«…В таких же косынках сестер милосердия увидела я старших великих княжон в мой первый приезд в Царское Село после объявления войны. В их глазах было совсем новое выражение, и я поняла, что со дня войны для них началась новая жизнь… Я заглянула в себя и поняла, что она началась и для меня, что мы уже не дети, что мы выросли одним сильным и тяжелым толчком», — вспоминала С. Я. Офросимова.
В современном мире порой могут происходить немыслимые вещи. Черное становится белым, белое черным, пороки возводятся в статус достоинства, а благородство души чаще всего мыслится малодушием, показательной игрой и элементарной глупостью.
Решение Императрицы и Великих княжон стать сестрами милосердия и работать в лазарете в годы первой мировой сегодня также подвергается критике. Критикуют их буквально за все: рядились в костюмы медсестер ради фотографий и пиара; только и делали, что флиртовали с солдатиками, да крутили романы; были лишь обузой для настоящих медиков, которые их тепели из-зи статуса; уронили статус монархии в глазах простого люда и тд...
В данной статье мы разберемся с подобными обвинениями и обратимся к воспоминаниям тех, кто работал вместе с княжнами и тех, кого они выходили своей заботой.
Работа в лазарете
Одно из самых очевидных обвинений, предъявляемых Александре Федоровне и великим княжнам - это обвинение в постановочности кадров. То есть ничем реальным царственные особы не помогали, только примеряли одеяния медсестер, фотографировались для газет и отвлекали настоящих работниц от важных дел.
Ниже приведен ряд фотографий, которые действительно выглядят как постановочные и искусственные:
И знаете что? Они такими и являются! Вот только дело не в том, что княжны искусственно создавали видимость работы. Данные фотографии были предназначены для публикации в газетах, и естественно никакой "чернухи" там быть не могло. Никто не станет фотографировать медсестер за реальной работой, с ампутированными конечностями, забрызганными кровью, гноем, утирающими слезы жалости, удерживающими брыкающихся больных и тд. Потому что это и означает - отвлекать от работы. Фотографии обычно делались на случаях более легких и визуально не таких устрашающих. Напомним, что газеты читали и дамы и дети, а реалии ХХ века все еще обращали внимание на правила приличия и хороший тон, особенно в России, особенно не в оппозиционной прессе.
Воспоминания же самих медсестре говорят об обратном. Княжны и императрица как раз стремились выполнять эту тяжелую работу, и делали это всегда с честью. Дочь лейб-медика Николая II Е. С. Боткина Т. Мельник-Боткина вспоминает:
«...Великая княжна Татьяна; например, она, прежде чем ехать в лазарет, встает в семь часов утра, чтобы взять урок, потом едет на перевязки, потом завтрак, опять уроки, объезд лазаретов, а как наступит вечер... сразу берется за рукоделие или за чтение <...> Доктор Деревенко, человек весьма требовательный по отношению к сестрам, говорил мне уже после революции, что ему редко приходилось встречать такую спокойную, ловкую и дельную хирургическую сестру, как Татьяна Николаевна».
Из дневника Татьяны Николаевны:
Суббота, 13 сентября 1914 г.
«…Сегодня была на двух операциях, моего вчерашнего Гирсенока, ему разрезали ногу и вынимали куски раздробленной кости, и потом Ольгиному Огурцову из кисти правой руки то же самое. Потом сидели в 3-й палате. Заходили к остальным.»
26 сентября
«Утром был урок. В 9.45 приехал Папа душка, жив, здоров и весел. Слава Богу!…Перевязывала: Константинов 111-го Донского полка, Скутин 109-го Волжского, Бобылкин 286-го Кирсановского. Потом приехала Мамá и перевязывала офицеров. Была на перевязках Маламы, Эллиса и Побаевского. У него, бедного, все еще рука болит. Сидели у наших.»
Работа в лазарете - это дело трудное и с эмоциональной и с физической точки зрения. Бывает так, что человек не выносит вида крови, у него может пошатнуться психика, бывает сложно физически выносить вид страдающих людей, калек, особенно в моменты операций. Старшая дочь царя, Ольга Николаевна, начав работу в первую очередь в перевязочной, ассистируя при операциях, поняла, что не может справляться с собой, и тогда стала выполнять большое количество иной работы, но не менее важной:
«Великая Княжна Ольга взяла на Себя утренний разнос лекарств по палатам и обязанность эту Она выполняла аккуратно до педантизма. Принесет, бывало, лекарство, улыбнется ласково, поздоровается, спросит, как вы себя чувствуете и уйдет неслышно. … Иной раз Княжна Ольга переменяла и воду в вазах с цветами. Мне говорили – раньше Она работала и в перевязочной. Но ужасный вид искалеченных людей сильно расшатал Ее хрупкую нервную систему, и Она совсем отказалась от работы в перевязочной,» - вспоминал один из пациентов.
Ольга занималась стерилизацией и дезинфекцией медицинских инструментов, очисткой их после операций. Приводила в порядок операционные залы, выносила утки и ухаживала за выздоравливающими. Кто-то может сказать, что это посильная задача, и нет в ней ничего особенного, никакого подвига. Так, в частности упрекали княжон еще их сверстницы, которые сами ни разу не прикоснулись ни к одному раненому солдату.
Но до того, Ольга все равно ассистировала. Вырезка из ее дневника:
6 октября
«Знамение», перевязка. У меня Микертумов 16-го гренадерского Мингрельского полка, ранен в руку. Гайнулин — 4-го стрелкового Кавказского полка, тоже в руку. Лютенко 202-го Гурийского полка, резали грудь. Кусок кости вынули под хлороформом. Татьяниному Арутинову 1-го стрелкового Кавказского полка, вынули из щеки-шеи шрапнель, вышедшую через левый глаз…»
Пускай позже для старшей княжны работа, которую выполняла, скажем ее сестра, и была непосильной, но Ольга делал все, что могла сама, потому что воспринимала это как долг перед Родиной.
Татьяна Николаевна наоборот, все больше и больше ассистировала при операциях, порой брав на себя смены сестры и матери, которая занималась благотворительностью и заведовала несколькими военными комитетами.
Из дневника старшей сестры Императорского Дворцового лазарета Валентины Чеботаревой, 4 декабря 1915 г.:
«Татьяна Николаевна — чудная сестра. 27-го, в день возвращения Веры Игнатьевны, взяли Смирнова в перевязочную. Температура все держалась, пульс скверный, решен был прокол после пробного укола. Игла забилась сгустками гноя, ничего не удавалось высосать, новый укол, и Вера Игнатьевна попадает прямо на гнойник; потек густой, необычайно вонючий гной. Решают немедленно прорез. Забегали мы, я кинулась фильтровать новокаин и кипятить, Татьяна Николаевна самостоятельно собрала и вскипятила все инструменты, перетаскивала столы, готовила белье. Через 25 минут все было готово. Операция прошла благополучно. После разреза сперва с трудом, а потом рекой полился невероятно вонючий гной. Первый раз в жизни у меня был позыв к тошноте, а Татьяна Николаевна ничего, только при жалобе, стонах личико подергивалось, да вся стала пунцовая».
Даже младшие княжны, которые еще в силу возраста не могли принимать участия в операциях, практически постоянно находились в лазарете, развлекая раненых и выздоравливающих солдат, помогали им писать письма домой и даже выполняли разные мелкие просьбы.
Из письма Великой Княжны Анастасии Николаевны своему отцу:
«Сегодня были в поезде Алексея. Видели много раненых. По дороге умерло трое – два офицера… Довольно серьезные раны, так что, может быть, через 2 дня один солдат умрет, они стонали. Потом мы поехали в Дворцовый госпиталь большой; Мама и сестры перевязывали. А я и Мария ходили ко всем раненым, с каждым говорили, один мне показывал очень большой осколок от шрапнели, вынули ему из ноги, и тяжелый кусок. Все говорили, что хотят вернуться и отплатить врагу…»
Одно из самых нелепых обвинений в адрес княжон - это обвинение в том, что они уронили в глазах простого народа престиж царской семьи. Неоднократно на просторах дзена мы сталкивались с подобными комментариями, причем чаще всего комментируют те, кто Романовых в целом поддерживает. Основной посыл таков: простые крестьяне, рабочие, народ, который стал солдатами, был вынужден служить, представляли царскую семью практически как небожителей, что-то с орелом святости и недосягаемости, а когда они увидели, что императрица и ее дочери выполняют такую же черную работу как м все прочие - их образ разрушился, и относится к ним стали теперь иначе, как к простым людям.
Наверное, подобные пассажи стоит отдать на откуп публике, потому что работа княжон - это в большей мере долг, который они сами воспринимали как свою обязанность. Неужели подобное благое дело действительно может бросить тань на чей-то образ? Скорее наоборот, многие, когда узнавали о том, что за ними ухаживают княжны, приходили в состояние благоговения.
Один из офицеров, находившихся на излечении в лазарете, где сестрами милосердия были Великие княжны, вспоминал:
“Первое впечатление о Великих княжнах никогда не менялось и не могло измениться, настолько были они совершенными, полными царственного очарования, душевной мягкости и бесконечной благожелательности и доброты ко всем. Каждый жест и каждое слово, чарующий блеск глаз и нежность улыбок, и порой радостный смех, — все привлекало к ним людей. У них была врожденная способность и умение несколькими словами смягчить и уменьшить горе, тяжесть переживаний и физических страданий раненых воинов."
Завершить данную статью хочется некоторомы фотографиями и парой стихов, оставленных известными поэтами Серебряного века, попавшими в свое время в Царскосельский лазарет.
В Дворцовом лазарете вели книгу отзывов, где летом 1916 года появилось стихотворение прапорщика 5-го Гусарского Александрийского полка Николая Гумилева. Гумилев лечился в лазарете в Царском Селе, написал стихотворение, посвященное Великой Княжне Анастасии, ей тогда исполнилось 15 лет.
Сегодня день Анастасии,
И мы хотим, чтобы через нас
Любовь и ласка всей России
К Вам благодатно донеслась.
Какая радость нам поздравить
Вас, лучший образ наших снов,
И подпись скромную поставить
Внизу приветственных стихов.
Забыв о том, что накануне
Мы были в яростных боях,
Мы праздник 5 июня
В своих отпразднуем сердцах.
И мы уносим к новой сече
Восторгом полные сердца,
Припоминая наши встречи
Средь Царскосельского дворца.
Прапорщик Гумилев
5 июня 1916 года, Царское Село,
Лазарет Большого Дворца.
Бывал в лазарете и Сергей Есенин. Поэт правда служил в лазарете № 17 для раненых воинов в Царском Селе, учрежденным Великими Княжнами Марией и Анастасией.
Свой первый сборник стихов «Радуница» Есенин подарил Императрице Александре Федоровне, которая присутствовала на вечере поэзии в лазарете.
Императрице стихи Есенина понравились, но она заметила, что они грустные. На что поэт ответил: «Такова вся Россия!»
В день тезоименитства вдовствующей Императрицы Марии Федоровны и ее внучки Великой Княжны Марии Николаевны 22 июля 1916 года поэт посвящает прекрасное, но тревожное и даже пророческое стихотворение:
Царевнам
«В багровом зареве закат шипуч и пенен,
Березки белые горят в своих венцах,
Приветствует мой стих младых царевен
И кротость юную в их ласковых сердцах.
Где тени бледные и горестные муки,
Они тому, кто шел страдать за нас,
Протягивают царственные руки,
Благословляя их к грядущей жизни час.
На ложе белом, в ярком блеске света,
Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть…
И вздрагивают стены лазарета
От жалости, что им сжимает грудь.
Все ближе тянет их рукой неодолимой
Туда, где скорбь кладет печать на лбу,
О, помолись, святая Магдалина,
За их судьбу.
И в заключении хочется задать вопрос, дорогие читатели. Долг или пиар? Нам кажется, ответ однозначный.
Так или иначе, истинный смысл их служения заключается в словах самой императрицы, оставленных в письмах:
«Слава Богу за то, что мы, по крайней мере, имеем возможность принести некоторое облегчение страждущим и можем им дать чувство домашнего уюта в их одиночестве. Так хочется согреть и поддержать этих храбрецов и заменить им их близких, не имеющих возможности находиться около них!».
Дорогие друзья, большое спасибо за прочтение. Очень интересно узнать ваше мнение по данной теме. Комментируйте, ставьте лайки\дизлайки, и до новой статьи!
Читайте также: