Инна сидела на краешке ванны, глядя, как капля воды срывается с крана и разбивается о белую эмаль. Раз в семь секунд — она засекла. Её пальцы сжимали телефон, экран которого давно погас, но она всё равно ждала, будто он мог ожить сам и показать сообщение от Сергея. Тишина в квартире давила, прерываемая только этим чёртовым «кап-кап», от которого хотелось заорать.
— Ин, ты там жива? — голос Вячеслава пробился сквозь дверь, хриплый, с ноткой раздражения. Он стукнул пару раз, не сильно, но достаточно, чтобы она вздрогнула.
— Да, Слав, жива, — бросила она, не поднимая глаз. Её голос был пустым, как эта ванная, где она просидела уже полчаса.
Он потоптался за дверью, потом шаги стихли. Инна знала, что он ушёл на кухню — варить свою картошку с двумя щепотками соли, которую она терпеть не могла, но ела, потому что проще было проглотить, чем спорить. Она откинулась назад, упёршись затылком в холодный кафель, и закрыла глаза. Сергей. Его имя стучало в висках, как та капля в ванне. Полгода назад он сидел с ней на этом же месте, дурачился, брызгая водой, и смеялся так, что она невольно улыбалась. А теперь — ничего. Только чужой голос в трубке: «Сергей спит, кто это?»
Инна встала, швырнула телефон на полку с полотенцами и вышла. Вячеслав стоял у плиты, помешивая картошку деревянной ложкой. Его рубашка была мятая, ремешок часов болтался на запястье — он всегда его теребил, когда нервничал.
— Ты опять из-за него? — спросил он, не оборачиваясь. Голос был ровным, но пальцы на ремешке выдали его.
Она сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в кожу. Её глаза сверкнули — не злостью, а усталостью, которая копилась месяцами.
— А тебе-то что? — выпалила она. — Или ты теперь будешь мне указывать, о ком думать?
— Да думай, сколько влезет, — он пожал плечами, но ложка в его руке дрогнула, задев край кастрюли. — Только он, похоже, уже давно не думает.
Инна сжала губы, сдерживая ком в горле. Сергей ушёл. Нашёл замену. Она узнала это неделю назад, когда решилась позвонить. Женский голос, насмешливый, как будто она, Инна, была лишней в этой истории. А может, и была. Она подошла к столу, взяла его кружку — чай с двумя ложками сахара, холодный, с плёнкой сверху. Поднесла к губам, но тут же отставила, скривившись. Слишком сладко. Как её иллюзии.
— Может, хватит себя мучить? — Вячеслав повернулся, посмотрел на неё. Его глаза были мутными, как этот чай, но в них мелькнуло что-то живое. — Живём же. Я на заводе, ты в офисе. Ну, ушёл он. И что?
— Живём? — она усмехнулась, и в этом звуке было больше тоски, чем в её молчании. — Ты хоть раз спросил, чего я хочу? Или тебе проще картошку варить и делать вид, что всё нормально?
Он замолчал. Его пальцы снова нашли ремешок, и он принялся его крутить, будто это могло что-то исправить. Он хотел сказать, что тоже чего-то хочет, что в свои сорок ещё не разучился мечтать, но слова застряли. Вместо этого он просто смотрел на неё — на её тонкие плечи, на тёмные круги под глазами.
— Я покурю, — буркнул он и вышел на балкон, хлопнув дверью чуть сильнее, чем нужно.
Инна осталась одна. Она подошла к окну, прижала ладонь к стеклу — холодному, как её мысли. За окном шёл дождь, мелкий и нудный, как их жизнь. Сергей говорил о море, о том, как они уедут туда вдвоём, подальше от этого города с его серостью и сыростью. Она верила. А теперь он, наверное, говорит то же самое кому-то ещё, а она стоит тут, сжимая кулаки.
На балконе Вячеслав курил, глядя на мокрый двор. Дым смешивался с дождём, растворяясь в воздухе. Он вспомнил, как впервые увидел её с Сергеем — она смеялась, теребя волосы, а он стоял в стороне, держа пакет с продуктами. Тогда он не злился. Просто смотрел. А теперь понял, что устал. Устал быть фоном, устал притворяться, что его всё устраивает.
Он вернулся, когда дождь усилился, барабаня по карнизу. Инна лежала на диване, поджав ноги, и теребила край рукава. Она не спала — он знал это по её дыханию.
— Слушай, — начал он, кашлянув, — поезжай к сестре. В деревню. Отдохни, подумай. А то ты себя совсем загонишь.
Она открыла глаза, посмотрела на него — не с удивлением, а с чем-то похожим на страх. Вячеслав никогда не предлагал таких решений. Он был из тех, кто терпит, пока всё само не рассосётся.
— А ты? — тихо спросила она.
— Я справлюсь, — он отвёл взгляд, но голос его был твёрже, чем обычно. — Может, тоже подумаю, чего я хочу. А то всё ты да ты.
Она замолчала. За окном шумели машины, где-то скрипела соседская дверь. Инна вдруг протянула руку и коснулась его запястья — не ласково, а просто так, будто проверяя, настоящий ли он. Вячеслав замер, но не отстранился.
— Я не знаю, что дальше, — сказала она, глядя в потолок. — Сергей ушёл, а я... я даже не знаю, кто я без него.
— А я знаю, — тихо ответил он, глядя на её пальцы на своём запястье. — Ты та, кто молчит, когда я картошку пересолил. И телефон швыряет, когда злишься.
Она слабо улыбнулась — впервые за недели. Не потому, что стало легче, а потому, что он был прав. Жизнь — вот она, с холодным чаем, скрипучим диваном и этим дождём за окном. И, может, в ней ещё есть что-то, что не ушло вместе с Сергеем.