Адвокаты заломили бешеную цену за услуги. Мама снова долго плакала, а когда приехала из банка, села на кухне и уставилась стеклянным взглядом в стену.
— Мам, что случилось? – я села рядом.
— Счета... Арестованы. Мы не можем взять ни копейки... – она закрыла лицо ладонями и зарыдала, качая головой из стороны в сторону.
— Ну, может, это временно? – мне не хотелось верить, что жизнь рушится прямо на глазах.
— Нет. Счета просто заблокированы, пока идёт следствие. Но когда докажут, что он преступник, их конфискуют.
— Ты веришь, что он мог?.. – я испугалась, что ма даже думать об этом способна.
— Я не знаю, Дарина. В последнее время он так часто отсутствовал в командировках, что я никому и ничему не верю.
— И что нам делать?
Мама подняла на меня красные глаза.
— Нам нужно вытащить его, дочь. Чего бы это ни стоило. Я устроюсь на вторую работу, а, если нужно, на десять работ. Попробуем продать всё, что можно. – она оглядела дом и бросила взгляд на гараж.
— И машину?!
— И машину.
— А как же?..
— Ничего, на автобусе поездишь.
— Ма, меня засмеют в школе!
— Не успеют. Осталось два месяца до конца учебного года.
— Но ещё экзамены! И потом, мне за подготовительные курсы надо платить.
— Придётся надеяться на свои силы, дочь. Нам это не по карману. Теперь.
— Давай, я на работу устроюсь?
— Куда? Тебе готовиться надо!
— Мам, без репетиторов и папиной помощи я не попаду в Москву.
— Но хоть попробовать можно?
— Я, конечно, отправлю заявление, но ни на что не надеюсь...
— Хорошо. Ты поедешь со мной к отцу?
— Нет, у меня сегодня факультатив по французскому.
— Ладно, тогда я пошла.
Мама собрала сумки, сверяясь со списком, обняла меня и уехала. Я вышла вслед за ней, и направилась через переход, когда загорелся красный для машин. Вдруг время остановилось, и я услышала справа – оглушительный скрежет шин по асфальту и сильный удар. Небо перевернулось надо мной и... Больше я ничего не помню.
Очнулась я, когда услышала мамины всхлипывания. Она тихо бормотала про то, что нас прокляли, про чёрные дни и испытания.
— Мам, где я?
— Дариша, детка, слава Богу! – мама кинулась меня обнимать, а я не поняла, почему не могу пошевелиться. — Ты в больнице. Осторожно, милая, не двигайся. – мама отстранилась, а я, превозмогая тупую боль во всём теле, обнаружила, что вся правая часть его закована в гипс.
— Что случилось?
— Ты ничего не помнишь?
— Нет...
— Тебя сбила машина.
— Да?
— Когда ты пошла на занятия.
— Я буду жить?.. – испуганно спросила я.
— Конечно! Вот только как экзамены теперь сдавать, я не знаю...
Я посмотрела в окно. Осознание того, что вся моя жизнь катится к чертям, сжало горло в тиски. Захотелось плакать, но позволить себе этого я не могла – не хотела расстраивать и без того потерянную маму.
— Ничего, сдам как-нибудь, – как можно спокойней сказала я. — Попрошу, чтобы разрешили устно ответить.
— Устно? – мама округлила глаза. — У тебя же боязнь публичных выступлений...
— А что делать? Выбора нет.
— Может, без экзаменов поступать куда-нибудь?
— Мам, ты что? В шарагу?! Я?! Ни за что! Подам во все ВУЗы, что есть в городе. Куда-нибудь, да пройду.
Мама кивнула, и, отвернувшись, поджала губы, думая, что я не вижу.
Через месяц мне позволили уехать домой. Рука восстанавливалась быстрее, в отличие от ноги – приходилось стучать костылями. Когда я заходила в таком виде в аудитории, будущие студенты прятали смех, а преподаватели сострадательно морщили лбы.
Взяли меня только в Институт культуры. Я надеялась попасть на управленческий факультет, но увидела себя лишь в списках "Библиотечное дело". Ковыляла домой и боялась даже думать, что скажу маме. Мне казалось, что жизнь дала очередной подзатыльник и испытывает нас на прочность, заколачивая в землю всё глубже и глубже.
У подъезда столкнулась с двумя молодыми людьми, которые несли телевизор. Наш телевизор. Мама в прихожей считала деньги и осматривала полупустую квартиру, а когда увидела меня, сказала:
— Дарина, дочь, я к адвокатам, они что-то накопали. – надела туфли и подняла лицо: — На ночь не жди. Взяла ночную подработку. За неё платят в два раза больше.
— Мам, это уже четвёртая! – я поставила костыли у стены и плюхнулась на стул. — Тебя дома не бывает! Ты появляешься только для того, чтобы продать что-то или сообщить, что уходишь в контору к юристам или на новую работу.
— Дарина. – мама взяла меня за плечи и посмотрела в глаза. — Помнишь, мы решили, что вытащим папу? – я кивнула. — Я костьми лягу, только чтобы его освободили и оправдали. Я готова на всё ради него.
— Мам, но ты же убиваешь себя! Бог с ними, с вещами, переживём. Ты на себя не похожа, посмотри: кожа да кости!
— Ничего, детка. Это не страшно. Свобода папы важнее. – она выпрямилась. — Иди, поешь. Сегодня суп. Только не дуйся – без мяса.
— Спасибо. – я упрыгала на кухню, и уже оттуда услышала, как закрылась дверь. Утром она приехала и, еле передвигая ногами, быстро выпила чаю и бросилась на кровать, где мгновенно уснула, но перед этим успела попросить, чтобы я разбудила её через четыре часа.
Пока она спала, я смотрела на свой айфон. Потом вывесила объявление о его продаже. Следом за телефоном продала кроссовки и брендовые вещи, оставив только самое любимое и необходимое. С одноклассниками и друзьями старалась не пересекаться – боялась, что засмеют, но они и сами не стремились к общению, когда узнали, что папа под стражей.
Не говоря никому, я устроилась на работу в дарк-стор. Мама не знала об этом – её не было каждую ночь, поэтому тайна моя так и не была раскрыта до самого сентября. Потом началась учёба, и заработанные деньги я потихоньку тратила на еду и маме на лекарства – из-за нагрузок у неё стала болеть спина.
До последнего я тянула и не говорила, куда меня приняли. Боялась её реакции. И не зря. Когда она увидела зачётку и студенческий билет, выкатила глаза:
— Библиотечное дело?!
— Мам, это неважно. Главное – учёба бесплатная и недалеко от дома. А если буду хорошо учиться, ещё и стипендию дадут.
— Дарин... Это же ты будешь кто?.. Библиотекарь?!..
— Почему бы и нет? Зато сколько бесплатной литературы будет в моих руках!
— Ну, не знаю... Вместо МГИМО – пыльные полки...
— Ма, я и этому рада. Если получится, переведусь. Посмотрим.
Мама молча ушла в кухню, загремела посудой, а когда я вошла туда, она вытирала лицо руками, пряча красные глаза.
— Мам, ты чего? – спросила я, обняв её со спины.
— Это я во всём виновата... Мало зарабатываю...
— Нет, Ты тут ни при чём. Всё образуется. Надо только подождать.
— Ты умничка у меня, детка! Ты достойна лучшего!
— Спасибо, мамуль! Ничего, прорвёмся! – я села на табурет. — Да! Новость! Моя бывшая училка по французскому любезно согласилась позаниматься со мной онлайн. И представляешь – бесплатно!
— Невиданная щедрость! – мама улыбнулась. — С чего бы вдруг?
— А я к ней на костылях пришла. – я засмеялась. — Пожалела, наверное, меня, болезную!
Мама горько усмехнулась.
***
Так прошло почти три года. Я училась, мама работала на износ, из цветущей женщины превратившись в измождённую старуху сорока пяти лет. Отец всё ещё был в заключении. Дом, из богато обставленного и роскошного особняка, превратился в пустое здание, в котором из мебели остались только две кровати, один шкаф для одежды и три тумбы на кухне плюс старый холодильник. Часть вещей – одежду, мебель, ковры, сантехнику мы продали, чтобы заплатить адвокатам и всем, кто мог помочь. Часть – арестовали судебные приставы. Пустой холодильник стал обычным делом, и со временем мы даже поймали себя на том, что привыкли так жить...
Но мы не жаловались – ведь у нас была цель, и ради неё мы были готовы на любые жертвы.
Однажды утром мама спросила меня:
— Ты поедешь со мной завтра к отцу? Очередное заседание суда будет.
— Не могу. До трёх на парах, а потом с "француженкой" будем изучать новую программу.
— Хорошо, я сама тогда. Там пакет в холодильнике – это ему. Не трогай.
Я кивнула. Пока мама была в ванной, я не удержалась – посмотрела, что ма приготовила папе и ахнула: ветчина, сыр, рыбные деликатесы, кофе – то, чего мы себе позволить не можем, мама возила ему. Я чуть слюной не захлебнулась! Но – это папе... Ему нужней. А мы – обойдёмся. Главное, чтобы его отпустили поскорей.
Накануне мама сказала, что один из адвокатов нашёл доказательства невиновности отца, и мама, решив сделать папе сюрприз, собралась ехать без предупреждения, чтобы проведать перед судом.
Я вернулась ближе к четырём. Только что мне сообщили, что со следующего месяца буду получать стипендию, и я торопилась поделиться с мамой. Подошла к крыльцу и только открыла рот, чтобы крикнуть новость, но замерла от неожиданности. Дверь была приоткрыта, в воздухе висел запах спиртного и табака. Я нахмурилась: в доме не принято было курить, а алкоголь был у нас под строгим запретом до того момента, пока не вернётся папа.
На кухне, глядя осоловелым взглядом в окно, сидела мама и курила.
— Ма?! Ты же не куришь!? – я выхватила у неё сигарету и выбросила в раковину. Она машинально потянулась за следующей. Я смяла и выбросила пачку в мусорную корзину. — Что происходит? С какой стати это всё?
— Всё... – повторила она и обречённо посмотрела на меня. — Всё.
— Что – всё? – спросила я, а она протянула руку к бутылке, но я спрятала её на самый верх шкафчика.
— Ты не понима-а-ешь... – вдруг завыла она и всхлипывая, начала что-то бормотать.
— Именно – не понимаю. Успокойся и объясни.
Она будто не слышала, лишь рыдала всё громче, пока не перешла на крик и не сползла на пол. Я усадила её на стул, потом набрала воды в рот и брызнула ей в лицо. Она очнулась и замерла.
— Говори, мам. – я помогла ей сесть. — Что случилось?
— Отец... он... – она снова всхлипнула, но я подала ей стакан с водой. Она медленно сделала несколько глотков, взгляд её прояснился, и уже более спокойным голосом она сказала: — Его могут оправдать...
— Так это же здорово! – я хлопнула в ладоши. — С чего страдать? Тут радоваться надо!
— Нечему радоваться. – опустила голову мама и скривила лицо от боли. — Он больше не вернётся домой.
— Почему?
Мама замолчала и отвернулась. По щеке поползла слеза, она закусила губы и с горькой улыбкой ответила:
— У него другая семья. И даже ребёнок есть. Отец бросил нас.
— Что?! – я вскочила и забегала по кухне, сжав кулаки так, что побелели пальцы. — Этого не может быть! – крикнула я, со злостью глядя на мать, словно это она во всём виновата. — Откуда ты знаешь?
— Я столкнулась с ней в СИЗО.
— С чего ты взяла, что это его... – не зная, как подобрать слова, я замолчала.
— Он сам сказал, когда я ворвалась в комнату для свиданий. Не ожидал увидеть меня так рано.
— Бред какой-то... Я не верю! – я положила руку на лоб.
— Как хочешь... – мама отвернулась. — Он так испугался, когда меня увидел, глаза забегали, даже побледнел... Так что вот так. – она развела руками. — Всё, что мы с тобой делали все эти три года – жили впроголодь, ходили в рванье, работали за пятерых, отказывали себе во всём – оказывается, никому, кроме нас, и не нужно было... Пока мы голодали, он кормил другую семью.
— С чего ты взяла?
— По ним не видно, чтобы они в чём-то нуждались. Подозреваю, что для них был отдельный банковский счёт, который не попал под блокировку...
— Я всё равно не могу поверить... Может, он просто на тебя обиделся за что-то, и так решил наказать? Может, это просто родственница?
— Нет, Дарина. Ты уже взрослая, я могу тебе сказать. – мама достала телефон из кармана. — Вот. Мне присылали это все три года. Но я не хотела верить, так же, как и ты. Решила, что это его враги шлют.
На фотографиях я увидела смеющегося и счастливого отца, который держал на руках младенца. Вот они у роддома. Вот он ведёт малыша за ручку, и тот идёт рядом. Вот они на отдыхе у моря...
Я отшвырнула телефон и он скользнул по поверхности стола, едва не упав.
— Как же так? – я почувствовала, как защипало в носу. Горло сдавило. Мама погладила меня по волосам, тут меня прорвало – я разрыдалась.
Через два месяца отца выпустили полностью оправданным. Как и предсказывала мама, домой он так и не приехал. Правда, прислал смс с единственным словом: "Прости."
А я? Я продолжила жить, как и раньше – училась, вечерами подрабатывала. В конце концов, кроме меня и мамы, о нас никто больше не позаботится. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих...
Отец даже не явился за своими вещами, прислав помощников. Развели их тоже без присутствия – благо, адвокаты знали нас, как родных.
Когда продавец в ломбарде забирал у меня часы, мне стало легче – больше не было ничего, что напоминало бы о нём, да и я сама, отдавая их, будто прощалась со всем, что связывало меня с отцом.
На четвёртый год обучения у меня появилась возможность перевестись в другой институт, и я бежала домой, чтобы поделиться с мамой этой хорошей новостью. В ста метрах от дома меня остановила женщина лет тридцати.
— Здравствуйте! – крикнула она и приблизилась.
— Здравствуйте. – я удивлённо вскинула брови.
— Вы меня не знаете... – она засмущалась.
— Отчего же, знаю. Вы - новая жена моего отца.
— Тогда мне не нужно ничего объяснять...
— Вы правы, не нужно. – сказала я и собралась идти, но она встала на моём пути.
— Я разговаривала с вашей мамой, но она не стала меня слушать. Прошу вас, хоть вы не гоните меня! – она сложила руки.
Я остановилась и с усмешкой глянула на неё. Холёные руки, ухоженная, на неё явно не жалеют денег – выглядела она, надо признать, сногсшибательно.
— Хорошо. Только из вежливости.
— Спасибо. Прежде всего хочу сказать – я была уверена, что он в разводе.
— Вот как? – я не поверила ей ни на секунду. — А его отлучки? Он жил с нами и по три недели, и по месяцу.
— Он говорил, что в командировке.
— И вы ничего даже не подозревали?
— Нет. Он умеет убеждать. И, честно признаюсь, я очень, очень любила его. Да и сейчас, после всего, что узнала, тоже люблю... Понимаете, Дарина, я как-то сразу забеременела, а когда Стёпка родился, Артём вне себя от радости был. И я так счастлива была... А потом вот это... Он нам помогал даже в тюрьме, карточку оставил, на которой никогда не кончаются деньги...
— А что вы хотите от меня?
— Только не отказывайте мне сразу, пожалуйста. Я узнала, что вы все три года жили только ради него, что не доедали, везли ему продукты, что продали всё из дома...
— Откуда?
— Ваша мама сказала, перед тем, как обвинить меня во всём. Но я ни в чём, ни в чём не виновата, понимаете? Я не знала, что он не развёлся, а продолжает жить с семьёй... На две семьи... Так вот. Я оформила карточку и хочу отдать её вам.
— Зачем?
— Чтобы перечислять туда деньги. Его деньги. Всё, что вы потратили за это время, и даже больше...
— Почему вы уверены, что я возьму?
— Я не уверена. Просто прошу – возьмите. Это меньшее, что я могу сделать для вас.
— Почему вы, а не он?
Она задумалась.
— Знаете, если бы не сын, я бы, наверное, ушла от него, но... Стёпка очень болен... Без денег Артёма он не выживет, понимаете?.. Я, также, как и вы, готова на всё ради сына. О том, что я искала вас, муж не знает, а о деньгах – тем более...
— Может... Простите, как вас зовут? – мне стало жаль эту женщину.
— Юля.
— Юля, вы уверены, что поступаете правильно?
— Абсолютно. Ваша мама призналась, что из-за этого всего вы не смогли поступить в МГИМО. Если моя помощь хоть немного поможет вам на пути к этой цели, я буду счастлива. Возьмите. Прошу.
Я колебалась. Долго скрывать от мамы то, что принимаю деньги от той, что, по её мнению, разрушила нашу жизнь, не получится. Да и не смогу я лгать.
— Хорошо, Юля. Я согласна. – я спрятала карточку в книге по французскому языку. — Будем считать это его компенсацией за три года мучений.
— Спасибо, Дарина. Теперь я спокойна. И совесть моя тоже. Возможно, это некстати, но... простите меня.
— При чём тут вы? Виноват только он, и никто больше.
— Это так. Я молюсь лишь об одном: чтобы Стёпка выздоровел, остальное для меня не имеет значения. И чем раньше это произойдёт, тем быстрее я смогу уйти от Артёма.
— Не спешите, Юля. Он может, и мерзавец, но как отец – просто замечательный. Поверьте, я знаю, о чём говорю. – улыбнулась я. Мне захотелось, чтобы у Стёпки всё сложилось хорошо. А для этого нужна полная семья.
Юлия заметила, как я задумалась.
— Дарина, если захотите, могу познакомить вас с сыном. Ведь он, всё-таки, ваш брат... По отцу...
— Почему бы и нет? – я улыбнулась, понимая, что совсем не злюсь на эту женщину.
— Отлично, тогда вот мой номер, – она протянула листок с цифрами, — Надумаете, пишите или звоните. Я что-нибудь придумаю. До свидания.
— До свидания, Юлия.
Мы разошлись. Впечатления после разговора остались странные. Вроде, я должна была злиться на эту женщину, но ни капли неприязни в душе не было. Напротив, мне показалось, что она такая же жертва обстоятельств, хоть и не проведшая в лишениях три долгих года, как мы. Мне подумалось, что она уже наказана, ведь что может быть страшнее, когда твой ребёнок на грани жизни и смерти, а ты каждую секунду проводишь в напряжении, слушая каждый его вздох?
Нет, я не буду обвинять её. Жизнь всё расставит по своим местам, накажет виновных, и моё осуждение здесь совершенно не играет роли.
Дома я с удивлением обнаружила маму, крутящейся у зеркала.
— Маман? Я не узнаю вас в гриме! – воскликнула я, обойдя её вокруг.
На ней было новое платье. И даже, что совсем невероятно – ярко-красная помада. Когда забрали отца, она выбросила почти всю косметику, и губы не красила принципиально.
— А что? Не век же траур носить? Жизнь продолжается! – сказала мама с улыбкой и покрутилась, закрыв глаза...