Люди пустыни и гор: мир апачей
В пантеоне американских индейцев апачи занимают особое, почти мифическое место. Среди историков армии США за ними прочно закрепилась репутация, пожалуй, лучших партизан в мировой истории, мастеров "быстрой" войны. Их покорение потребовало от Соединенных Штатов десятилетий изнурительных, дорогостоящих и часто унизительных военных кампаний, известных как «Апачские войны». Формально начавшись в середине XIX века, примерно в 1849 году, с усилением американского присутствия на Юго-Западе после Американо-мексиканской войны, эти конфликты окончательно затихли лишь в первых десятилетиях XX века, а последние отголоски сопротивления фиксировались, по некоторым данным, и вовсе к 1924 году.
Земли, которые апачи считали своими, – Апачерия – представляли собой огромную и по большей части негостеприимную территорию, охватывавшую значительные части современных штатов Аризона, Нью-Мексико, а также западный Техас, южное Колорадо, западную Оклахому и северные мексиканские штаты Чиуауа и Сонора. Это был суровый край резких контрастов: выжженные солнцем пустыни Сонора и Чиуауа сменялись скалистыми каньонами, поросшими можжевельником плато, сосновыми лесами высокогорий Могольон и Скалистых гор. Вода здесь была величайшей ценностью, встречаясь лишь в редких источниках, пересыхающих реках или после скудных сезонных дождей. Жизнь в таких условиях требовала от человека невероятной выносливости, глубоких знаний окружающей среды и уникальных навыков выживания.
Самоназвание этих народов – Нде, Денé или Т'инде (в зависимости от диалекта) – означает просто «Люди». Название «апачи», под которым они вошли в мировую историю, вероятно, пришло из языка индейцев зуни, где слово apachu означало «враг» – весьма красноречивая характеристика с точки зрения их оседлых соседей, пуэбло-индейцев, чьи поселения нередко страдали от набегов кочевников. Лингвистически апачи относятся к южной ветви атабаскской языковой семьи, что указывает на их происхождение от народов, мигрировавших на юг с территории современной Канады и Аляски, вероятно, между 1000 и 1500 годами н.э. Их ближайшими языковыми родственниками в регионе являются навахо, с которыми у апачей были сложные отношения, варьировавшиеся от союза до вражды.
Вопреки распространенному среди европейцев и американцев представлению об «апачском племени», единого народа или политического союза под таким названием никогда не существовало. «Апачи» – это собирательное имя для группы родственных по языку и культуре, но политически независимых и часто враждовавших между собой групп. Историки и антропологи выделяют несколько основных дивизионов: западные апачи (группы Белых Гор, Сибекью, Сан-Карлос, Северные и Южные Тонто), чирикауа (делившиеся на чоконенов, чихенне или апачей Теплых Источников, бедонкохе и неднхи или южных чирикауа), мескалеро (жившие к востоку от Рио-Гранде), хикарилья (на северо-востоке Нью-Мексико и юге Колорадо), липаны (в Техасе и северной Мексике) и кайова-апачи (или равнинные апачи, культурно близкие к кайова, но говорившие на апачском языке). Каждая из этих групп, и даже более мелкие подгруппы и локальные общины внутри них, обладали значительной автономией.
Их образ жизни был идеально приспособлен к суровой среде. Основой существования служили охота (на оленей, антилоп-вилорогов, кроликов, горного барана) и собирательство дикорастущих растений. Апачи обладали энциклопедическими знаниями о флоре своего края, используя в пищу, для лечения или в хозяйстве сотни видов растений: плоды кактусов (опунции, сагуаро), агаву (мескаль, который запекали в ямах), юкку, орехи пиньон, желуди, семена мескитового дерева, различные ягоды и коренья. Лишь некоторые группы, в основном западные апачи и хикарилья, жившие в более благоприятных условиях горных долин или предгорий, практиковали сезонное, подсобное земледелие, выращивая небольшое количество кукурузы, бобов, тыквы и подсолнечника. Социальная структура была гибкой. Основой служила матрелокальная расширенная семья (гота), где несколько поколений родственников по женской линии жили вместе или рядом. Несколько таких гота образовывали локальную группу или «бэнд», часто ассоциированную с определенной территорией. У западных апачей существовала также система матрилинейных кланов, регулировавшая браки и социальные отношения. Лидерство было неформальным: во главе локальной группы стоял уважаемый мужчина (нантан), чья власть основывалась на его мудрости, опыте, щедрости, умении организовать охоту или перекочевку, но не на принуждении. Решения принимались на основе консенсуса.
В материальной культуре апачи также демонстрировали адаптацию к кочевому образу жизни. Их традиционным жилищем был викиап – легкий куполообразный или конический шалаш из веток, покрытый травой, корой или шкурами, который можно было быстро построить и легко покинуть. Они были искусными мастерами плетения корзин, использовавшихся для сбора, хранения и переноски продуктов. Керамика была развита слабее, чем у их соседей-пуэбло. Одежду шили из оленьей или антилопьей кожи (рубахи, легинсы, мокасины), позже стали активно использовать и покупные ткани.
Эта суровая земля, не баловавшая изобилием, требовавшая постоянного движения и борьбы за ресурсы, рождала воинов феноменальной выносливости и силы духа. Генерал Джордж Крук, человек, посвятивший годы борьбе с апачами и изучению их нравов, писал с нескрываемым профессиональным восхищением: «Взрослый апач — воплощение физической выносливости — сухощавый, стройный, среднего роста, с сухожильями, похожими на сталь, нечувствительный к голоду, усталости и физическим болям... Натура апача мало чем отличается от натуры волка или койота... Апачи не нуждаются ни в нашем снабжении, ни в нашем снаряжении...» Эти слова – не просто фигура речи, а констатация факта: апачи были идеально приспособлены к выживанию и войне в своей негостеприимной стране.
Рожденные свободными: воспитание и становление воина
Система воспитания апачей была нацелена на формирование личности, способной выжить и преуспеть в их суровом мире. Свобода, самостоятельность, выносливость и взаимопомощь внутри семейной группы были ключевыми ценностями. Удивительно для европейцев, но физические наказания детей у апачей не практиковались. Считалось, что побои ломают дух, делают ребенка либо забитым, либо злопамятным. Вместо этого использовались другие методы: провинившегося могли пристыдить, высмеять или заставить выполнить трудное физическое упражнение, например, сбегать на вершину горы и обратно. Это не только служило уроком, но и одновременно развивало выносливость. Бег на длинные дистанции, игры (такие как игра с обручем и палками), борьба, плавание (там, где была вода) были неотъемлемой частью детства. С ранних лет дети учились переносить жару, холод, голод и жажду.
До подросткового возраста (примерно 10-12 лет) мальчики и девочки воспитывались во многом одинаково, участвуя в общих играх и повседневной жизни лагеря. Затем их пути начинали расходиться. Мальчиков старшие мужчины брали с собой на охоту, обучая искусству выслеживания зверя (чтению малейших знаков на земле, определению свежести следа), бесшумного передвижения, меткой стрельбы из лука, изготовления оружия (луков из рожкового дерева или можжевельника, стрел с каменными или позже металлическими наконечниками) и ловушек. Им рассказывали истории о подвигах предков, военных хитростях, знакомили со священными церемониями и песнями, дарующими силу (Дийи) и удачу в бою и на охоте. Роль шаманов (Дийин) в подготовке к походам и предсказании исхода была очень велика. Девочки же под руководством матерей и бабушек осваивали премудрости ведения хозяйства: сбор и обработку дикорастущих растений (что требовало огромных знаний о сотнях видов), выделку шкур, шитье одежды, плетение водонепроницаемых корзин, уход за детьми и жилищем. Однако это не означало, что женщины были полностью отстранены от мужских занятий. Они были сильны и выносливы, а некоторые даже участвовали в набегах или сражались, защищая лагерь. Особую роль играли шаманки и целительницы, пользовавшиеся большим уважением. Важным событием в жизни девочки была церемония совершеннолетия (Церемония Восхода Солнца), сложный ритуал, символизировавший ее переход во взрослую жизнь.
Обучение воинскому искусству было длительным и многоступенчатым. От юного лучника требовалось не просто попадать в цель, но и достичь невероятной скорости стрельбы – легендарный норматив в семь стрел (пять из которых одновременно находятся в полете) требовал долгих лет тренировок. Важным аспектом было развитие инициативы. Поскольку формальной иерархии было мало, а успех часто зависел от быстрых и правильных решений на месте, мальчиков поощряли думать самостоятельно, планировать свои действия. Обнаружив, к примеру, осиное гнездо, мальчишки могли собрать импровизированный «военный совет» и разработать план «войны» против «подлых тварей» – игра, отражавшая реалии взрослой жизни.
Сама жизнь в окружении врагов и необходимость постоянно бороться за ресурсы формировали воинственный дух. Молодежь видела, как чествуют воинов, вернувшихся с добычей из удачного набега, слушала песни и рассказы об их подвигах. И знала, какая участь ждет врагов, попавших в плен. Крайне суровое обращение с пленными было частью той страшной реальности фронтира; захваченных врагов иногда отдавали на расправу женщинам, чья жестокость, подогреваемая жаждой мести за погибших родичей, могла превосходить мужскую. Этот опыт, безусловно, закалял характер и формировал особое, безжалостное отношение к врагу.
Примерно в 16 лет юноша проходил через обряд инициации и допускался к участию в настоящем военном походе. Но первые четыре рейда он шел не как полноправный воин, а как ученик или помощник (ч’и’хи’ / це’и). Его обязанностью было служить опытным воинам: носить их припасы, ухаживать за лошадьми, разводить костер, готовить пищу, стоять на страже, пока старшие отдыхают. Но главное – он должен был впитывать знания как губка: учиться ориентироваться по звездам и солнцу, передвигаться бесшумно днем и ночью, замечать малейшие следы, правильно выбирать место для засады, понимать тактику врага, выживать с минимумом воды (находя ее по известным только им признакам) и пищи. Лишь пройдя эту суровую школу, доказав свою выносливость, смекалку, послушание и храбрость, он признавался настоящим воином и получал право участвовать в бою наравне со всеми – тем самым «тигром рода человеческого», как видел его генерал Крук.
Необходимо также понимать сложную природу апачских набегов. После появления лошадей, завезенных испанцами (апачи освоили коневодство примерно к середине XVII века), их мобильность резко возросла, и рейды стали более масштабными и частыми. Однако их цели были различны. Часто это был экономический рейд – угон лошадей, мулов, скота, захват продовольствия и товаров у поселенцев, караванов или из других индейских поселений. Такие рейды, хотя и могли сопровождаться стычками и потерями с обеих сторон, не всегда перерастали в тотальную войну. Другое дело – рейды мести или война, объявленная из-за серьезного конфликта. В этом случае целью было не столько обогащение, сколько нанесение максимального ущерба противнику, и жестокость могла достигать крайних пределов. Для молодых воинов участие в любом успешном набеге было главным способом завоевать престиж, уважение и право голоса в общине.
Призраки Апачерии: тактика неловимой войны
Тактика апачей была квинтэссенцией партизанской войны, доведенной до совершенства. Они избегали крупных сражений, где численное и технологическое превосходство противника было очевидным. Их стратегия строилась на внезапности, скорости, неуловимости и максимальном использовании преимуществ местности. Их можно было сравнить с призраками пустыни и гор: они появлялись из ниоткуда, наносили удар и исчезали, прежде чем противник успевал опомниться.
Типичный налет совершался небольшой, хорошо организованной группой воинов. Они могли незаметно приблизиться к цели, дождаться удобного момента и атаковать с разных сторон одновременно. Главной целью, как правило, были лошади. После захвата добычи или нанесения удара апачи немедленно отступали, рассыпаясь на мелкие группы, уходя разными путями, чтобы сбить погоню со следа.
Искусство ухода от преследования было отточено до виртуозности. Апачи двигались с поразительной скоростью, покрывая за сутки огромные расстояния. Они мастерски запутывали следы: шли по камням, руслам ручьев, заметали следы, использовали ложные маршруты. Могли внезапно изменить направление, разделиться, а потом снова собраться в условленном месте. Если лошади уставали, а погоня была близко, они без колебаний бросали или убивали их, чтобы пешком уйти в горы, где чувствовали себя хозяевами. Перевалив через хребет, они могли спуститься и снова обзавестись лошадьми.
Апачи прекрасно знали и слабые стороны своих противников, особенно зависимость регулярной армии от громоздких обозов со снабжением. Одним из излюбленных приемов было обойти преследующий отряд, напасть на его тыловой обоз, уничтожить или разграбить припасы и перебить охрану. Это часто вынуждало солдат прекратить погоню. Сами апачи в обозах не нуждались. Каждый воин умел добывать пищу буквально из-под ног. А если пищи не было вовсе, взрослый апач мог обходиться без еды много дней, сохраняя при этом боеспособность.
Если столкновения было не избежать, апачи предпочитали навязывать бой на своей территории и на своих условиях, как правило, в горах. Они были мастерами засад. Заманив противника в узкое ущелье, они открывали перекрестный огонь с высот, из-за скал. Стрелы и пули летели сверху. Попытка отступить часто наталкивалась на новую засаду. Неудивительно, что даже союзные индейские разведчики пасовали перед перспективой преследовать их в горах.
Характерной чертой апачской военной этики была прагматичность. Они не считали отступление перед превосходящими силами трусостью – это было разумным шагом для сохранения жизней воинов. Но при этом, если им удавалось загнать в ловушку врага, пытавшегося отступить, их отношение к нему могло быть крайне нетерпимым. Крайне суровое обращение с врагами включало практику нанесения увечий, обрекавших на медленную гибель – это было частью той страшной реальности фронтира, элементом не только мести, но и психологической войны. Важно помнить, что и ответные действия мексиканских и американских войск, а также гражданских лиц, часто были не менее безжалостными. Испанцы и мексиканцы веками боролись с апачами, используя систему фортов-пресидио, мобильные кавалерийские отряды («летучие роты») и даже выплачивая вознаграждение за скальпы апачей – практика, которую позже переняли и некоторые американцы.
"Разделяй и властвуй": покорение непокорных
Долгое время американская армия, пришедшая на Юго-Запад после 1848 года, не могла найти эффективного способа борьбы с апачами. Традиционные методы – строительство фортов, отправка крупных карательных экспедиций – разбивались о неуловимость и знание местности противником. Ситуация начала меняться, когда за дело взялись такие командующие, как генерал Джордж Крук. Прозванный апачами «Серой Лисой», Крук понял, что победить их можно, только переняв их же тактику и использовав их внутренние противоречия.
Крук отказался от больших, медлительных колонн в пользу небольших, выносливых отрядов, способных действовать автономно неделями, передвигаясь с помощью вьючных мулов. Но главным его оружием стали сами апачи. Он начал активно вербовать индейских разведчиков (скаутов), делая ставку на вражду между различными группами апачей и на недовольство жизнью в резервациях.
Принцип «разделяй и властвуй» сработал. Внутренние конфликты, старая вражда (например, между чирикауа и западными апачами) были умело использованы. Апачские скауты, знавшие местность и тактику своих соплеменников как свои пять пальцев, стали незаменимыми проводниками и бойцами в американских отрядах. Они лишили «диких» апачей их главного преимущества – невидимости. Переселение многих групп в резервации (такие как Сан-Карлос, Форт Апачи, Мескалеро), где американцы пытались насильно превратить их в фермеров, также способствовало вербовке скаутов. Для многих молодых воинов, презиравших земледелие и томившихся в бездействии, служба скаутом была возможностью вернуться к привычному образу жизни, обрести статус и даже свести старые счеты с враждебными группами при поддержке армии США. Это была трагическая страница истории, когда воинский дух народа был использован для его же покорения.
Несмотря на успехи Крука, сопротивление продолжалось. Великие лидеры, такие как Кочис, вождь чирикауа, чья многолетняя война была спровоцирована вероломством американского лейтенанта Баскома в 1861 году, или Викторио, вождь чихенне, возглавивший отчаянную борьбу в конце 1870-х, не складывали оружия. Последним символом непокоренных апачей стал Джеронимо (Гоятлай). Он не был верховным вождем, но его авторитет как военного лидера и шамана был огромен. Джеронимо несколько раз уводил свою небольшую группу чирикауа из ненавистной резервации Сан-Карлос, уходя от погони и совершая дерзкие рейды по Аризоне, Нью-Мексико и Мексике.
Его последняя кампания 1885-1886 годов вошла в анналы военной истории. Горстка воинов (не более 35 мужчин, женщин и детей на последнем этапе) противостояла огромным силам – тысячам американских солдат и сотням апачских скаутов. Генерал Нельсон Майлз, сменивший Крука, использовал все ресурсы: кавалерию, пехоту, сложную систему сигналов с помощью гелиографов (зеркал, передающих солнечные зайчики на большие расстояния). После месяцев изнурительной погони по горам Сьерра-Мадре, Джеронимо и его люди, измотанные, но не сломленные, согласились на переговоры и сдались Майлзу в сентябре 1886 года в Каньоне Скелетов.
Это событие принято считать концом организованного сопротивления апачей. Однако их судьба после сдачи оказалась трагичной. Всю группу чирикауа, включая тех скаутов, что помогали ловить Джеронимо, объявили военнопленными и отправили в ссылку во Флориду. Условия там были губительными, многие погибли от болезней. Затем их перевели в Алабаму, и лишь через много лет – в Форт Силл, Оклахома. Джеронимо умер там в 1909 году. Только в 1913 году чирикауа разрешили покинуть Оклахому, предложив либо остаться там, либо переселиться на резервацию мескалеро в Нью-Мексико. Часть выбрала Нью-Мексико, часть осталась. Небольшая группа апачей, не сдавшихся с Джеронимо, укрылась в горах Мексики и жила в изоляции еще несколько десятилетий.
Почему же апачи смогли так долго сопротивляться? Как ни странно, их сила отчасти крылась в их разобщенности. Отсутствие единого центра власти мешало завоевателям нанести решающий удар или заключить всеобъемлющий мир. Каждая группа сражалась за свою землю и свободу. Их неуловимость, идеальное знание и использование сложнейшего ландшафта, невероятная выносливость, минимальные потребности и готовность сражаться до конца делали их исключительно трудным противником. Они были истинными призраками пустыни, чья долгая, отчаянная борьба за свободу стала одной из самых драматичных страниц в истории американского Запада.