Когда Глеб обнаружил странный мешочек в рюкзаке трехлетнего сына, он не знал, что откроет семейную тайну. Теперь его жена в больнице, сын под капельницей, а мать хранит молчание. И кто в этом виноват?
— Ты что с ним сделала? Говори! — голос Глеба дрожал от ярости, а в глазах застыл дикий испуг.
— Я ничего... Ничего я не делала! — Нина Васильевна отступила к стене, бледная, как полотно. — Как ты можешь такое говорить родной матери?
Через распахнутые двери палаты виднелась каталка с маленьким телом. Врачи в светло-голубых халатах обступили её, закрывая обзор. Медсестра деловито подкатила стойку с капельницей.
Между матерью и сыном лежала бездна непонимания, клубившаяся ядовитым туманом в больничном коридоре. Запах дезинфекции разъедал ноздри, напоминая о хрупкости человеческой жизни — особенно такой маленькой, как у трёхлетнего Мишки, который ещё утром радостно бегал по квартире, а сейчас лежал без сознания под капельницей.
Глеб развернулся и подошёл к окну, гневно глядя на больничный двор. Апрельский день выдался пасмурным, как будто природа сочувствовала семейной драме. Деревья стояли ещё голые, лишь на некоторых набухли почки, обещая скорое пробуждение. Но для Глеба весна остановилась в тот момент, когда он увидел странную находку в рюкзачке сына.
— Скажи честно, — холодно произнёс он, не оборачиваясь, — этот мешочек, который мы нашли в его рюкзачке... Это ведь твоих рук дело?
Пожилая женщина нервно теребила край шерстяной кофты.
— Сыночек, да побойся Бога! Неужели ты думаешь, что я могла навредить своему единственному внуку?
Под мешковатой одеждой пряталась по-прежнему стройная фигура. В молодости Нина Васильевна была настоящей красавицей, и даже сейчас, в свои шестьдесят пять, сохраняла горделивую осанку и живой блеск в глазах. Только глаза эти сейчас смотрели затравленно.
Глеб резко обернулся:
— А как объяснить то, что произошло? Мишка никогда не болел так внезапно. И эта картина в рюкзачке — я же видел, как мешочек выпал из рамки! А потом Анна чуть не потеряла сознание, когда взяла его в руки!
Из палаты вышел врач — невысокий, седой, с умным испытующим взглядом.
— Родители Михаила Глебовича? — обратился он к замершим в коридоре людям.
— Я отец, — выступил вперёд Глеб. — Что с моим сыном?
Доктор поправил очки в тонкой оправе:
— Мальчик стабилен. Предварительный диагноз — острый аппендицит. Сейчас мы проводим дополнительные обследования, но, скорее всего, потребуется операция.
Нина Васильевна охнула и прижала ладонь ко рту.
— А где его мама? — спросил врач, оглядывая коридор.
— Моей жене... не очень хорошо, — сухо ответил Глеб. — Она в приёмном отделении. Понимаете, Анна на шестом месяце беременности, и у неё случился обморок, когда мы привезли сына.
Краем глаза он заметил, как мать вздрогнула и опустила взгляд.
— Вам нужно подписать документы на операцию, — продолжил врач. — Пройдёмте со мной.
Когда Глеб и доктор скрылись за поворотом коридора, пожилая женщина осела на пластиковый стул и закрыла лицо руками. Воспоминания накатили внезапно, как морская волна, утягивая в тёмные глубины прошлого.
***
...Полвека назад маленькая Ниночка сидела на скамейке у забора и болтала ногами, наблюдая, как её мать о чём-то шепталась со странной женщиной в пёстром платке. К ним в деревню нечасто заезжали цыгане, но эта женщина была не из табора — местная знахарка с соседнего хутора, о которой ходило множество слухов.
— Третий внук мужского пола, если родится в вашем роду, принесёт беду, — донеслись до девочки слова знахарки. — Старшая женщина в семье будет прикована к постели до конца своих дней.
Мать Ниночки испуганно крестилась и доставала из кармана передника какие-то деньги.
— Не говори глупостей, Агафья! У меня только дочка, и замуж она ещё не скоро пойдёт.
Знахарка спрятала деньги в складках юбки и неожиданно посмотрела прямо на девочку:
— Не верь — твоё дело. Но помни: два внука — радость, третий — горе. Особенно если все мальчики.
Эти слова врезались в детскую память, как нож в масло. А потом нелепая случайность: через неделю после визита знахарки бабушка Нины, крепкая и здоровая, упала с крыльца и сломала шейку бедра. Осложнения, неудачная операция — и прежде деятельная старушка до конца своих дней не вставала с постели. А ведь у неё как раз было трое внуков — все мальчики...
...Нина Васильевна вздрогнула, возвращаясь в реальность. По больничному коридору спешили люди, гудели приглушённые разговоры, где-то вдалеке звонил телефон. Проклятое предсказание преследовало её всю жизнь. Когда родился её единственный сын Глеб, она вздохнула с облегчением — один наследник, значит, она в безопасности. Потом появилась невестка Анна — красивая, образованная, но упрямая, с какой-то неприятной решительностью во взгляде. И вот теперь эта ужасная новость — шестимесячная беременность, которую невестка так ловко скрывала все эти месяцы! Когда Нина Васильевна узнала об этом три дня назад, мир рухнул.
В кармане завибрировал телефон. Женщина торопливо достала его — звонила соседка, которой она оставила ключи от квартиры.
— Маргарита Степановна, как Мурка? — первым делом спросила она о своей кошке.
— Да всё нормально с твоей Муркой, — ответил хрипловатый голос. — Лежит на окне, греется. Лучше скажи, как внук?
— Аппендицит, говорят, — глухо отозвалась Нина Васильевна. — Готовят к операции.
— Ох, беда какая! А невестка твоя как?
Нина Васильевна поджала губы:
— В приёмном отделении. Представляешь, три месяца скрывала от всех, что беременна! И мы с Глебом узнали случайно. А если родится мальчик...
Соседка понимающе вздохнула — она знала о суеверном страхе подруги.
— Да брось ты эти глупости, Нина. Какое ещё проклятие в наше время? У моей сестры вон три внука, и ничего, бегает как молодая.
— У тебя кошка ест? — резко сменила тему Нина Васильевна.
— Ест, всё нормально. Ты лучше о внуке думай, а не о кошке.
Когда разговор закончился, пожилая женщина сунула телефон в карман и снова погрузилась в размышления. Может, права Маргарита Степановна? Может, всё это просто глупые суеверия?
Но мешочек... Тот самый мешочек, который она получила от Клавдии Захаровны, современной знахарки из соседнего района. "Всего лишь оберег, — говорила та, насыпая внутрь какие-то травы и шепча непонятные слова. — Чтобы невестка не смогла выносить второго. Ничего страшного с ней не случится, просто скинет". Нина Васильевна тогда затрясла головой — нет, нет, о таком она даже думать не хотела! Но когда знахарка, хитро усмехнувшись, предложила альтернативу — "могу сделать, чтобы девочка родилась" — пожилая женщина согласилась взять мешочек. Девочка ведь не в счёт, правда?
А теперь её любимый внук, её Мишенька, лежит под капельницей. Неужели это связано с тем мешочком, который она так хитро подложила в рамку с картиной и вручила малышу в качестве подарка от "бабушкиной подруги"?
Из-за поворота коридора показался Глеб — осунувшийся, с покрасневшими глазами. Рядом с ним шла медсестра.
— Жене лучше, — сказал он, не глядя на мать. — Её кладут в отделение на обследование. С сыном вроде бы всё в порядке.
— Слава Богу, — искренне выдохнула Нина Васильевна.
Глеб бросил на неё холодный взгляд:
— Не уверен, что Богу тут стоит благодарность выражать. Скорее уж дьяволу — за то, что не преуспел в своих замыслах.
***
Вечер опускался на город, растекаясь лиловыми сумерками по узким улочкам. Нина Васильевна сидела в пустой квартире сына, куда вернулась из больницы. Глеб остался с Анной и Мишей — мальчику сделали операцию, и теперь он приходил в себя после наркоза.
На коленях у женщины мурлыкала Мурка — крупная полосатая кошка с белыми лапами. Только с ней Нина Васильевна и могла сейчас поделиться своими мыслями.
— Понимаешь, Мурочка, я ведь как лучше хотела, — гладила она кошку по пушистой спинке. — Я же знаю, что случится, если родится ещё один мальчик. Нельзя мне допустить внука. Нельзя.
Кошка лениво перевернулась на спину, подставляя мягкий живот для поглаживаний. Нина Васильевна вздохнула и продолжила свой монолог:
— Глеб винит меня. Думает, я специально хотела навредить Мишеньке. Как он может так думать о родной матери? Я же для них всё...
Телефонный звонок прервал её размышления. На экране высветилось имя сына.
— Алло, — осторожно ответила она.
— Мама, — голос Глеба звучал устало и отчуждённо. — Я звоню предупредить, что завтра мы с Анной забираем Мишу домой. Врачи говорят, что операция прошла успешно.
— Я приготовлю ужин и...
— Нет, — резко оборвал её сын. — Ты не поняла. Мы поедем к родителям Анны. Они уже освободили для нас комнату.
Сердце пожилой женщины сжалось.
— Но, Глебушка, почему? Малышу будет лучше дома, в привычной обстановке. Я могла бы помочь с ним, пока Анна...
— Я нашёл в твоей сумке брошюру той знахарки, Клавдии Захаровны, — снова перебил её сын. — И видел вчера на телефоне разговор с ней. Не отпирайся, мама. Только прошу тебя, ради всего святого, скажи: что было в том мешочке?
Нина Васильевна побледнела. Руки её задрожали так сильно, что телефон чуть не выпал.
— Я... Это просто травы, сынок. Для защиты. Клавдия Захаровна сказала, что это поможет невестке родить девочку вместо мальчика. Я никому не хотела зла!
На другом конце провода воцарилось молчание, такое долгое, что женщина даже проверила, не прервался ли звонок.
— Ты понимаешь, — наконец заговорил Глеб таким тоном, словно каждое слово причиняло ему физическую боль, — что Анна чуть не потеряла ребёнка? У неё началось кровотечение после того, как она прикоснулась к твоему "безобидному" мешочку. И только по счастливой случайности всё обошлось.
Нина Васильевна задохнулась от ужаса:
— Я не знала... клянусь тебе! Клавдия сказала, что это просто травы!
— Врачи нашли в крови Анны странные компоненты, — продолжал Глеб безжизненным голосом. — Что-то похожее на настойку спорыньи. Знаешь, что это такое, мама? Это то, чем в Средние века вызывали выкидыши.
— Господи, нет! — вскрикнула пожилая женщина. — Я не просила об этом! Я хотела только, чтобы родилась девочка!
— Прощай, мама, — сухо произнес Глеб. — Нам больше не о чем говорить.
Звонок оборвался. Нина Васильевна долго смотрела на потухший экран телефона, а потом разрыдалась, уткнувшись в пушистый бок кошки.
***
Следующие недели превратились для неё в кошмар. Глеб с семьей так и не вернулись домой. Сын забрал часть вещей, когда она отсутствовала, оставив короткую записку о том, что они переезжают к родителям Анны насовсем. На звонки он отвечал редко, а когда отвечал, разговор выходил холодным и коротким.
В конце месяца Нина Васильевна узнала, что невестка подала на развод.
— Понимаешь, мама, — устало говорил ей Глеб во время их последней встречи в кафе, — Анна больше не может. Она видит во мне твоего сына, а в тебе — угрозу для себя и детей.
— Но я же не хотела никому зла, — беспомощно возражала пожилая женщина.
— Не хотела? — Глеб горько усмехнулся. — Ты пыталась избавиться от нашего второго ребенка из-за какого-то идиотского суеверия! Мой сын чуть не умер от аппендицита, а ты вместо того, чтобы переживать, думала только о своих бредовых страхах!
— Глеб...
— И знаешь, что самое ужасное? — он подался вперед, в глазах его плескалась боль. — Анна права. Я всегда защищал тебя. Всегда оправдывал твои странности, твою мнительность. Она годами терпела это ради меня. А теперь нашей семьи больше нет.
С того дня Глеб полностью прекратил общение с матерью, а с внуком ей и вовсе запретили видеться.
***
Единственной отрадой для Нины Васильевны стала её кошка Мурка, которая в начале июня принесла четверых котят. Пожилая женщина ухаживала за кошачьим семейством с такой заботой, словно это была её последняя связь с жизнью. Её дни теперь проходили в странном оцепенении: она просыпалась, механически выполняла домашние дела, смотрела телевизор и ложилась спать. Иногда ей казалось, что она существует в каком-то сером тумане, где время течет слишком медленно.
В тот роковой день, когда кошка начала странно кашлять, Нина Васильевна решила отнести её к ветеринару. Она бережно уложила Мурку в переноску и вышла из дома. Погода стояла жаркая, от раскаленного асфальта поднимался душный воздух. Пожилая женщина торопилась, волнуясь за своего единственного друга.
Она не заметила мотоциклиста, который вынырнул из-за угла на большой скорости. Визг тормозов, резкий удар — и мир перевернулся. Последнее, что запомнила Нина Васильевна, — это переноска, отлетающая в сторону, и раскрывшаяся дверца, из которой выскочила испуганная кошка.
***
Три месяца спустя она лежала в своей квартире, прикованная к постели. Нижняя часть тела не слушалась после серьезной травмы позвоночника. Врачи говорили о возможной реабилитации, но прогнозы давали осторожные. Ей требовался постоянный уход, и Глеб, несмотря на их разрыв, взял все заботы на себя.
— Прости меня, сынок, — говорила она, глядя в окно на осенний дождь. — Я всё разрушила. Твою семью, свою жизнь... Всё из-за глупого суеверия.
Глеб молча менял ей постель. За эти месяцы он осунулся, постарел лет на десять. Развод с Анной проходил тяжело, она запретила ему видеться с детьми чаще одного раза в неделю и категорически отказывалась даже слышать о свекрови.
— Знаешь, — сказала как-то Нина Васильевна, глядя в потолок, — ведь пророчество сбылось. Я прикована к постели, как моя бабушка когда-то. Только вот причина совсем не в третьем внуке. Я сама навлекла на себя это проклятие своими действиями.
— Достаточно, мать, — устало ответил Глеб. — Я не хочу больше говорить об этом.
— Нет, послушай меня, — она попыталась приподняться на локтях. — Я только сейчас поняла, чему меня пыталась научить жизнь все эти годы. Не знахарки и предсказания определяют нашу судьбу, а наши собственные поступки. Я боялась потерять способность ходить из-за рождения внука, а в итоге потеряла всё гораздо раньше — из-за своего страха и попыток манипулировать чужими жизнями.
Зазвонил телефон Глеба. Он посмотрел на экран и нахмурился.
— Это Анна?
— Да, — ответил он и вышел в коридор.
Вернулся он с каким-то новым выражением лица — смесью горечи и усталого облегчения.
— Анна родила, — сказал он тихо. — Девочку. Они обе в порядке.
Нина Васильевна закрыла глаза, по её щекам покатились слезы.
— Девочка... — прошептала она. — Видишь, как всё глупо? Всё это время... всё это время я боролась с призраками. А могла бы радоваться рождению внучки.
Глеб присел на край кровати.
— Знаешь, мама, — сказал он после долгого молчания, — я не знаю, смогу ли когда-нибудь простить тебя полностью. И Анна... она никогда не позволит тебе увидеть детей. Но я... я постараюсь научиться жить с этим. И надеюсь, что ты тоже.
Мурка, вернувшаяся домой через неделю после аварии, запрыгнула на кровать и устроилась рядом с хозяйкой. Нина Васильевна погладила её по шелковистой спинке.
— Теперь я понимаю, — произнесла она, глядя в окно на проясняющееся небо, — что настоящее проклятие — это не чьи-то слова или предсказания. Это наши страхи, которым мы позволяем управлять нашей жизнью. И за этот урок я заплатила слишком высокую цену. Цену, которую платить буду не только я, но и ты, и твои дети...
Глеб ничего не ответил, но впервые за долгое время не отдернул руку, когда мать коснулась его пальцев.
"Страх — это тюрьма, построенная нами самими." — Фридрих Ницше
Автор: Владимир Шорохов ©
📖 Также читайте:
— Она снова с ним разговаривает, — шёпотом произнесла женщина, напряжённо вглядываясь в щель приоткрытой двери.
— Это просто фантазии. У всех детей бывают воображаемые друзья, — отмахнулся мужчина, не отрывая взгляда от экрана ноутбука.
— Обычные дети не шепчутся с зеркалами, Миша.
Читать
📖 Также читайте: — Вот, а не деньги вам! — и Артур показал своей тёще фигу. — А теперь вон из моей квартиры! - уже через минуту женщина и свояченица стояли н
📖 Также читайте: — Ни тебе, ни сестре я денег не дам, — заявил сын матери. — Я люблю свою жену, уважаю тёщу и шурина.