Есть артисты известные, есть знаменитые, звезды и суперзвезды. А бывают такие, как Муслим Магомаев:
- в 20 лет он прославился на весь Советский Союз,
- в 25 после концерта во Дворце спорта поклонники несколько метров несли его машину на руках,
- в 31 он стал самым молодым народным артистом СССР,
- а в 60 добровольно ушел со сцены,
- поднял уровень эстрады в стране до невообразимого уровня,
- беспрецедентный универсал: опера, джаз, романсы, неаполитанские песни, гимны, партизанская "Белла чао", военные куплеты, рапсодии, серенады, пародии — не удивительно, что на протяжении всего десятилетия он неизменный участник "Голубых огоньков", правительственных концертов и культурных делегаций за рубеж.
Как правило, певцы боятся потерять голос, поэтому нянчатся со своим горлом, кутают его в шарфы, с ужасом смотрят на открытую форточку, ведь катастрофически боятся сквозняков и холода. Муслим Магомаев курил, ходил по улице с открытым горлом, пел по первой просьбе..
Удивительно, но он «практически всегда был недоволен тем, что делал». Ему всё время хотелось сделать лучше, но он понимал, что не может прыгнуть выше головы.
Мне бы хотелось петь, как Марио Ланца, а у меня не получилось. Это всегда не давало мне возможности высокомерно относиться к другим, критиковать кого-то, что поёт не так, поёт плохо. Он поёт так, как дал ему Бог, больше он сделать ничего не сможет.(Магомаев в автобиографии «Любовь моя — мелодия»).
Сначала он пытался повторить путь деда.
Магомаев родился в Баку в известной семье: его дед был автором национальной оперы "Наргиз" и считался основоположником азербайджанской классической музыки, мать — драматическая актриса, отец — художник передвижного театра. Юного Муслима отдали в музыкальную школу по классу фортепиано.
В своих мемуарах он писал:
"Я всегда был твердо уверен в том, что мой дед — великий композитор и дирижер. Я должен был повторить его путь — стать и композитором, и дирижером, и пианистом. А чтобы закрепить за мной эту заочную идею, меня и нарекли при рождении именем деда. Так я стал полным его тезкой. В то время как мои сверстники играли на полу машинками и оловянными солдатиками, я ставил дедовский пюпитр, брал в руки карандаш и руководил воображаемым оркестром".
Но его как магнитом тянуло к "трофейным" зарубежным пластинкам, с которых звучали голоса прославленных итальянских певцов — Маттиа Баттистини, Энрико Карузо, Титты Руффо. Так в жизнь Магомаева вошла опера, а с ней шедевры Джакомо Пуччини, Джоаккино Россини и Джузеппе Верди.
"Петь казалось мне таким же естественным, как дышать. Я уходил на берег моря и орал во всю глотку, испытывал связки на прочность, — рассказывал артист много лет спустя. — Чудом не сорвал голос. А потом решил, что однажды всех удивлю".
Он пел дни напролет. С одной стороны, подражая любимым певцам, с другой — раскачивая природный талант и привыкая к вокальной самостоятельности.
Итак, как учился петь Магомаев: наследственность плюс он много слушал выдающихся исполнителей, подражая им, а также придумал свой способ тренировать голос: с 14 лет он убегал к морю и пытался перекричать шум волн.
А дальше были уроки у Сусанны Аркадьевны и Владимира Аншелевича.
"Я научился преодолевать вокально-технические рифы".
Еще в музыкальной школе при Бакинской консерватории он учился петь у виолончелиста, профессора Бакинской консерватории Владимира Цезаревича Аншелевича.
Аншелевич сказал Магомаеву: "Голос у тебя дай Бог, но ты поешь, как будто хочешь убить всех своим звуком".
На что я с некоторой бравадой подтверждал этот свой изъян: «Да, я хочу петь как итальянцы. У итальянцев именно такие голоса — с напором». — «С напором петь хорошо, но певцу надо быть музыкантом. Петь как инструмент, например как виолончель. Она ближе всего к человеческому голосу».
И профессор Аншелевич стал безвозмездно давать ему уроки одновременно с занятиями с Сусанной Аркадьевной. По воспоминаниям Магомаева, она занималась постановкой голоса, в то время как Аншелевич учил музыкальным аспектам пения.
Сусанна Аркадиевна-педагог, у которой Муслим Магомаев занимался пением, так как в музыкальной школе не было вокального отделения. По воспоминаниям певца, Сусанна Аркадиевна не могла научить его особым вокальным премудростям, но у неё было «гениальное ухо».
Из воспоминаний о занятиях с Аншелевичем:
"Занимались мы месяцев пять. Он не вмешивался в вокал, не ставил голос (это было заботой Сусанны Аркадиевны), а показывал, как филировать голос — убирать звук, учил обращать внимание на ремарки автора: если пиано, то и надо петь пиано, если меццо-форте, то именно так, а не иначе. А если, скажем, крещендо, то и надо усиливать звук без срыва, плавно. Всем этим техническим премудростям он учил меня долго и терпеливо.
Это позже, как следует поучившись, я позволял себе вольности с авторскими пометками, а тогда это была необходимая школа. Я действительно грешил форсировкой звука, думал: чем громче, тем эффектнее. Я подражал пластинкам: Энрико Карузо и Титта Руффо так филировали, так расправлялись со всеми этими мордентами, трелями и прочими фиоритурами, что, кажется, ни один нынешний певец уже не сможет сделать это.
У прежних итальянских мастеров были божественные учителя. Они учили вокалиста конкурировать в чистоте звучания с музыкальным инструментом: петь, как играть, не смазав ни одной ноты. Со временем это ушло. Сейчас всех певцов, кого не лень, называют мастерами бельканто.
Но ведь эта манера пения кончилась еще до Карузо. Последними мастерами (белькантистами) были кастраты. Юношей кастрировали, чтобы голос оставался высоким и легким. Юноши взрослели, крепли физически, а голос оставался прежним. Кастраты были подобны духовикам-виртуозам — голос-флейта. С мужской силой они делали со своим голосом все, что хотели.
Старинные композиторы писали в расчете именно на такие инструментальные голоса. Карузо один из первых, кто стал петь мощным (некастрированным) мужским голосом. А школа у него оставалась старая — инструментальной чистоты звучания. Поэтому, когда Карузо в финале песенки Герцога делает последнюю каденцию — нисходящую гамму, а потом тут же восходящую, сердце замирает.
Когда-то я пытался приблизиться к этому. Сейчас, увы, грешен — мажу.
Уроки с профессором-виолончелистом Аншелевичем не пропали даром: я научился преодолевать вокальные технические рифы".
Из книги Муслима Магомаева «Живут во мне воспоминания»
Затем Магомаев окончил Бакинское музыкальное училище имени Асафа Зейналлы, где учился у Александра Милованова и потерял голос.
В музыкальном училище педагогом по вокалу у нас был Александр Акимович Милованов. Рослый мужчина с внешностью героев Дюма-отца. Породистое лицо, усы. Интеллигентный, глубокий, остроумный, но… К сожалению, он меня немножечко «угробил»: почему-то решил, что у меня слишком большой голос и мне тяжело лезть на верхушки. Известно, что мощным голосам труднее брать крайние верхние ноты. И Милованов стал пытаться несколько «убрать» мой голос, то есть я должен был зажимать горло, петь почти давясь. А голосу надо выходить из самых недр твоего существа, естественно и свободно. В общем, мы дозанимались до того, что чувствую — мне не поется.
Свой голос я проверял так. Открывал крышку рояля (так я делал, пока не появился магнитофон), нажимал на педаль и, сложив руки рупором, орал на струны — посылал мощный звук и слушал. Струны отражали голос, отзывались. Обычно, копируя мой голос, они звучали мощно, а тут стали едва отзываться противным дребезжащим эхом. Перемены в голосе заметили и друзья-сокурсники, которые всегда восхищались моим вокальным аппаратом. Они мне так и сказали:
— Ты стал петь хуже. Что случилось?
Я объяснил:
— Александр Акимович хочет, чтобы я убирал голос.
Ребята посоветовали, чтобы я пел, как раньше, — не надо мне идеальных верхушек, со временем появится и это.
Мне предстояло поговорить по душам с Миловановым. Но спорить с педагогом было неудобно — я его уважал, у него были талантливые выпускники-вокалисты. И я пошел к Сусанне Аркадиевне (С.А. Микаэлян. — Авт.). Конечно, она была на меня обижена за то, что я перестал заниматься с ней. Но мудрая, добрая, она все поняла. Послушав меня, Сусанна Аркадиевна ахнула:
— Что с тобой сделали?.. Вспомни, как ты пел. Открой рот. Набери дыхание. Представь себе розу. Вдохни аромат. Просто спой букву «а». Ну… слышишь? Ты зажимаешь связки.
Позанимавшись с Миловановым месяцев восемь, Муслим уже привык петь по-новому, а тут снова довелось переучиваться. С трудом он возвратил то, что чуть было не потерял…
А завершил образование в Бакинской консерватории по классу вокала у Шовкет Мамедовой.
Шовкет Мамедова не только заняла своё место в азербайджанской культуре как первая классическая вокалистка и оперная певица страны, но и стала символом храбрости и новаторства. В эпоху, когда Шовкет Мамедова вступала на азербайджанскую оперную сцену, женщинам было не принято выступать перед публикой. Несмотря на все эти риски, Шовкет Мамедова не просто выходила на сцену, но и делала это в платьях европейского фасона, демонстрируя смелость и приверженность своему искусству.
В 1923 году основала первый в Азербайджане театральный техникум (ныне Азербайджанский государственный университет культуры и искусств), где была директором в 1923—1925 годах.
С 1946 по 1950 год певица заведовала вокальной кафедрой Азербайджанской государственной консерватории (теперь это Бакинская музыкальная академия имени Узеира Гаджибекова), а преподавала она там до конца жизни. Среди учеников профессора Мамедовой — народные артисты СССР и Азербайджана Муслим Магомаев, Фирангиз Ахмедова, Фидан и Хураман Касимовы.
В общем -это была уникальная певица и педагог, которая кстати, недолго, но училась петь в Миланской консерватории, где получала уроки у известной певицы Дотти Амброзия. В 1927-1930 годах обучалась петь в Милане и Париже. Шовкет Мамедова была первой азербайджанской оперной певицей, пластинки которой были выпущены во Франции в 1925 году.
А много позже была Италия.
Школа маэстро Барра. Стажировка в Ла Скала.
В своих книгах Муслим Магомаев, рассказывая об этом событии, вспоминал вопрос, который задал ему тогда маэстро Пьяцца — педагог-репетитор по разучиваю оперных партий:
«Вы любите Тито Гобби?» — спросил маэстро.
И у него были основания задать мне такой вопрос. Я много слушал записей этого знаменитого итальянского певца. Он и по сей день остается для меня любимым… Я учился петь по его пластинкам. И когда маэстро Пьяцца уловил в моём пении знакомые интонации и услышал мой ответ, он воскликнул:
— О, мне эти нюансы очень и очень знакомы! Ведь мы уточняли их с Тито у рояля.
По окончанию прослушивания не скрывал радости синьор Гирингелли:
— Слава Богу, наконец-то прислали молодые голоса, с которыми можно поработать!»
Антонио Гирингелли пригласил в качестве вокальных педагогов тенора Барра и сопрано де Идальго.Барра приближал голоса своих способных учеников к той идеальной модели звучания, которую за века выработала вокальная школа Италии.
«Из уроков в Италии я уяснил себе, что дыхания нельзя «перебирать». Практически нужно дышать так же, как дышим в жизни, но держать его крепко в брюшной полости, что и называется «прессом», — рассказывал в последующем Муслим Магомаев. — Ещё длительность дыхания зависит от смыкания связок — при хорошем смыкании воздух весь преобразовывается в звук, и тогда спеть можно целую страницу. Если смыкание плохое, то вместе со звуком выходит часть воздуха, звучащая как сипение. Тогда не хватит и на одну фразу».
Маэстро Барра неожиданно подходил и бил кулаком немного ниже сплетения… Если эта часть живота была твёрдой, он был доволен, в другом случае было больно и стажёру, и «профессору».
С технической стороны Магомаев являлся певцом-универсалом, одинаково хорошо исполнявшим арии из опер, классическую эстраду и шлягеры. В его технике была правильная, точно выверенная позиция каждого звука. Он овладел выравниванием, когда артикуляция создает непрерывную линию яркого и красивого звука, одинаково звучащего на любой высоте и на любом слоге и в любом произведении.
Итак, кто же научил петь Муслима Магомаева по его мнению?
- По словам Муслима Магомаева, он научился петь, подражая «трофейным» зарубежным пластинкам, с которых звучали голоса прославленных итальянских певцов — Маттиа Баттистини, Энрико Карузо, Титты Руффо и,конечно, Марио Ланца. Слушая их, он анализировал басовые, баритоновые и теноровые партии, брал клавиры и пел, сравнивая пение знаменитых певцов со своим.
- Также певец упоминает занятия с профессором-виолончелистом Владимиром Аншелевичем, который, по воспоминаниям Магомаева, учил его филировать голос, обращать внимание на ремарки автора и усиливать звук без срыва, плавно.
- Кроме того, Магомаев проходил стажировку в итальянском театре «Ла Скала», где учился у педагогов, в том числе у маэстро Барра, который приближал голоса своих учеников к той идеальной модели звучания, которую за века выработала вокальная школа Италии.