Настя нашла дочку в слезах. Она встревоженно спросила:
- Наташа, что-то случилось? Почему ты плачешь?
Наташа закивала: случилось! Она оторвала лицо от подушки.
- Приходил отец Володи. Они получили похоронку...
Настя ахнула: она, конечно, слышала о цинковых гробах, приходящих уже в станицу, сочувствовала тем, кто получал их, но одно дело, когда вообще слышишь об этом, и совсем другое, когда это вот так близко, с человеком, которого ты знала, говорила с ним...
Настя села рядом с Наташей, обняла ее. Что тут скажешь? Как можно утешить?
Они просидели вдвоем почти до темноты, ни о чем не говоря, думая каждая о своем. Наконец Наташа сказала:
- Иван Владимирович спрашивал, не беременная ли я. Очень они с матерью хотели, чтоб он был, ребеночек. А его нет. Он так расстроился...
Настя вздохнула:
- Конечно, матери хочется, чтоб хоть что-нибудь осталось от сына, а у них только память о нем. А когда похороны – не говорил отец?
- Он сказал, что его там похоронили.
- Сюда не привезут? Как же так? Скольких сюда привезли, тут похоронили, как положено... Наташа, а может, ошибка? Может, не погиб он? А похоронка ошибочно пришла? Знаешь, ведь всякое бывает. Вон, тетя Марфа рассказывала, что у них в селе такое было: получила женщина похоронку – еще в ту войну было, в Отечественную – ну все, как надо, сделали, оплакали его, помянули. А через месяц она письмо от него получила – он в госпитале лежал. Попал туда без документов, без сознания. Может, и с Володей так?
Наташа промолчала. Можно, конечно, мечтать о чем угодно...
...У Ивана с Викой жизнь стала трудной: организацию в которой работал Иван, закрыли, вернее захватили, и для них, бывших «афганцев», места в ней не нашлось. Самое обидное было то, что среди захвативших были свои – такие же бывшие «афганцы», но которым не нашлось места в стране тогда, когда они вышли оттуда, и их сразу «пригрели» бандитские группировки. Иван очень расстраивался из-за этого, порывался «найти справедливость», однако ему быстро объяснили, что, если не хочет разделить участь тех, на Котляковском кладбище, пусть успокоится и наслаждается жизнью. Чтобы как-то выживать, нужно было что-то придумать. Работу найти было трудно, кроме торговли – рынки разрастались с огромной скоростью, в каждом городке, поселке появлялись рынки, и тысячи «челноков» с клетчатыми сумками, тюками потянулись по всей России, загружая эти сумки в одном месте и разгружая в другом. В Москву двинулись автобусы, поезда, основными пассажирами которых были обладатели тех самых сумок и тюков.
Вика предложила Ивану уехать к родителям, в станицу.
- Ваня, там отец поможет устроиться – у него остались какие-то связи, все-таки не на рынке стоять. К тому же можем огород завести, - говорила она, правда, совсем не представляя, что делать с огородом.
Иван не хотел уезжать, оставляя квартиру. Продавать ее он тоже не хотел, а сбережения таяли на глазах – цены взлетали каждый день, так что в магазин идти нужно было с кругленькой суммой...
Вика позвонила родителям, рассказала о своем положении, и Анна сразу сказала, что им необходимо приезжать, а там видно будет. Отец тоже был согласен с матерью.
- Места у нас хватит, - говорил он, - Эдик поступил в техникум в Ростове, домой будет приезжать только на выходные, так что у нас места хватит. А если не захотите жить с нами, найдете себе жилье, у нас можно снять, ты же знаешь.
Иван и Вика не могли решить, что лучше – оставаться там, ожидая лучших времен, или ехать к родителям. Ивану не хотелось уезжать, и причины были разные. Он не любил устраиваться по чьей-нибудь протекции, и перспектива жить какое-то время на шее у престарелых тестя с тещей ему не нравилась тем более. Да и начинать все сначала на новом месте тоже было нелегко. Решили подождать до осени.
Лето подходило к концу, но жара не спадала, дожди шли редко, вечера были душные, только к утру становилось прохладнее, по утрам опускался туман, стекавший с листьев крупными каплями, оседавший на паутине мелким бисером. Казалось, все кругом устало от жары, от работы в поле, от горячего асфальта, не успевающего остыть и отдохнуть за ночь. Ведь машины вереницами шли на юг и ночью – люди с севера спешили поймать остаток лета на море.
На рынке пахло яблоками – урожай в этом году был отменный, яблоки лежали на прилавках горками, в ящиках, в ведрах. В цветочном павильоне царило буйство красок, запахов.
Анна, совсем было загрустившая, потому что Эдик уезжал учиться, снова воспрянула духом, ожидая приезда Вики с Иваном. Игорь, правда, не был настроен так оптимистично. Ему казалось, что Иван не согласится жить с ними, слишком он был самостоятельным, не привыкшим быть гостем или, того хуже, нахлебником.
Ночью Анна не спала, все ворочалась, вздыхала. Игорь встревожился: он замечал, что она быстро стала уставать, часто присаживалась отдохнуть, когда готовила обед. Он помнил, как доктор говорил ему при выписке Анны из больницы:
- Берегите ее, инфаркт – дело такое, что имеет привычку возвращаться. Если не забрал с первого раза, то обязательно посетит еще раз.
Он подошел к жене.
- Ты что это, мать, вздыхаешь? Может, лекарства тебе накапать? Болит что у тебя?
- Да нет, Игорек, вроде ничего не болит, просто тяжко что-то. Как ты думаешь, приедет Вика с Иваном? А то вдруг что со мной случится, как вы с Эдиком будете? А ты целую неделю один в доме? Нет, им нужно приезжать сюда.
Игорь насторожился:
- Чего это ты надумала? Ты это о чем? Нет, ты не собирайся никуда, Анюта! Ты не можешь оставить нас с Эдиком!
- Ну что ты всполошился? – недовольным голосом спросила Анна. - Смотри, а то внука разбудишь! Ложись спать!
Тревожно было и в доме Насти. Предприятие Юры преобразовывалось в акционерное общество, и оказалось, что акциями владеют вовсе не те, кто работал на нем, а совершенно другие люди. Юра приезжал домой озабоченный, расстроенный. Настя не расспрашивала его, понимала, что нельзя лезть с расспросами, когда нет настроения. Да и ответить никто не может на те вопросы, которые возникают. Остается только надеяться на то, что после грозы всегда выглядывает солнце, а после ночи всегда приходит рассвет.