- Солнышко мое ясное. Нет тебя краше, только не вертись. Часок у меня всего, спать надо пораньше лечь, пахота завтра от зари до зари, а ты егоза. Чуть головку наклони, немного.
Глеб был терпелив, а Даше не уняться. Вот прямо бы прыгнула к мужу в объятия, соскучилась же - вчера целый день пахали в артели, да и завтра с рассвета уйдет. А он взялся. И, вроде это и не Даша вовсе, а кукла - и так повернись, и так, обидно даже.
Глеб усадил Дашу у прялки, расставил свечи по кругу, заставил опустить платок на плечи, сам уложил чуть растрепавшуюся косу. И юбку немного натянул, так чтобы он обтягивала потяжелевший живот, а сам, как будто и не он был вовсе - чужой какой-то, случайно забредший к ним в дом художник, жадно бросал мазки на огромный холст, кое-как укрепленный на табурете
- Эх, мольберт оставил у хозяина, неудобно как. Ну ничего. Дашуля, не ерзай, немного осталось. Как дите.
А тут еще Ванятка пришел - он уже ходил неловкими ножками, цепляясь за все, что попадалось на пути, сбрасывая на пол все что плохо лежит. Вот и сейчас - увидел, что мамка уселась, оторвался от печки, у которой стоял, и прямо через комнату да бегом! Даша с испугу привстала, расставила руки, как курица крылья, но сынок ловко и почти бегом добрался до матери, вцепился в юбку, уткнулся в колени.
- Стой. Вот так постойте, погладь его по головке, я ухвачу. Замрите!
Даша уже раздраженно терпела - Глеб всегда когда рисовал становился чужим и отстраненным, она всегда его таким помнила и не любила такого.
- Глебушка. Ну что меня сейчас рисовать-то! Толстая, пузатая, вся конопушках. Губы вон, как вареники. Волосы тусклые. Вот рожу дочушку, тогда и нарисуешь. А? Глеб…
Но Глеб не слушал и продолжал бросать краску - он покраснел, глаза у него были совершенно отсутствующие, как будто их тут в комнате и не было…Даша знала, для чего он рисует ее - хозяин заказал такую картину. Только вот ее это совсем не радовало.
…
Когда Даша проснулась, мужа рядом с ней уже не было. Поискав - полапав рукой простынь рядом, она поняла, что Глеб уже давно ушел - местечко было холодным, выстыло, а рассвет еще только зарождался. Скользнув в тапочки на меху, которые ей сшил Пантелейка-дурачок в обмен на яйца и молочко, укуталась шалью поплотнее, выскочила на крылечко. И только и увидела чуть сутуловатую спину мужа - Глеб несся за околицей верхом, спешил, видно.
А рассвет занимался ясный. Небо еще не проснувшееся казалось холодным, почти ледяным, переливалось всеми оттенками голубого и фиолетового, выбираясь из плотного слоя свинцовых туч, казалось вздыхает облегченно. А солнце, наоборот было огненным. Оно пылало, поджигая сухие травы, зелень еще не поднялась над ними, только пробивалась, незаметная, и золото земли подпитывалось огненным всполохам, сияя торжественно и победно.
Даша замерла от такой красоты, протянула руки, стараясь поймать эти золотистые искры, и тут заметила, что вдоль плетня пробирается мужичок в треухе, надетом набекрень, в тулупе, надетом наизнанку - так ходил только Пантелейка, повадился он к ним последнее время. Даше не хотелось с ним сейчас встречаться, еще придумал, ночью бы заявился, но поняла, что что-то случилось. Пантелейка голову вжал в плечи, бежал с прискоком, как будто у него перебило одну ногу
- Тетка Даша, а тетка Даша. Пошли. Сбирайся, в лесу тама. скорейко, плохо там.
Даша смотрела, как быстро шевелятся губы дурачка, как пузырятся слюни и плохо разбирала слова. Но, шикнув на него, как на шалуна-мальчишку, надела боты, закуталась в теплую кофту, пошла.
Пантелейка ковылял впереди, что-то по прежнему бормотал невнятно, вел в сторону мостика - там, за рекой тоже были дома, жили там люди, больше отщепенцы, суровые, мало общающиеся с селянами.
- Пантелей! Куда идем-то? Вот я тебя хворостиной сейчас, чтобы не дурил.
Но дурачок бежал все быстрее, скатился по тропке с обрыва, но к мостику не пошел, свернул в кусты
- Тетка Даша. Скорейко. Тута.
Даша спустилась вниз, продралась сквозь сухостой и попала на берег небольшой заводи - тут был крошечный пляжик с чистым песком. И прямо у воды, вся подплыв чем-то черным, Даша сразу и не поняла что это, лежала женщина. Полная, в расхристанной одежде, она просто лежала и смотрела в небо. А лицо у нее было белее мела.
Даша бросилась к Зинаиде, попыталась приподнять ее, вся запачкалась в кр…..о.ви, набрала в ладони воды, брызнула. Зинаида как будто очнулась, медленно повернула лицо, разлепила губы.
- Ты чего здесь. Кто тебя звал? Помираю я, уйди.
Даша всплеснула руками, заорала на Пателейку
- Что стал, как дурак? Бегом в село, Кольку зови, пусть телегу запрягает, сюда.
Зинаида вдруг как-то то ли всхлипнула, то ли засмеялась, заклокотала, вроде у нее вода внутри
- Кольку? Ищи его теперь, Кольку вашего. Ушел он с с….у..ч..кой этой. Сказал не искать. Уйди, Дашка, не мешай мне…
…
Когда Зинаиду довезли до больнички было уже поздно. Она так и лежала в санях, глядя в небо остановившимися, как будто просветленными глазами.
…
Акушерка смотрела зло, даже сморщенные, как вяленые дульки губы у нее дрожали, выплевывая слова.
- Я бы этих баб, что за рекой детей травят, в омуте бы утопила. Сколько бед уж натворили. А эта!
Даша еле сдерживала слезы, ее колотило изнутри, холодом жгло
- Дите там еще с фасолину, а разворотили весь живот. Надо в полицию сообщить. Пусть посодят гадин.