмеялись.
Вечером к Вере подошел один из преподавателей — высокий седой мужчина, художник.
— У вас интересный взгляд, — сказал он. — Нестандартный. Давно рисуете?
— Всю жизнь мечтала, год как начала, — честно ответила Вера Ивановна.
— Никогда не поздно, — улыбнулся он. — Меня Валерием зовут.
Вера вдруг поймала взгляд Игоря — он смотрел на неё с другого конца зала, держа за руку свою маленькую дочь. И в его глазах она увидела то, чего не видела много лет — одобрение. Словно он говорил ей: «Вот видишь, ты тоже можешь жить не только для внуков».
— Вера, — протянула она руку художнику. — Очень приятно.
«Испанский стыд — это когда сгораешь от стыда за другого», — подумала она. — «А я, оказывается, всю жизнь сгорала от стыда за несбывшуюся себя».
Она оглядела зал. Вот её дети, внуки, правнучка. И вот её картины. И ещё какое-то будущее, неясное, но вполне возможное. Наверное, никогда не поздно обнаружить, что жизнь не заканчивается в сорок пять. И в шестьдесят тоже.