Глава 62
На следующее утро Маша подошла ко мне, прижалась головой к плечу и жалобно прошептала:
– Мамочка, голова болит…
Голос её звучал слабенько, сама она выглядела вялой, словно вся сила разом покинула маленькое тельце. Я тут же приложила губы к её лбу, и тревога моментально сжала сердце – горячий. Очень горячий. Дрожащими руками схватила электронный градусник, включила. Противный писк прозвучал слишком быстро, и я, взглянув на экран, ощутила, как кровь отхлынула от лица. 38,8. Не раздумывая, схватила телефон и набрала номер «Скорой помощи». Но диспетчер, услышав про обычную «детскую температуру», не торопилась обещать скорое прибытие. Я прождала полчаса, но так и не дождалась. Плюнув на бюрократию, вызвала частного врача. Бригада приехала через пятнадцать минут.
Молодой доктор осмотрел Машу, послушал дыхание, проверил горло и вынес вердикт:
– Ротавирусная инфекция. Ничего страшного, но лечение нужно.
Он подробно расписал план действий, объяснил, какие лекарства и процедуры необходимы, ввёл жаропонижающее, а затем, попрощавшись, удалился. Я осталась один на один с заболевшей дочерью и осознанием, что ближайшие дни мне придётся забыть о всех своих делах и заботах. Расследование откладывалось на неопределённый срок. Конечно, могла бы попросить Нину посидеть с Машей, но ведь это я вчера сунула ей в руки две тысячи евро на поездку в Париж. В шесть утра она радостно умчалась на такси, пока мы с дочкой мирно спали. Ну что ж, добро сделано – жалеть об этом не стоит. Решив так, я тут же заказала в аптеке необходимые лекарства, чтобы не тратить время на походы по городу.
Четыре следующих дня слились в одно сплошное марево забот. Температура у Маши скакала – то снижалась, и девочка оживала, начинала играть и смеяться, то снова поднималась, и тогда она превращалась в мягкую, вялую куколку, которая не держится на ногах. Я клала её голову себе на колени, осторожно гладила длинные волосы, рассказывала сказки, включала мультики, лишь бы она не грустила. По расписанию – лекарства, процедуры. Полоскание горла, промывание носа, обтирание от пота, переодевание в сухое.
И впервые в жизни я по-настоящему ощутила себя мамой. Когда ребёнок здоров, он не требует особого внимания – достаточно дать ему тёплый дом, еду, игрушки, и он сам найдёт, чем заняться. А вот болезнь – совсем другое дело. Оказывается, Маше нужно было гораздо больше заботы, чем я привыкла думать. Я не отходила от неё ни на шаг, даже продукты заказывала на дом, чтобы не оставлять её одну.
Звонить Нине я не стала. Зачем портить человеку праздник? Пусть веселится в Париже, ей незачем беспокоиться о нас.
Но самое трудное было по ночам. Я словно наседка, раскинувшая крылья над своим птенцом, лежала рядом с Машей – она временно переехала в мою постель – и не могла сомкнуть глаз. Каждые полчаса просыпалась, вслушивалась в её дыхание, проверяла лбом ладонью. Несколько раз, когда не слышала ровного вдоха, сердце уходило в пятки. Я тут же прикладывала руку к её груди, ловила движение – и только тогда позволяла себе снова провалиться в тревожный полусон.
Постепенно жар начал утихать, и Маша пошла на поправку. Я смогла немного расслабиться. Когда ей стало совсем хорошо, мы даже выбрались на прогулку. Недалеко – только до ближайшего парка.
– Мам, можно на качелях? – взмолилась дочка, с надеждой глядя на меня.
Я не смогла отказать. Пусть порадуется после всех мучений. Пока Маша весело носилась с другими детьми, я опустилась на скамейку, устало прикрыла глаза. Вокруг сидели такие же мамы и бабушки. Взглянув на них, я взяла телефон и машинально открыла ленту новостей, пытаясь хоть ненадолго отвлечься от пережитого кошмара.
– Ну и сколько ты ещё собираешься от меня бегать? – раздался за спиной знакомый, до боли узнаваемый голос. Я резко обернулась, сердце ухнуло в пятки. Позади, с неизменной самоуверенной улыбкой, стоял Поликарпов. В руках – огромный букет алых роз, таких ярких, словно кто-то расплескал на лепестки закатное солнце.
– Это тебе, – он протянул цветы мне, и в этот момент я ощутила, как окружающий мир замер, впился взглядами. Женщины, сидящие рядом на скамейках, прожигали меня глазами – и зависть в них была такой, что, откажись я, меня бы наверняка возненавидели и мамочки с колясками, и бабушки с вязанием. Пришлось принять этот роскошный, но совершенно нежданный дар, хотя внутри всё кипело.
Я поднялась со скамейки, шагнула в сторону, пытаясь создать хоть немного дистанции между нами.
– Я ни от кого не бегаю, – произнесла я холодным, недовольным тоном.
– Правда? – его улыбка стала шире, а взгляд прищурился. – Тогда, может, объяснишь, почему в Париже ты исчезла, не сказав ни слова? А потом и вовсе сбрасывала мои звонки, заблокировала мой номер? Как-то не вяжется с твоими словами.
– Не твой номер, а вообще всех незнакомых людей, – буркнула я, стараясь не смотреть ему в глаза.
– Вот как? – Поликарпов насмешливо вскинул брови. – Значит, теперь я для тебя просто посторонний человек? Интересно, с чего вдруг?
– Ты прекрасно знаешь, с чего.
– Будь добра, объясни, – его голос стал чуть мягче, но от этого мне стало только сложнее. – Или, может, мне стоит напомнить?
– Дядя Тёма! – радостный детский голосок разорвал напряжённую паузу.
Я обернулась. Маша, моя дочь, заприметив Поликарпова, тут же забыла о своих игрушках и, распахнув руки, бросилась к нему. Он легко подхватил девочку, закружил в воздухе. Маша звонко хохотала, а я, хоть и злилась на него всеми фибрами души, не смогла удержаться от улыбки.
Опустив её на землю, он заботливо поправил курточку и спросил:
– Ну, как ты, принцесса?
– Отлично! Я немного болела, но уже почти здоровая, – серьёзно ответила она. – А эти цветы ты маме подарил?! Ого, какие красивые! А ты когда к нам в гости придёшь?
– А когда можно? – с хитринкой в голосе спросил он.
– Сейчас! – без раздумий выпалила Маша.
Поликарпов усмехнулся и повернулся ко мне, явно ожидая ответа.
– Это ведь зависит от мамы, – проговорил он с лёгкой опаской.
– Мамочка, можно? Ну пожалуйста! – заглянула мне в глаза дочь.
Я вздохнула. Не портить же ребёнку настроение.
– Можно, – произнесла я, стараясь, чтобы это звучало спокойно.
– Вот и отлично! – Поликарпов довольно кивнул. – Тогда, может, прямо сейчас и отправимся?
Я не возражала. Пусть будет так. Он взял Машу за руку, а я, взвалив на себя этот огромный пылающий букет, последовала за ними.
Дома мы устроились на кухне, посидели втроём, попили чай с шоколадными конфетами из внушительной подарочной коробки – как оказалось, он привёз их специально. Спустя какое-то время Маша, утомлённая прогулкой и недавней болезнью, отправилась смотреть мультики, а затем и вовсе уснула.
Мы остались с Поликарповым на кухне вдвоём. Напряжение снова повисло в воздухе, как перед грозой.
– Так почему ты уехала так неожиданно? – прямо спросил он.
Я молча посмотрела на него, потом опустила глаза в чашку.
– Потому что услышала, как ты развлекался в своём номере с какой-то француженкой.
Поликарпов моргнул.
– Развлекался? Я?
– Да! Вы там хихикали! Я прекрасно всё слышала! – в голосе зазвенели обида и злость. – Не пытайся изобразить из себя дурачка!
Поликарпов тихо выдохнул, покачал головой.
– Лена, ты ошибаешься, – наконец заговорил он, стараясь быть серьёзным, но я заметила лукавые искорки в его глазах. – В моём номере не было девушки лёгкого поведения, как тебе показалось. Это была дизайнер ювелирного бутика Cartier. Я пригласил её, чтобы обсудить создание одной очень красивой вещицы.
Я саркастически хмыкнула.
– Конечно! Артём Валентинович, вам бы книги писать. Жюль Верн бы позавидовал! Хотите сказать, что вы пригласили дизайнера к себе в номер? Для чего? Чтобы в неформальной обстановке изучить её... э-э... эскизы?
– Лена, я ничего не выдумываю! – терпеливо возразил он. – Я пригласил её, потому что боялся, что не успею.
– Не успеете до чего? – я скрестила руки на груди.
– До нашего возвращения в Москву.
– Ну и как? Успели?
Поликарпов посмотрел на меня с такой уверенностью, что у меня екнуло сердце.
– Успел. Только вчера прилетел.
Поликарпов медленно поднялся из-за стола, будто собираясь с мыслями, и, отведя взгляд в сторону, устремил его в окно. Вечерний свет мягко ложился на его лицо, придавая ему задумчивое выражение. Затем он глубоко вдохнул, словно набираясь решимости, и повернулся обратно. В следующее мгновение он опустился передо мной на одно колено, движение его было неожиданным, почти стремительным, но в то же время наполненным благородной торжественностью. В его руках появилась небольшая бархатная коробочка алого цвета, которую он медленно раскрыл, словно открывая дверь в новую жизнь.
Моё сердце взволнованно сжалось, а потом учащённо застучало в груди, когда мой взгляд упал на то, что покоилось внутри. На мягкой подушечке покоилось кольцо – ослепительное, из белого золота, с крупным бриллиантом в центре и множеством крошечных сияющих камней, словно нити росы, расходящихся по ободку. Оно сверкало в свете лампы, играя бликами, и в этот момент я почувствовала, как внутри меня всё дрогнуло.
– Господи… какая прелесть… – едва выдохнула я, не в силах отвести глаз. Голос мой прозвучал хрипло, почти неразличимо, и я невольно прижала руку к груди, пытаясь удержать бушующий водоворот чувств.
Артём улыбнулся, но в его взгляде читалось волнение, а в голосе звучала искренность, неподдельная, глубокая.
– Елена Николаевна Межерицкая, – начал он, и его голос был твёрдым, но в то же время пропитанным нежностью, – моё сердце сделало выбор в тот самый миг, когда ты впервые появилась перед моими глазами. Я понял, что ты – единственная женщина, с которой я хочу пройти этот долгий путь, держась за руку. Я не просто хочу быть рядом – я хочу разделить с тобой всё: радость, трудности, рассветы и закаты. Поэтому сегодня я предлагаю тебе не только кольцо, но и своё сердце. Ты выйдешь за меня?
Я сидела, будто околдованная его словами. Кажется, я даже не дышала. Время замерло, превратилось в бесконечный миг, в котором существовали только мы двое. Я смотрела в его глаза, наполненные светом и ожиданием, и даже ослепительный блеск бриллиантов на кольце не мог отвлечь меня от этого взгляда. Внутри меня разлилось неведомое доселе тепло, словно вдруг в груди засияло яркое солнце. Оно согревало, ласкало, наполняло светом каждую частичку моей души.
Слова застряли в горле, эмоции захлестнули меня, не давая дышать. Губы дрожали, слёзы сами собой навернулись на глаза, и едва я моргнула, они крупными каплями покатились по щекам. Но это были слёзы счастья – чистые, искренние, неподдельные.
Я едва смогла вымолвить:
– Да, я согласна!
Поликарпов медленно поднялся, всё так же не отводя от меня взгляда, взял мою правую руку и с нежностью, от которой у меня закружилась голова, надел кольцо на безымянный палец. Оно село идеально, словно всегда принадлежало мне, словно всегда было частью моей судьбы. Артём приблизился, так близко, что я почувствовала его дыхание, и, не сводя глаз, нежно прикоснулся губами к моим – едва ощутимо, трепетно, словно лёгкое дуновение ветра. В этом поцелуе не было спешки, не было страсти – только глубина момента, волшебство мгновения, которое, казалось, могло длиться вечность.
– Вы целуетесь?! – раздался вдруг изумлённый голос.
Мы вздрогнули, отстранились друг от друга и одновременно повернули головы в сторону. В дверях, раскрыв глаза от удивления, стояла Маша. Очевидно, её сонные мысли мгновенно улетучились при виде нас.
– Ну… мы просто… – начал было Артём, но не успел договорить.
– Мама! Какое красивое кольцо! – её голос дрожал от восторга. Она подскочила ближе и, схватив мою ладонь, начала с восхищением разглядывать драгоценность. Её глаза сияли, как две звёздочки. – Вау… это настоящие бриллианты! Они сверкают, как в сказке… Ой! Так вы поженитесь?!
– Да, – в один голос ответили мы с Артёмом, и наши взгляды снова встретились.
На весь дом раздался пронзительный визг радости, переросший в звонкое, растянутое «Да-а-а-а-а!», которое, казалось, услышали даже соседи. Машина радость была искренней и заразительной, и в тот момент я поняла, что впереди у нас – самое настоящее счастье.