оглавление канала, часть 1-я
На несколько минут я впала в задумчивость. Дедуля сидел, смотрел на меня ласково и терпеливо ждал. Собравшись с мыслями, я спросила:
- Брат Анисим, а вот скажи, ключ, он как-то может… - Я замялась, не умея подобрать правильного слова. Разозлилась на себя, на дедка и заодно на всех остальных сразу: - …Я хотела сказать, ключ может как-то реагировать на что-нибудь… Ну, не знаю на что именно, но реагировать? - Поняв, что я сказала что-то в высшей степени несуразное и нормальному человеку это понять, не то что сложно, а совсем невозможно, чуть не высказалась нецензурно. Потом опомнилась и, жалобно посмотрев на недоуменно моргавшего Анисима, неловко попыталась пояснить свою мысль: - Понимаешь, у меня ночью случилось… - Опять принялась собирать чего ни попадя, - короче, ключ горел красным огоньком и жегся. Что бы это такое значило? – Задав последний вопрос, я, наконец, выдохнула с некоторым облегчением, что, пускай и корявенько, но смысл моего вопроса я все-таки сумела донести. А для убедительности своих слов я расстегнула на рубахе верхние пуговички и продемонстрировала старику красное пятно на груди, оставшееся после… Ну, в общем, понятно, после чего.
Анисим от меня немного отшатнулся и смущенно потупил взор. А я, наконец-то, вспомнила, что он, как ни крути, а монах, а я ему тут свое девичье тело, мягко говоря, демонстрирую. Поспешно застегнула рубаху и извиняющимся тоном проговорила:
- Прости… В общем, у меня ожег легкий на теле остался от ключа… К чему бы такое, не знаешь?
Дедок посуровел, пожевал губами, бормоча что-то невнятное себе под нос. Я терпеливо ждала. А он все продолжал бурчать:
- Ну, верно все… Настасья-то, она ж была… О как выходит-то…
А я с грустью про себя была вынуждена констатировать, что мы с ним, по части ясности выражений собственных мыслей, прямо дав сапога – пара, не иначе. Но у меня теплилась надежда, что он все-таки мне пояснит внятно хоть что-нибудь. Я же, в конце концов, все-таки сумела донести до него свою мысль! И он сможет, я в него верила. Ждала я не напрасно. В конце концов, минут через пять он проговорил:
- Понимаешь, все мы, кто ключами владеет, ничего друг о друге не знаем. Носители передают свои ключи, когда приходит время, тем людям, на кого им сам ключ и указывает. Слыхала такое выражение «голос крови»? Так вот тут, почти то же самое. Не могу пояснить яснее. Не знаю как… - Он глянул на меня с печалью, а потом продолжил, сообразив по моим глупо хлопающим глазам, что я ничегошеньки из его речи толком так и не поняла: - И никто из братства не ведает, кто эти люди и где они. Но, - тут он поднял свой сухонький палец вверх и торжественно продолжил: - До поры, до времени. Среди всех семи ключей есть только один, который знает все… - Видя, как я на него смотрю, словно он мне сообщил о своем величайшем открытии, что дважды два – это четыре, торопливо пояснил. – Этот ключ связан со всеми остальными, и когда приходит время, он посылает определенные сигналы. Обученный человек – носитель, все эти сигналы распознает и «читает» свой ключ, словно открытую книгу. И именно он управляет, если можно так сказать, остальными процессами, связанными со всеми действиями, которые нужно предпринять, следуя этим сигналам. Так понятно? – И он с надеждой посмотрел на меня.
Я даже головой помотала. Глянула с недоумением на монаха и пробормотала:
- Ох ты, Господи… Вроде слова говоришь знакомые, а картинка у меня почему-то не складывается. Ты хочешь сказать, что у меня этот самый главный ключ и есть? – Дедок, обрадованный моей толковостью, активно закивал головой. А я продолжила свои нехитрые рассуждения, продолжая «переводить» его речь: - И еще… Ты, как носитель ключа этих сигналов, с позволения сказать, не получаешь, и что они значат – не знаешь?
Старик, очень довольный собой (или моей «понятливостью»), откинувшись на спинку скамейки, выдал:
- Точно! Это ты должна знать…
Я про себя опять завернула крепкое словцо и тяжело выдохнула:
- А если я не понимаю, у кого спросить?
Анисим коротко хохотнул:
- У себя и спрашивай. Акромя тебя самой никто тебе ничего и не скажет, потому как не знает. Это ведь твоя кровь связана с ключом, а не моя. И инструкций по этому делу написанных нет…
Тут я не выдержала и не очень громко прошипела сквозь зубы:
- Твою ж дивизию и все остальные полки…
А старик, видя мое отчаянье, принялся меня утешать:
- Да ты не расстраивайся… Со временем к тебе это само придет. Ты, главное, к себе все время прислушивайся, ключик сам тебе и подскажет. А пока, дело твое невеликое: храни ключ, да по сторонам внимательно поглядывай. Кто их знает, что у этих аспидов на уме. Они ведь не впервой стараются ключи-то заполучить. Только у них все не выходит, потому как главного они-то и не знают. А тебе отец Андрей про это все рассказал. Я гляжу, ты девка не глупая. Думай сама, своей головой и не верь посулам темных. Вот и всех делов… - Он покрутил головой по сторонам и проговорил: - Ну ладно… Что было велено, я тебе передал. А дальше уж, как получится. Но ежели чего, так ты Никифору-то записочку передай. Он завсегда возле церкви крутится, там его и сыскать сможешь…
Тут я уже безо всяких объяснений поняла, что Никифор – это и есть тот самый нищий, который… Ну, в общем, понятно. Хмыкнула:
- Брат Анисим, у нас уж двадцать первый век начался, а вы все «записочки». Телефоны мобильные уже имеются. И быстрее, и проще. Не пробовали?
Дедок глянул на меня своими глазищами с укором и назидательно проговорил:
- Запомни, проще и быстрее – не всегда лучше. Сама сказала, двадцать первый век идет. Любую технику, ее ведь и перехитрить можно, и подслушать. Да мало ли… А записочка, она, что? Клочок бумаги и только то. Ее сжег – и никто ничего не узнает… так-то… - И, поднимаясь со скамейки, заворчал по-стариковски: - Эх, молодо-зелено, все бы вам «побыстрее, да попроще»… А куда торопитесь, сами-то знаете, али нет? И надо ли вам туда? – Я вздохнула, понимая, что старик, в какой-то мере, прав. А он, видя мою реакцию, усмехнулся и закончил: - То-то же! Ну все, пошел я. Отцу Андрею поклон от тебя передам… - И стал удаляться по аллее в сторону реки, продолжая ворчать себе под нос: - Все быстрее им… А куда быстрее? Сами не знают…
Я еще посидела немного, глядя вслед удаляющемуся брату Анисиму, потом вздохнула тяжело и поплелась к выходу. Как там монах сказал? Храни ключ, да по сторонам посматривай? Ну ладно, буду «хранить» и «посматривать», а там, глядишь, все и прояснится как-нибудь. Хотя, честно говоря, ситуация мне не нравилась. Не привыкла я в «болванах» ходить. Меня это раздражало. Угораздило же меня в ту памятную ночь за огнем в церковь попереться! Но мне не свойственно было сожалеть долго о прошедшем. Так случилось, и я уверена, случилось не напрасно. Как там наши предки говорили? Повинуюсь року… И я, медленно бредя к выходу из парка, начала мысленно рассуждать, чем рок от судьбы отличается. Судьба – это, как бы, соотношение внутреннего и внешнего жизни человека. Другими словами, судьба зависит частично от нас самих, от нашего выбора, от наших моральных принципов и поступков. Свернул налево – получил одну судьбу, а направо – другую. Об этом еще в наших сказках часто упоминается. Развилка из трех дорог и все такое. А вот рок – это предопределение, которое человек получает свыше при своем рождении. Это те уроки, которые, хочешь, не хочешь, а пройти должен, хоть налево иди, хоть направо. Можешь крутиться, как уж на сковородке, стараясь избежать рока. Но никому этого не дано. Это похоже на сложную математическую формулу, которую ты можешь решать любыми способами, только вот результат должен быть все равно тот, который должен быть.
Я так увлеклась этой нехитрой философией, что даже не заметила, как оказалась возле своей машины. Приготовилась выслушивать ворчание сестры за долгое отсутствие. Вообще, было даже как-то странно, что Сенька послушно до сих пор сидит в машине, а не носится кругами, наматывая километраж. Открыла водительскую дверцу, собираясь брякнуть что-нибудь ехидненькое на этот счет, мол, уснула, голуба моя… И обнаружила, что в машине… никого не было! Я так растерялась, что даже полезла на заднее сидение, решив, что сестрица захотела меня разыграть подобным образом. А может быть, даже и, не выдержав ожидания, просто уснула. Но и на заднем сидении ее не было, и даже не было на полу между сидениями, хотя втиснуться туда Сенька вряд ли бы смогла.
Я встала возле машины, растерянно оглядываясь. Да куда же эта дурында подевалась-то?! От злости на сестру я даже ногой притопнула. Ну погоди ж ты! Вот найду, все выскажу, что я о ее выкрутасах думаю!!! И чтобы я ее хоть на одну такую встречу с собой еще взяла…!!! В общем, для начала я, понимая, как это глупо, оббежала вокруг машины. А потом понеслась в парк, решив, что сестрице, надоев сидеть одной, приспичило прогуляться. Минут тридцать я потратила на бесполезную беготню по ночному парку. На центральной аллее спугнула молодую активно обнимающуюся парочку, на которую набросилась с вопросом: «Вы тут девушку такую полненькую в длинном платье не видели?» Молодежь даже мне ответить ничего не смогла, только отрицательно замотали головами. Тут мне пришла другая идея в голову: сестре надоело сидеть, и она, поймав попутку, уехала домой. Разумеется, я понимала, что эта мысль была еще глупее, чем искать Сеньку на полу между задним и передним сиденьем. Сестра бы никогда так не сделала, оставив меня тут одну. Затем я начала соображать, что первым делом следовало бы мне позвонить ей по телефону. Я остановилась, как скаковая лошадь на всем лету, и стала дрожащими руками вытаскивать из заднего кармана джинсов свой телефон, уже понимая, что стряслась беда, но никак не желая в это верить.
Кое-как попадая трясущимися от волнения пальцами в нужные кнопки, я набрала ее номер. Вызов шел, но трубку никто не брал. Понабирая еще безо всякого проку пару раз ее номер, я чуть с досады не зашвырнула свой телефон в кусты. Тогда я, всхлипывая и бурча «ласковые» ругательства в адрес сестрицы, побрела обратно к машине, решив внимательно осмотреть ее изнутри и, на всякий случай, снаружи тоже.
Сначала решила осмотреться как следует снаружи. Обошла машину по кругу, всматриваясь себе под ноги. Фонари светили не очень ярко, но разглядеть кое-что было все-таки можно. Ну я и разглядела. Рядом с передней пассажирской дверью я увидела белое пятно. Наклонилась и обнаружила обычную скомканную салфетку, какие во множестве продают сейчас в газетных киосках. Собралась ее поднять и уловила слабый химический запах. Я, конечно, не дипломированный анестезиолог, но запах эфира помнила еще со школьной скамьи. Противное ощущение возможной неприятности резко переросло в четкое понимание случившейся беды. Несколько минут я стояла и пялилась на эту чертову салфетку, не понимая, что я сейчас должна предпринять. Звонить в милицию? И что я скажу? Мол, решили прогуляться по ночному парку, а сестра пропала? Да они меня на смех поднимут! Звонить Юрику? А ему что скажу? Мол, монахи мне свидание в парке назначили, и пока я там с ними беседы беседовала, какая-то зараза сестру умыкнула? А в подтверждение покажу салфетку, пахнувшую эфиром? Что мне на это скажет Юрик, я даже представлять не хотела. Но это все было сущей ерундой по сравнению с тем, что случилось!
Уже, плюнув на все «что скажут», я опять достала свой телефон и собралась звонить другу. Если милиция после моего сообщения просто у виска пальцем покрутит (в лучшем случае), то с Юриком мне будет проще объясниться. Тем более, что он меня хорошо знает и, соответственно, точно в курсе, что я не склонна ни к буйным фантазиям, ни к розыгрышам (особенно в такое время), ни к паническим атакам. Но не успела я набрать хорошо знакомый номер друга, как мой телефон зазвонил. Номер был скрыт. Я нажала на кнопку ответа и затаила дыхания, не говоря ни слова. На том конце трубки тоже кто-то молчал, а потом я услышала совершенно бесцветный, безо всякого эмоционального окраса, голос:
- Если хочешь увидеть сестру живой, никуда не звони. Езжай домой и жди звонка. С тобой свяжутся. Надеемся на твое благоразумие.
Понимая, что это бесполезно, я, внезапно охрипшим голосом, все же спросила:
- Где Сенька? Что с ней?
Но трубка уже «ответила» мне короткими гудками отбоя. В один момент совершенно обессилевшая, я сползла по полированному боку машины и уселась прямо на асфальте, горестно всхлипывая.
