Старинный особняк на Липовой аллее хранит тайны трёх поколений. Когда молодая семья переезжает под его красную крышу, древние стены становятся полем битвы двух женщин. Кто победит в этой войне без выстрелов?
— Виктор, твоя женщина разрушит наш род. Я чувствую это своими старыми костями, — прошептала мать, сжимая руку сына ледяными пальцами.
— Мам, Галина - моя жизнь. Мы с ней будем счастливы, — ответил мужчина, освобождаясь из материнской хватки.
Весенний ветер гулял по старому викторианскому дому на Липовой аллее. Трёхэтажный особняк из красного кирпича, построенный ещё прадедом Виктора, всегда вызывал у соседей смесь восхищения и лёгкой зависти. Сад вокруг дома полнился ароматами первых цветов, а могучие дубы, посаженные три поколения назад, величественно шелестели свежей листвой.
Юлия Аркадьевна Зотова, вдова недавно скончавшегося Аркадия Петровича, стояла у окна второго этажа. Лёгкая занавеска трепетала от дуновения майского ветра, но сердце бывшей директрисы гимназии №14 оставалось холодным. Тонкие губы женщины были плотно сжаты, а в тёмных глазах читалась решимость.
***
Галина Краснова никогда не думала, что станет Зотовой. Её жизнь с Виктором началась десять лет назад с робкого знакомства на филологической конференции, где молодой наследник строительной империи искал вдохновения для своих стихов среди литературоведов. После скоропостижной смерти Аркадия Петровича от редкого сердечного заболевания семья получила наследство - тот самый викторианский дом, который Зотовы поддерживали три поколения.
Двое детей-погодков, шестилетний Антон и пятилетняя Мария, с восторгом носились по просторным комнатам, заглядывая в каждый угол нового жилища. Бытовые неурядицы в тесной съёмной квартире на улице Птичьей, 8, где постоянно капало с потолка от вечно заливающих соседей, остались позади.
Переезд казался спасением. Только вот один пункт завещания отравлял радость новоселья: за Юлией Аркадьевной пожизненно закреплялся весь второй этаж особняка. И этот факт превращал мечту о счастливой жизни в зыбкую иллюзию.
Утро первого дня в новом доме выдалось ярким и солнечным. Лучи света пробивались сквозь плотные шторы, рисуя на паркете золотистые дорожки. Галина приготовила завтрак, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить детей, уставших после переезда.
— Это что, овсянка? — высокий голос свекрови прорезал утреннюю тишину. — Мой сын никогда не ел эту безвкусную массу.
— Доброе утро, Юлия Аркадьевна. Виктор сам попросил приготовить кашу, сказал, что хочет питаться правильно, — ответила Галина, стараясь сохранять спокойствие.
Брови бывшей директрисы взлетели вверх, а уголки губ опустились. На ней было безупречно отглаженное платье цвета морской волны, а седые волосы уложены в идеальную причёску. Рядом с ней Галина в домашнем халате, с растрёпанными после сна волосами, чувствовала себя неуместно.
— Мой сын любит яичницу с беконом и помидорами, — произнесла Юлия Аркадьевна, подходя к плите и осматривая кастрюлю с кашей так, будто там притаилась ядовитая змея. — И кофе должен быть крепким, без этого вашего молока.
Галина сделала глубокий вдох, вспоминая советы психолога о том, как справляться с токсичными родственниками. Свекровь открыла холодильник и начала перебирать продукты, бормоча что-то о неправильном хранении.
— Запомните, Галина, в этом доме всегда соблюдался порядок. Моя свекровь, Елизавета Николаевна, никогда не допускала хаоса даже в холодильнике.
Бывшая учительница русской словесности, Галина прикусила язык, чтобы не ответить резкостью. В её мыслях мелькнуло воспоминание о маленькой однушке, где они ютились вчетвером, и как Виктор обещал: «Это временно, милая. Скоро у нас будет свой дом».
Дом-то появился, но вместе с ним пришла и постоянная война. Война без ружей и пушек, но от этого не менее разрушительная.
***
Через неделю совместного проживания Галина заметила, что дети стали капризнее. Маленькая Мария, обычно спокойная и рассудительная не по годам, теперь закатывала истерики перед сном, а Антон отказывался делать домашние задания, которые им задали на летние каникулы.
Загадка раскрылась, когда Галина случайно обнаружила обёртки от конфет «Золотой ключик» под подушкой дочери. Эти конфеты были под запретом из-за аллергии у Марии, о чём свекровь прекрасно знала.
Вечером того же дня, уложив детей, Галина спустилась на первый этаж, где у камина сидел Виктор, просматривая бумаги покойного отца.
— Витя, нам надо поговорить о твоей маме, — начала она, присаживаясь рядом.
Мужчина поднял усталые глаза. За последние недели он осунулся и постарел. Семейный бизнес, оставшийся после смерти отца, требовал полной отдачи, а тут ещё домашние проблемы.
— Что опять? — в его голосе звучало утомление.
— Она даёт Маше конфеты с арахисом, хотя знает про аллергию. И постоянно говорит детям, что я плохая мать.
Виктор отложил бумаги и потёр переносицу.
— Мама просто любит баловать внуков. А насчёт конфет... я поговорю с ней.
Галина хотела возразить, но в этот момент послышались шаги на лестнице, и в гостиную вошла Юлия Аркадьевна. Её взгляд скользнул по невестке с плохо скрываемым презрением.
— Виктор, ты не видел мои очки? Кажется, я оставила их здесь утром.
— Нет, мама, не видел.
Женщина демонстративно начала искать очки, заглядывая под диванные подушки и бормоча: «В этом доме теперь ничего не найдёшь. При Елизавете Николаевне такого не было».
Галина поднялась и без слов вышла из комнаты. Противостояние продолжалось, и она чувствовала себя всё более одинокой в этой битве.
Соседка через забор, Фаина Марковна, бывшая коллега Юлии Аркадьевны по гимназии №14, часто наблюдала за происходящим в доме Зотовых. Пожилая женщина с грустью замечала, как меняется атмосфера в некогда дружной семье.
Однажды, когда Галина подрезала розы в саду, Фаина Марковна окликнула её через изгородь:
— Как обживаетесь, голубушка?
— Спасибо, Фаина Марковна, потихоньку, — ответила Галина, вытирая пот со лба.
— Юлия Аркадьевна всегда была... требовательной, — осторожно сказала соседка. — Даже в школе её боялись больше, чем уважали.
Галина благодарно улыбнулась этому редкому проявлению понимания.
— Знаете, она вчера перестирала всё детское бельё, потому что сказала, что от моего порошка «бывают высыпания». А муж... он не замечает или не хочет замечать.
Фаина Марковна вздохнула:
— Юлия всегда была властной. Аркадий, земля ему пухом, позволял ей командовать парадом. А теперь, когда его не стало...
Разговор прервался появлением самой Юлии Аркадьевны, вышедшей в сад с фотоаппаратом «Никон».
— Фаина, здравствуй! — голос свекрови мгновенно изменился, став почти мелодичным. — Я как раз хотела запечатлеть мой розарий. Нужно показать садовнику, какие кусты требуют особого внимания.
— Юленька, но ведь теперь это розарий Галины, разве нет? — невинно поинтересовалась Фаина Марковна.
— Этим розам тридцать лет, они посажены моими руками. Какая Галина? Она даже базилик от петрушки не отличит, — парировала свекровь с ядовитой улыбкой.
— Я изучала ботанику в университете, Юлия Аркадьевна, — тихо произнесла Галина. — И очень хорошо знаю, что делаю с вашими розами.
***
К середине лета напряжение в доме достигло предела. Дети стали марионетками в руках бабушки, которая при каждом удобном случае подчёркивала недостатки их матери. «Если бы ваша мама правильно готовила борщ, то он был бы такого же цвета, как у меня», «Настоящая мама всегда находит время почитать детям перед сном, а не лежит с телефоном».
Галина чувствовала, как ускользает связь с собственными детьми. Антон всё чаще предпочитал проводить время на втором этаже у бабушки, где ему разрешалось играть в компьютерные игры без ограничений, а Мария начала копировать манеры Юлии Аркадьевны, говоря с той же интонацией и даже повторяя её жесты.
Ситуация усугубилась, когда в доме появилась Екатерина, сестра Виктора, приехавшая из Москвы «поддержать маму в трудное время».
Галина никогда не испытывала тёплых чувств к золовке, успешному адвокату, с идеальным маникюром и брендовой одеждой. В свою очередь, Екатерина всегда смотрела на выбор брата с плохо скрываемым разочарованием. «Учительница? Серьёзно, Витя?» — был её первый комментарий при знакомстве.
Теперь же Екатерина стала ещё одним источником постоянных уколов и манипуляций.
— Витя, ты помнишь Ларису из института? — как-то за ужином спросила она, помешивая ложечкой чай.
Виктор нахмурился:
— С экономического? Смутно.
— Она до сих пор не замужем, представляешь? Мы встретились на конференции в Питере. Спрашивала о тебе, — Екатерина многозначительно посмотрела на брата, игнорируя присутствие Галины.
— И что? — Виктор продолжал есть, не поднимая глаз.
— Она теперь управляющий директор в «МедиаСфере». Очень успешная, красивая. Всегда считала, что вы были идеальной парой.
Юлия Аркадьевна, сидевшая во главе стола, подхватила:
— Лариса из хорошей семьи. Её отец был известным хирургом, светлая ему память.
Галина молча встала из-за стола и вышла из комнаты, не в силах больше выносить этот разговор. Виктор даже не попытался её остановить.
Дни превращались в бесконечную череду мелких битв. Юлия Аркадьевна переставляла вещи в шкафах, меняла температуру в холодильнике, критиковала одежду невестки и её методы воспитания детей.
«При Елизавете Николаевне дети знали иностранные языки к пяти годам», «В нашей семье никогда не повышали голос на ребёнка», «Настоящая хозяйка дома встаёт в шесть утра, а не нежится в постели до восьми».
Галина держалась из последних сил, но каждый день что-то внутри неё надламывалось. Она начала терять вес, под глазами появились тёмные круги, а руки мелко дрожали, когда она готовила или гладила.
Виктора не было дома, когда Галина обнаружила дневник. Пыльная тетрадь в кожаном переплёте выпала из-за книжной полки, когда она искала старый учебник по английскому для Антона.
Мелкий, аккуратный почерк свекрови покрывал страницы плотными строчками. На первой странице виднелась дата — день их переезда в особняк.
«12 мая. Невестка использует дешёвую бытовую химию (11:30). Запах проник даже на второй этаж. Отвратительно. Дети могут получить аллергию».
«13 мая. Галина кормит моего сына овсянкой (8:15). Аркадий всегда говорил, что каша — это еда для больных».
«14 мая. Мария не причёсана должным образом (7:45). Две неаккуратные косички вместо традиционного для девочек из нашей семьи пучка».
Страницы пестрели подобными записями с точным указанием времени и места «проступков». Сердце Галины колотилось всё быстрее с каждой прочитанной строкой. Перед глазами встала картина: пожилая женщина методично записывает каждое движение невестки, превращая обычную жизнь в досье на преступника.
Углубившись в изучение зловещего дневника, Галина наткнулась на запись, датированную неделю назад:
«28 июля. Поговорила с Игорем по телефону (19:30). Мой младший всегда понимал значение семейных ценностей. Если Виктор не образумится, придётся переписать мою долю дома на Игоря. Военные хирурги редко бывают дома, но у него есть сын, мой внук Павел. Ему уже 17, скоро поступит в военное училище. В доме Зотовых нужна мужская рука, а не эта... учительница со своими современными методами воспитания».
Руки дрожали так, что тетрадь выскользнула из пальцев. Громкий хлопок раздался в тишине комнаты. При падении из-за обложки дневника выскользнуло нечто, похожее на маленькую коробочку с кнопками и крошечным микрофоном.
Тихий стук каблуков заставил Галину застыть на месте. Юлия Аркадьевна стояла в дверном проёме, высокая и прямая, как струна.
— Любопытство — не лучшее качество для матери двоих детей, — сухо произнесла она, подходя ближе. — Частная собственность неприкосновенна. Этому вас не учили в вашем педагогическом?
Маленькое устройство теперь лежало между ними на ковре — свидетельство тайного наблюдения и контроля.
— Вы... подслушивали нас? — голос невестки звучал непривычно высоко. — Записывали каждое слово?
Свекровь наклонилась и подняла свою тетрадь, аккуратно отряхнула невидимую пыль.
— Мониторинг — более корректный термин. Кто-то должен был следить за порядком в доме, построенном моим свёкром. Ты же не думала, что я позволю разрушить всё, что создавалось поколениями?
Холодная решимость во взгляде Юлии Аркадьевны пугала больше, чем её слова. Этот взгляд принадлежал человеку, уверенному в своей абсолютной правоте.
— Виктор знает? — тихо спросила Галина.
Губы свекрови изогнулись в подобии улыбки.
— Мой сын занят спасением компании своего отца. У него нет времени на бытовые мелочи. Кстати, насчёт Игоря... Он звонил сегодня утром. Очень интересовался, как идут дела в доме.
Свекровь сделала паузу, наслаждаясь эффектом своих слов.
— Военный городок № 7 — удивительно спокойное место. Никакой городской суеты, настоящий воздух. Идеальные условия для воспитания детей, не находите?
Угроза прозвучала недвусмысленно. Юлия Аркадьевна повернулась и вышла, оставив Галину наедине с ужасающим открытием.
***
Мария, обычно крепкая и здоровая девочка, вдруг слегла с высокой температурой. В доме не оказалось детского жаропонижающего, и Галина, измученная бессонной ночью, покачивала дочь на руках, ожидая доставку лекарств.
— Мамочка, мне жарко, — хныкала малышка, прижимаясь горячим лбом к шее матери.
Белая ночная рубашка Галины промокла от пота дочери и собственных слёз бессилия. Три часа бесконечных покачиваний, уговоров выпить ещё немного воды, протираний влажным полотенцем.
Шорох шагов возвестил о появлении Юлии Аркадьевны. Безупречно одетая даже в столь ранний час, она остановилась в дверях детской.
— Ещё одно доказательство твоей несостоятельности, — произнесла свекровь, глядя на измученную Галину. — В моём доме всегда был запас необходимых лекарств. Елизавета Николаевна научила меня предусмотрительности. Качество, которого у тебя нет и в помине.
Галина прижала дочь крепче, словно защищая от этих ядовитых слов.
— Сейчас не время для упрёков, Юлия Аркадьевна. Машеньке плохо.
— Плохо ей потому, что ты позволяешь ей бегать босиком по саду. Я видела вчера, как она носилась по мокрой от росы траве. Безответственность! При Аркадии Петровиче такого не было.
Тяжесть последних недель, бессонная ночь и беспокойство за дочь сломали последние барьеры сдержанности.
— Прошу вас, уйдите, — произнесла Галина. — Хотя бы сейчас, когда ребёнку плохо, оставьте нас в покое.
Глаза свекрови сузились.
— В покое? Этот дом принадлежал моей семье задолго до твоего появления. Ты здесь — временное явление. Как только Виктор поймёт свою ошибку...
— Какую ошибку, мама?
Обе женщины повернулись к двери. Там стоял Виктор, непривычно бледный, с заострившимися от усталости чертами лица. Его глаза переходили от жены с больным ребёнком на руках к матери, застывшей в надменной позе.
— Виктор, ты рано сегодня, — растерянно произнесла Юлия Аркадьевна, мгновенно меняя тон. — Я просто объясняла Галине, что детям нужен режим и...
— Я всё слышал, мать, — тихо ответил мужчина. — Стоял за дверью достаточно долго.
Взгляд его упал на измученное лицо жены, на горячечный румянец дочери.
— Доставка приехала, — произнёс он, протягивая маленький пакет с лекарствами. — Я перехватил курьера у ворот.
Галина благодарно кивнула, не в силах говорить из-за комка в горле.
Мужчина подошёл ближе и осторожно коснулся лба дочери.
— Почему ты не позвонила мне?
— Не хотела отвлекать, — прошептала жена. — У тебя жела...
— Семья важнее любых совещаний, — твёрдо ответил Виктор, а затем повернулся к матери. — Мам, нам нужно поговорить. Серьёзно поговорить. Но сначала поможем Маше.
***
Разговор состоялся поздно вечером, когда температура у Марии спала, и она крепко уснула, прижимая любимого плюшевого кита. Антон, обеспокоенный состоянием сестры, тоже не отходил от её кровати, пока не убедился, что опасность миновала.
Трое взрослых сидели в гостиной первого этажа. Портрет Аркадия Петровича строго взирал на них со стены над камином.
— Мне доставили странную посылку сегодня на работу, — начал Виктор, глядя прямо в глаза матери. — Анонимную. Там была копия твоего дневника и записи с прослушивающего устройства. Кто-то очень хотел, чтобы я узнал, что происходит в этом доме в моё отсутствие.
Екатерина, срочно вызванная братом, переводила недоумённый взгляд с матери на брата.
— Какое устройство? Какие записи? Витя, о чём ты?
Вместо ответа Виктор достал телефон и включил аудиозапись.
«...В этом доме нет места для таких, как ты. Думаешь, я не вижу, как ты пытаешься настроить моего сына против меня? Но Зотовы всегда были верны своей крови, а не случайным женщинам с улицы. Игорь уже готов забрать свою долю наследства...»
Голос Юлии Аркадьевны заполнил комнату, заставив её саму вздрогнуть.
— Это монтаж, — быстро сказала она. — Кто-то пытается поссорить нас.
— Мама, — мягко произнесла Екатерина, — я узнаю твой голос. Что происходит?
Юлия Аркадьевна выпрямилась в кресле, приняв защитную позицию.
— Я защищаю наш дом и традиции! Эта женщина хочет всё изменить, разрушить то, что создавалось поколениями Зотовых!
— Изменить цвет штор или переставить мебель — не значит разрушить дом, — тихо сказала Галина. — Дом — это не стены и не вещи.
Виктор положил руку на ладонь жены.
— Мы уезжаем, мама. Сегодня же. Я уже договорился о квартире в новостройке на Лебединой улице.
Лицо Юлии Аркадьевны вытянулось от изумления.
— Что ты такое говоришь? Это ваш дом! Наш дом!
— Нет, мама. Это здание. Красивое, с историей, но всего лишь строение из кирпича и дерева. Мой дом там, где моя семья может жить без страха и постоянного давления с твоей стороны.
Екатерина молчала, потрясённая услышанным. Затем медленно произнесла:
— Витя прав, мама. Я ведь тоже заметила, как ты изменилась после смерти папы... Стала жёстче, контролирующей. Но я списывала это на горе.
— Вы предаёте память отца! — воскликнула Юлия Аркадьевна, вскакивая. — Этот дом — его наследие!
— Папа хотел для нас счастья, а не войны за квадратные метры, — твёрдо ответил сын. — Мы оставляем тебе дом, мама. Полностью.
***
Тишина огромного особняка давила на Юлию Аркадьевну своей монументальностью. Прошла неделя с тех пор, как сын с семьёй собрал самые необходимые вещи и уехал, оставив короткое письмо с адресом новой квартиры «на случай, если захочешь нас навестить».
Теперь старинные часы в холле отсчитывали минуты оглушительно громко. Пустота комнат, отсутствие детского смеха, топота маленьких ног по лестнице — всё это превратило величественный особняк в склеп.
Даже Екатерина спешно вернулась в Москву, сославшись на срочное дело, но её прощальный взгляд был полон сожаления.
Бессонница стала постоянной спутницей Юлии Аркадьевны. Старые половицы скрипели по ночам, словно дом стенал от одиночества. В темноте каждый шорох казался зловещим, и женщина начала оставлять включённым свет во всех комнатах.
Она часто проходила мимо детской, теперь опустевшей, вспоминая, как ещё недавно Мария сидела здесь с куклами, а Антон строил из конструктора космический корабль.
***
Месяц спустя наступила осень. Юлия Аркадьевна рассматривала пожелтевшие листья в саду через окно гостиной. Розы, за которыми она так тщательно ухаживала, поникли. «Нужно укрыть их на зиму», — подумала она, но не сдвинулась с места.
— Эта девчонка погубит всё, что создавалось поколениями Зотовых, — пробормотала она в пустоту комнаты.
Эхо разнесло её слова по особняку, усиливая их до гротескного звучания. Юлия Аркадьевна вздрогнула и обхватила себя руками. Это стало её новой привычкой — говорить вслух, будто пытаясь заполнить звуками оглушающую тишину.
На столике рядом с креслом лежал телефон. Экран светился уведомлением — фотография от Виктора. На ней Антон, смеющийся над чем-то за кадром, с новым школьным рюкзаком. Первый день в новой школе. Юлия Аркадьевна не ответила на сообщение, как и на предыдущие десять.
— Мой внук забудет меня, — сказала она портрету мужа. — Всё из-за неё.
Фаина Марковна несколько раз стучалась в дверь с пирогами и приглашениями на чай, но Юлия Аркадьевна не открывала. Гордость не позволяла признать, что соседка оказалась права. Что теперь она одна в доме, построенном для большой семьи.
Ночи стали самым страшным временем суток. Юлия Аркадьевна спускалась на первый этаж, чтобы проверить замки — один, второй, третий раз. Шорох ветвей за окном заставлял её замирать в паническом ужасе. Иногда она просыпалась от собственного крика, уверенная, что слышала детский плач.
— У старого дома своя память, Юлия, — сказала ей как-то Елизавета Николаевна, её покойная свекровь. — Он помнит тех, кто в нём был счастлив.
Эти слова теперь преследовали её по ночам.
Однажды во время уборки (которую она продолжала делать с маниакальной тщательностью) Юлия Аркадьевна обнаружила забытую Машей тряпичную куклу. Старинную, ещё из довоенного времени, с фарфоровым лицом и стеклянными глазами.
— Я найду способ вернуть их, — прошептала она, прижимая куклу к груди. — Этот дом не может быть пустым.
Она позвонила Игорю, своему младшему сыну, но разговор вышел коротким и холодным.
— Мама, мы говорили об этом. Я не стану втягиваться в твою войну с Галиной. И Павел не переедет к тебе, у него поступление на носу.
— Но дом... наследие...
— Дом — это просто место, где живут люди, которые любят друг друга. Без этого — это просто стены, — резко ответил Игорь, повторяя почти дословно то, что сказала ненавистная невестка.
После этого разговора что-то надломилось в Юлии Аркадьевне окончательно. Она стала бояться каждого угла собственного дома. По ночам ей казалось, что тени на стенах складываются в силуэты — Аркадия, Елизаветы Николаевны, всех Зотовых, укоризненно качающих головами.
— Я пыталась сохранить наш дом, — оправдывалась она перед ними. — Я защищала наши традиции!
В один из вечеров, когда дождь барабанил по крыше с особенной яростью, Юлия Аркадьевна решилась открыть шкатулку с семейными фотографиями. На пожелтевших снимках — она сама, молодая, с младенцем Виктором на руках. Рядом Аркадий, гордый и счастливый. А вот они все в саду — с Екатериной и маленьким Игорем. Смеющиеся, настоящие.
Последняя фотография — прошлогодняя, с празднования дня рождения Антона. На ней Виктор обнимает Галину за плечи, дети сидят перед огромным тортом со свечами, а она, Юлия Аркадьевна, стоит чуть в стороне с застывшей улыбкой.
— Я не увижу, как вырастут мои внуки, — впервые произнесла она с пронзительной ясностью.
Осознание накрыло её подобно приливной волне — всё, чего она так отчаянно боялась, случилось по её собственной вине. Не Галина разрушила семью Зотовых. Она сама.
Той ночью Юлия Аркадьевна впервые за долгое время плакала, сидя на полу пустой детской, сжимая в руках тряпичную куклу с фарфоровым лицом. Слёзы смывали многолетние слои гордыни и страха, обнажая простую истину — дом без людей мёртв, какой бы безупречный порядок в нём ни царил.
Утром она позвонила Виктору.
— Сынок, — её голос звучал непривычно тихо, — я хотела бы... если можно... увидеться с вами. С тобой, с детьми и... с Галиной.
На том конце провода повисла пауза, затем Виктор ответил:
— В эту субботу мы идём в парк аттракционов. Антон давно просил. Если хочешь, можешь присоединиться.
Предстоял долгий и трудный путь к примирению. Юлия Аркадьевна понимала, что доверие не восстановится за один день или даже месяц. Но теперь она знала, что самое страшное одиночество — то, которое человек создаёт своими руками, возводя стены там, где должны быть мосты.
Вечером перед сном она в последний раз обошла пустой дом, гася свет в каждой комнате. Возможно, пришло время признать, что этот особняк слишком велик для одного человека. Возможно, настоящее наследие Зотовых — не в стенах и традициях, а в способности меняться, не теряя себя.
Юлия Аркадьевна остановилась у окна, глядя на звёздное небо. Впервые за долгие недели эхо её шагов не вызывало страха. В конце концов, от одиночества есть только одно лекарство — мужество признать свои ошибки и открыть дверь для тех, кого ты оттолкнул.
"Самое страшное одиночество - быть в толпе родных людей и чувствовать себя чужим." - Эрих Мария Ремарк
Автор: Владимир Шорохов ©