— А что, если мы просто выгрузим её вещи на улицу, когда она будет на работе?
— Это жестоко даже для тебя.
— Жестоко? Эта девка влезла в нашу семью, окрутила моего сына, а теперь сидит на его шее! Теперь, когда его нет, почему я должна терпеть её в квартире, которую купил мой Коленька?
— Но у неё маленький ребёнок...
— Твой внук, между прочим! И что? Пусть едет к своим родителям!
Разговор доносился из кухни сквозь неплотно прикрытую дверь. За ней тихо металась по комнате молодая женщина с заплаканными глазами, прижимая к груди спящего трёхлетнего малыша. Тело её мужа всё ещё лежало в морге, а свекровь уже планировала, как выставить их на улицу.
***
— Давай просто договоримся, Вера. Я не против, чтобы ты переехала к своим родителям хоть завтра.
В проёме двери маячила высокая фигура Галины Петровны — свекрови, чьё лицо напоминало застывшую маску фальшивого сострадания. После смерти Николая прошло всего две недели, а чёрная траурная одежда уже сменилась строгим деловым костюмом.
Утренний свет, пробивающийся сквозь тонкие шторы, делал комнату болезненно яркой. Маленькая кухня казалась вдове особенно тесной сейчас, когда напротив сидела женщина, решившая превратить её жизнь в настоящий ад.
Вера осторожно поставила чашку на стол, пытаясь справиться с дрожью в руках.
— Мы уже обсуждали это, Галина Петровна. Мне некуда ехать. Родители живут в однокомнатной хрущёвке.
— Милочка, — елейным голосом продолжила свекровь, барабаня ухоженными ногтями по столешнице, — я всё понимаю. Смерть сына — это и моя трагедия, но жизнь продолжается. Квартира записана на Колю, и теперь нам с Виктором Степановичем нужно где-то жить.
За окном двое дворников лениво сгребали опавшие листья, а у Веры перед глазами пронеслась вся её короткая совместная жизнь с Николаем. Три года назад они познакомились в университетской библиотеке, через полгода поженились, а ещё через девять месяцев родился Андрюша. До автокатастрофы у них было всего два года нормальной семейной жизни.
— Насколько я знаю, Николай не успел оформить завещание, — продолжала давить свекровь, — а значит, законными наследниками являемся мы все: я, его отец и, конечно, маленький Андрюша, — она демонстративно не включила Веру в список.
Молодая вдова подняла взгляд:
— Мы с Андрюшей никуда не уедем. Это наш дом.
— Ну что ж, тогда будем решать вопрос иначе, — холодно улыбнулась Галина Петровна. — Мы с мужем переедем сюда. В конце концов, это справедливо. А вы с Андрейкой... разместитесь пока в гостиной.
Внезапно дверь детской скрипнула, и на пороге появился заспанный малыш в пижаме с машинками.
— Мама, я хочу кушать.
Вера подхватила сына на руки, чувствуя необъяснимую тревогу. То, как свекровь смотрела на внука — оценивающе, словно на ценный актив, — вызывало у неё желание схватить ребёнка и бежать как можно дальше.
— Да, милый, сейчас мама сделает тебе кашу, — Вера постаралась улыбнуться, хотя собственная кухня внезапно стала казаться ей чужой и враждебной.
Свекровь театрально вздохнула и поднялась.
— Вот и хорошо. Решено. Мы приедем послезавтра.
Дверь за ней закрылась без единого звука, но у Веры возникло ощущение, будто захлопнулась крышка ловушки.
***
Морозное утро декабря пробиралось сквозь щели старого раскладного дивана, на котором уже третий месяц спала Вера. Гостиная, ставшая их с Андрюшей убежищем, превратилась в последний островок личного пространства.
На цыпочках пробираясь к импровизированной кухонной зоне, организованной на подоконнике, молодая женщина молила небеса, чтобы свекровь ещё не проснулась. Любая попытка приготовить завтрак на общей кухне неизменно превращалась в допрос с пристрастием.
— Ты опять собираешься тратить наши продукты? — Галина Петровна, словно материализовавшись из воздуха, заблокировала проход в коридор. — И куда это ты собралась в таком виде?
Указательный палец свекрови почти уперся в помятую футболку Веры, которую та накинула поверх ночной рубашки.
— Доброе утро, — тихо ответила невестка. — Просто хотела сделать Андрюше молочную кашу.
— Доброе оно только для тех, кто работает и содержит семью, а не сидит на шее у родственников покойного мужа, — голос Галины Петровны сочился ядом. — И когда ты наконец перестанешь ходить по дому в этих обносках? Виктор Степанович жалуется, что ему неприятно видеть такую неряху.
Вера инстинктивно обхватила себя руками. В последнее время взгляд свёкра вызывал у неё всё большее беспокойство. Виктор Степанович, некогда молчаливый и незаметный, в присутствии жены держался тихо, но стоило Галине Петровне выйти из квартиры, как его глаза начинали следить за каждым движением невестки.
— Я наведу порядок в гостиной и разбужу Андрюшу, — пробормотала Вера, пытаясь обойти свекровь.
— Не стоит, — возразила та, перегораживая путь. — Я уже разбудила внука и накормила его. Кстати, мне звонили из собеса. Завтра приходят твои детские выплаты и пособие по потере кормильца. Я договорилась, что буду получать их сама — для Андрюши, разумеется. Надо же вести хозяйство грамотно.
Кухонные часы отбивали секунды издевательски громко. Вера сглотнула ком в горле.
— Но нам нужны деньги на лекарства. У Андрюши аллергия, и...
— Детка, — с наигранной заботой прервала её свекровь, — ты абсолютно не разбираешься в финансах. Николай всегда жаловался на твою расточительность. Теперь я буду распоряжаться деньгами — разумеется, в интересах внука.
Галина Петровна прошла к холодильнику и начала разгружать принесённые продукты.
— Советую тебе всерьёз задуматься о работе. Виктор Степанович считает, что твоё присутствие здесь... избыточно.
За дверью гостиной послышался детский плач. Маленький Андрюша, обычно спокойный и улыбчивый, в последние недели стал беспокойным и замкнутым. Вера бросилась к сыну, но свекровь опередила её.
— Иди умойся и приведи себя в порядок, — холодно произнесла Галина Петровна. — С внуком я справлюсь лучше. В конце концов, у меня больше опыта в воспитании детей. Николай вырос настоящим мужчиной, а не таким безвольным созданием, как...
Договаривать она не стала, лишь презрительно скользнула взглядом по фигуре невестки.
Вера замерла в коридоре, прислушиваясь к голосу свекрови, которая что-то воркующе нашёптывала малышу. В последние дни Андрюша всё чаще льнул к бабушке, будто забывая о матери. Галина Петровна методично перекраивала их жизнь, отрезая кусок за куском, словно дорогую ткань.
На стене коридора всё ещё висела их единственная совместная фотография с Николаем — та самая, с медового месяца. Молодая женщина уткнулась лбом в холодное стекло рамки.
— Коля, что мне делать? Я так больше не могу...
***
На письменном столе Николая теперь громоздились папки с бумагами Виктора Степановича. Вера тайком пробралась в бывшую супружескую спальню, чтобы найти свидетельство о браке и документы на квартиру.
Ящики стола упорно не поддавались. Раньше здесь лежали семейные документы, но после переезда свекров всё изменилось. Большую часть личных вещей Веры и Николая Галина Петровна безжалостно отправила в кладовку, а некоторые и вовсе исчезли.
— Что ты здесь делаешь?
Голос свёкра заставил Веру вздрогнуть. Виктор Степанович стоял в дверном проёме, его массивная фигура заполняла почти всё пространство.
— Я искала свои документы, — Вера попыталась придать голосу уверенность.
— Документы? — свёкор медленно приблизился, от него пахло коньяком. — Какие документы могут понадобиться молодой женщине, живущей под надёжной защитой семьи?
Мужчина подошёл слишком близко, будто нарочно нарушая личное пространство. Вера инстинктивно отступила, спиной упираясь в стол.
— Мне нужно свидетельство о браке и бумаги на квартиру, — настойчиво повторила она.
— А зачем тебе бумаги на квартиру? — свёкор наклонился ещё ближе. — Галя говорит, ты на неё права не имеешь. Мой сын не оставил завещания в твою пользу.
Горячее дыхание, отдающее спиртным, обожгло щёку. Вера отвернулась, отчаянно ища пути к отступлению.
— А ведь ты очень миленькая, Верочка, — неожиданно добавил Виктор Степанович, протягивая руку к её плечу. — Иногда я даже понимаю, что мой сын в тебе нашёл...
Резким движением Вера вывернулась из-под нависающей фигуры и отпрянула к двери.
— Мне нужно проверить Андрюшу.
— Не беспокойся, — усмехнулся свёкор. — Галя повела его гулять. Мы тут совсем одни.
К счастью, в этот момент входная дверь хлопнула, и из прихожей донёсся голос Галины Петровны, отчитывающей внука за испачканные ботинки. Виктор Степанович моментально выпрямился, а его лицо приобрело обычное скучающее выражение.
— Продолжим нашу беседу как-нибудь потом, — тихо добавил он, выходя из комнаты.
Вечером, уложив сына, Вера перебирала оставшиеся личные вещи, сложенные в картонную коробку под раскладным диваном. От былой жизни почти ничего не осталось — только несколько фотографий, письма Николая и его студенческий ежедневник.
Машинально листая ежедневник, Вера наткнулась на страницу с торопливо записанными телефонами. Среди них выделялся один, обведённый красным и подписанный "Бабуля Ира". Вера напрягла память. Николай редко говорил о своей бабушке, только упоминал, что та живёт где-то в деревне под Москвой. Кажется, они не особенно ладили с Галиной Петровной.
Держа в руках пожелтевшую страничку, Вера почувствовала странное волнение. Ей вдруг вспомнился давний разговор с мужем, когда тот обмолвился, что именно бабушка помогла ему с первым взносом за квартиру.
Следующим утром, дождавшись, когда свекровь уведёт Андрюшу в садик, Вера дрожащими руками набрала номер "бабули Иры". После нескольких гудков послышался хрипловатый, но на удивление энергичный голос:
— Слушаю вас.
— Здравствуйте, Ирина... — Вера запнулась, не зная отчества пожилой женщины.
— Ирина Владимировна я, — поправила её старушка. — А вы кто будете?
— Я... Вера. Жена Николая, вашего внука.
На другом конце провода повисла пауза, а затем раздался взволнованный голос:
— Коленька женился? И не сказал мне? Вот ведь... — в голосе слышалась не обида, а скорее удивление. — А что ж он сам-то не звонит? Уже месяца три от него вестей нет.
Вера почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Бабушка даже не знала о гибели внука. Собрав все силы, она выдавила:
— Николай... Коля погиб. Три месяца назад. Автокатастрофа.
Тишина на другом конце провода стала оглушительной. Затем послышался тихий, сдавленный всхлип.
— Господи... Голубчик мой... Да как же так? — голос старушки дрогнул. — И никто мне слова не сказал! Ни Галка, ни...
— У нас остался маленький сын, Андрей. Ему три года, — тихо добавила Вера.
— У меня правнук есть? — в голосе старой женщины прорезались новые нотки. — Деточка, ты должна приехать ко мне. Сегодня же. Записывай адрес.
***
Село Петровское встретило их тихим снегопадом. Крошечный Андрюша, крепко прижимавшийся к матери на протяжении всей дороги в автобусе, с любопытством разглядывал деревенские дома с заснеженными крышами.
Дом Ирины Владимировны оказался крепким бревенчатым строением с аккуратным палисадником. На крыльце их уже ждала невысокая, но крепкая старушка с проницательными серыми глазами — теми же самыми, что были у Николая. Увидев правнука, она закрыла рот ладонью и замерла, не скрывая слёз.
— Вылитый Коленька в детстве, — прошептала она, осторожно поглаживая мальчика по голове. — Проходите в дом, я чай поставила.
За старинным дубовым столом, под мерное тиканье настенных часов, полилась тяжёлая беседа. Вера, впервые за долгие месяцы почувствовав, что её действительно слушают, рассказала всё без утайки — о смерти мужа, о жестокости свекрови, о страхе потерять сына и крышу над головой.
Ирина Владимировна слушала, не перебивая, лишь время от времени качая седой головой. Когда рассказ подошёл к концу, старушка решительно поднялась и достала из серванта старую шкатулку с документами.
— Знаешь, милая, я всегда чувствовала, что Галка до добра не доведёт. Властная, жадная — вся в отца своего пошла, царствие ему небесное. А вот что до квартиры... — она достала пожелтевшую бумагу. — Николай купил её на мои деньги. Я продала тогда половину своего участка соседу-фермеру и отдала все деньги внуку на первый взнос. Но оформили мы квартиру хитро — на меня. Я Коле доверенность выдала на проживание и распоряжение, а свидетельство о собственности вот оно, — она протянула документ Вере.
Молодая женщина недоверчиво взяла бумагу. На ней чётко значилось: "Собственник: Воронцова Ирина Владимировна".
— Я не понимаю... Почему Николай мне об этом не говорил?
— Да потому что Галка вечно зубы точила на эту квартиру, — вздохнула старушка. — Коля боялся, что если она узнает, то житья вам не даст. Говорил, что после появления первенца оформит квартиру на него, да вот не успел...
Ирина Владимировна тяжело опустилась на стул и взяла Андрюшу на руки.
— Вот что я тебе скажу, доченька. Одной мне тут трудно стало. Сиделку нанимать не хочу — чужие люди в доме. А ты с малышом оставайся у меня. Я правнука на ноги поставлю, тебе поможем, а с Галкой разберёмся по закону.
***
Полгода спустя в зале городского суда было душно. Галина Петровна, непривычно бледная, сидела рядом с адвокатом, то и дело бросая испепеляющие взгляды на невестку. Рядом с Верой сидели Ирина Владимировна и солидный юрист в дорогом костюме.
— Суд постановляет: удовлетворить иск гражданки Воронцовой Ирины Владимировны о выселении незаконно проживающих лиц из принадлежащей ей на праве собственности квартиры...
Галина Петровна вскочила:
— Это недопустимо! Эта девчонка всё подстроила! Она охмурила мою свекровь, как раньше охмурила моего сына! — её голос сорвался на визг.
— Галина Петровна, суд уже установил факт подделки вами доверенности и попытки незаконного присвоения имущества, — судья строго постучал молотком. — Ещё одно нарушение порядка, и я вынужден буду...
Но свекровь уже не слушала. Она рванулась к Вере, но была остановлена судебным приставом.
— Ты ещё пожалеешь об этом, дрянь! — прошипела она, пока её выводили из зала.
***
Два года спустя жизнь в деревенском доме Ирины Владимировны текла размеренно и спокойно. Андрюша, теперь уже пятилетний непоседа, помогал Вере собирать в саду яблоки. Молодая женщина устроилась на работу в сельскую школу учительницей начальных классов, а в свободное время занималась пчеловодством — делом, которому её научила Ирина Владимировна.
Городскую квартиру они сдавали, откладывая деньги на образование Андрюши. Бабушке Ире, как теперь называла её Вера, недавно исполнилось восемьдесят, но она по-прежнему была полна энергии и планов.
— Письмо принесли, — сказала Ирина Владимировна, входя во двор с конвертом в руках. — От Степаныча, бывшего соседа Галки.
Вера отложила корзину с яблоками и взяла письмо. С тех пор, как Виктор Степанович ушёл от жены, изредка он присылал весточки — не из сочувствия к Вере, а скорее из желания насолить бывшей супруге.
"...Галина Петровна совсем плоха. После выселения из квартиры она запила, потом потеряла работу. Теперь живёт на даче у подруги, перебивается случайными заработками. Всем рассказывает, что во всех её бедах виновата невестка, приворожившая её свекровь. Многие смеются за глаза — весь район знает, какой она была..."
Вера не стала дочитывать письмо. Она не испытывала злорадства — только глухое сожаление, что человек может так исковеркать свою жизнь из-за жадности и злобы.
Маленький Андрюша подбежал к матери, протягивая самое большое яблоко.
— Мама, баба Ира говорит, что я уже совсем большой и могу сам забираться на яблоню!
Вера улыбнулась, глядя на сына. В его глазах она видела отражение Николая — ту же добрую искорку, ту же решимость. Жизнь продолжалась, а вместе с ней росла и крепла их маленькая, но настоящая семья.
— Знаешь, Верочка, — сказала вечером Ирина Владимировна, глядя на засыпающий сад, — я думаю, Коленька был бы доволен. Он мечтал, чтобы его сын рос на свежем воздухе, а не в городской суете.
Вера кивнула, обнимая пожилую женщину за плечи. Она чувствовала, что наконец-то обрела то, что искала всю жизнь — настоящий дом, где живут любовь и поддержка. И пусть дорога к этому счастью оказалась извилистой и трудной, теперь они были там, где им следовало быть.
"Жадность – это величайшая бедность" - Сенека
Автор: Владимир Шорохов ©
📖 Также читайте:
— Никогда бы не подумал, что ты способен писать такие слова, — держа в руках пачку конвертов, произнёс подросток.
— О чём ты говоришь? Положи это немедленно! — увидев свои письма у сына, резко сказал отец.
Читать
📖 Также читайте: — Встал и убрался из квартиры, - заявила жена мужу после того, как он пристал к невесте сына.
📖 Также читайте: — Твои родители не будут присутствовать на свадьбе, - заявила будущая свекровь невестке.