Эта история от моего сына - Алексея - о непростых временах начала 90-х.
Мне было четырнадцать лет, когда Советский Союз начал разваливаться на части. Политика меня тогда мало интересовала – больше заботили музыка, друзья и компьютерные игры на первых появившихся в школе «Спектрумах». Но даже подростковая беззаботность не могла полностью оградить от суровой реальности того времени: пустых полок магазинов, бесконечных очередей и общего чувства тревоги, витавшего в воздухе.
Наша семья жила в Щёлково, в обычной трехкомнатной квартире. Отец, Михаил Борисович, работал инженером-проектировщиком в московском институте, куда ездил каждый день. Зарплату задерживали месяцами. Мама – Софья Петровна – преподавала русский язык и литературу в местной школе. Её жалованье выдавали более-менее регулярно, но суммы были смехотворными на фоне галопирующей инфляции.
Нас у родителей было трое: старшая сестра Татьяна, которая уже вышла замуж и жила отдельно, средняя – Елена, студентка иняза, и я – четырнадцатилетний школьник, вечно голодный и недовольный жизнью.
***
В октябре 1991 года в нашей семье случилось то, что мама назвала «маленьким чудом военного времени». В школе, где она работала, учителям выдали продуктовые наборы вместо части зарплаты. И среди прочего маме достался огромный мешок гречневой крупы – целых десять килограммов!
- Это настоящее сокровище, - сказала мама, водружая мешок на кухонный стол. - Знаете, сколько людей сейчас мечтают о такой крупе?
Отец одобрительно кивнул, но мы с Еленой переглянулись без особого энтузиазма. Гречка не входила в список наших любимых блюд.
Первую неделю всё шло неплохо. Гречневая каша с маслом на завтрак, гречневый суп на обед, гречка с тушёнкой на ужин. Новизна ситуации и радость от того, что в доме есть еда, перевешивали монотонность рациона.
***
Но уже к середине второй недели я начал проявлять первые признаки недовольства.
- Мам, может, сегодня макароны сварим? - спросил я однажды утром, глядя на очередную порцию коричневой крупы.
- Алёша, гречка гораздо полезнее, - терпеливо объяснила мама, поправляя свои неизменные часы «Победа», доставшиеся ей от деда. - В ней много железа, магния и витаминов группы В. А у тебя контрольная на следующей неделе, нужно хорошо питаться для работы мозга.
Мама всегда умела превращать бытовые вопросы в образовательный момент. Профессиональная деформация, как говорил отец.
К концу октября в нашей квартире развернулся настоящий «гречневый бунт». Елена, которая унаследовала от мамы любовь к литературе, но не её терпение, демонстративно отказывалась ужинать:
- Я лучше чаем ограничусь. Говорят, голодание полезно для организма.
Я был менее изощрён в своём протесте:
- Опять эта гречка! Я уже видеть её не могу! У всех нормальных людей хоть иногда бывает что-то другое!
Отец молчал, но иногда, когда думал, что его никто не видит, тяжело вздыхал над своей тарелкой.
***
Мама, которая за сорок лет преподавания научилась справляться и не с такими бунтами, не теряла спокойствия. Она лишь укоризненно качала головой и рассказывала истории из своего детства:
- Когда я была маленькой, мой отец, ваш дедушка Пётр Алексеевич, вернувшись с войны, часто повторял: «Соня, если на столе есть хлеб и каша – это уже праздник». Он пережил такой голод на фронте, что до конца жизни не мог выбросить ни крошки.
Или другой её коронный аргумент:
- А мой дедушка Андрей Петрович, который подарил мне эти часы, - она всегда при этом указывала на свои старенькие «Победы», - рассказывал, как в голодные годы коллективизации они варили похлёбку из лебеды и были этому рады.
Но на нас с Еленой эти истории уже не действовали. Мы выросли в другое время и, несмотря на все экономические трудности, не могли представить себе настоящий голод.
- Мам, но нельзя же есть одно и то же месяцами! - не сдавалась Елена. - Даже в войну был хоть какой-то паёк, а не только гречка!
***
И тогда мама пошла на хитрость. В пятницу вечером, когда мы вернулись - я из школы, Елена из института, а отец с работы, - нас ждал сюрприз. В квартире пахло совсем не так, как обычно последний месяц.
На столе, накрытом парадной скатертью (которую доставали только по большим праздникам), стояли тарелки с чем-то, что лишь отдаленно напоминало нашу привычную гречку.
- Сегодня у нас особенный ужин, - торжественно объявила мама. - Французское блюдо «Крупе а-ля Прованс»!
Мы с недоверием уставились на тарелки. В них действительно была гречка, но совершенно преображенная. Мама обжарила её с луком, морковью, добавила какие-то травы и специи, которые, как я позже узнал, выменяла у соседки-армянки на часть той же гречки.
- Попробуйте, - улыбнулась мама, - и расскажите, что вы думаете о французской кухне.
Это было невероятно вкусно! Я ел и не мог поверить, что это та же самая гречка, от вида которой меня уже тошнило. Даже отец оживился и попросил добавки.
- Софья, это превосходно, - сказал он, подмигнув маме. - Ты у нас настоящий кулинарный гений.
***
С того дня наша кухня превратилась в настоящую лабораторию кулинарных экспериментов. Каждый вечер мама представляла новое «национальное блюдо», в основе которого неизменно лежала всё та же гречка.
В субботу нас ждало «Итальянское ризотто ди гранагли» - гречка, тушеная с томатной пастой, чесноком и остатками плавленого сыра. В воскресенье - «Индийское карри с крупой бахри» - гречка с добавлением куркумы, которую мама где-то раздобыла, и нашего кота пришлось отлавливать, моя руки, отпечаталась желтыми. В понедельник - «Английский гречневый пудинг», подслащенный последней банкой варенья.
Эти кулинарные изыски сопровождались рассказами о странах, чьи блюда мы якобы пробовали. Мама доставала старую карту мира, и мы вместе находили эти далекие государства. Она рассказывала нам об их истории, культуре, традициях.
Будучи учителем литературы, мама часто сопровождала наши ужины чтением подходящих по теме стихов или отрывков из книг. Так, «итальянский» ужин сопровождался сонетами Петрарки, «английский» - отрывками из Диккенса, а «индийский» - легендами о Будде.
***
Однажды, после особенно удачного «испанского» ужина (гречка с паприкой и чесноком), я помогал маме мыть посуду и спросил:
- Мам, а где ты научилась готовить все эти блюда?
Она улыбнулась, закатывая рукава своей неизменной домашней кофты:
- Алёша, в жизни есть два пути: жаловаться на обстоятельства или приспосабливать их под себя. Я не умею готовить настоящие французские или индийские блюда. Я просто использую то, что есть, и добавляю щепотку фантазии.
Она помолчала, протирая тарелку, и добавила:
- Знаешь, этому меня научила моя мама, твоя бабушка Анна Степановна. В детстве у нас тоже не всегда был выбор продуктов, особенно зимой. И она превращала обычную каждодневную еду в праздник, придумывая истории о каждом блюде. Я до сих пор помню её «царский» суп из обычной картошки и лука, которым она угощала меня, когда я болела.
***
В начале декабря к нам неожиданно приехала старшая сестра Татьяна с мужем Сергеем и трехлетней дочкой Машей. Они жили в соседнем городе и тоже переживали не лучшие времена.
- Мама, у вас хоть что-то есть поесть? - спросила Татьяна, обнимая маму в прихожей. - У нас дома уже третий день только хлеб и макароны.
- Конечно, есть, - уверенно ответила мама. - Сегодня у нас будет настоящий пир!
Я переглянулся с Еленой. Мы-то знали, что в доме, кроме гречки, было лишь несколько картофелин и полбанки соленых огурцов.
Но мама, как всегда, оказалась на высоте. К вечеру она соорудила настоящий праздничный стол: «голландские» гречневые котлеты, «греческий» салат из гречки с огурцами и даже «венский» десерт - гречневые шарики, обваленные в последних крохах какао-порошка.
Маленькая Маша, наша племянница, сидела за столом с широко раскрытыми глазами и сметала всё подряд. На следующий день она помогала бабушке на кухне, старательно лепя гречневые колобки и слушая бабушкины истории о дальних странах.
- Мама, ты настоящая волшебница, - сказала Татьяна перед отъездом. - Не знаю, как ты это делаешь, но у тебя даже обычная гречка превращается в пир горой.
***
Наш «гречневый марафон» продолжался всю зиму. Кульминацией стал Новый 1992 год - первый Новый год после распада СССР, который многие встречали с тревогой и неуверенностью в завтрашнем дне.
Мама решила, что этот праздник должен стать особенным. Она копила продукты весь декабрь - откладывала часть своей учительской зарплаты, выменивала что-то у соседей и коллег.
И к новогоднему столу, помимо неизменной гречки (на этот раз в виде «рождественского плова»), у нас появились и другие угощения: немного сыра, бутылка «Советского шампанского», которую отец берег с прошлого года, и даже небольшой кусок колбасы, добытый по знакомству.
В разгар праздника, когда отец уже произнес тост за уходящий год и за то, чтобы наступающий был лучше, мама вдруг сказала:
- А знаете, я хочу предложить тост за гречку!
Мы с Еленой рассмеялись, но подняли бокалы.
- За гречку, которая кормила нас всю осень и зиму, - продолжала мама. - За гречку, которая помогла нам совершить кругосветное путешествие, не выходя из дома. За гречку, которая напомнила нам, что главное в жизни - это не то, что мы едим, а то, с кем мы делим нашу трапезу.
***
Прошло уже больше тридцати лет с тех пор. У меня своя семья, свои дети - Миша и Петя, названные в честь деда и прадеда. Мы живем в другом мире - с интернетом, доставкой еды и супермаркетами, где есть всё, что душе угодно.
Но иногда, особенно в трудные времена, я вспоминаю ту зиму и мамины уроки. И тогда я достаю пачку гречки из шкафа и готовлю для своих детей «французское крупе» или «индийское карри». И рассказываю им историю о их бабушке, которая научила меня видеть возможности там, где другие видят только ограничения.
Моя мама, Софья Петровна Ивлева, всю жизнь учила детей русскому языку и литературе. Но самый важный урок, который она дала нам, своим детям, был не о грамматике или пунктуации. Он был о стойкости, изобретательности и умении находить радость даже в самых стесненных обстоятельствах.
И каждый раз, когда жизнь преподносит мне очередное испытание, я вспоминаю мамину гречку и её слова: «В жизни есть два пути: жаловаться на обстоятельства или приспосабливать их под себя». И я выбираю второй путь. Как мама меня научила.
С любовью, Алексей.