Высокий стиль возвышает, низкий — оживляет. А вместе они творят магию.
О том, как искусство соединяет пафос и повседневность, философию и фарс. Что общего у Пушкина, Булгакова, Моцарта и Уорхола? Почему самые сильные смыслы рождаются на границе высокого и низкого стиля? С примерами из литературы, кино и живописи.
Высокий и низкий стиль в искусстве: зачем они нужны и как работают вместе
В искусстве с древних времён существует разделение на высокий и низкий стиль. Это различие касается не только языка или формы, но и самой темы, интонации, отношения к миру. Когда-то оно было строгим, почти догматичным, а сегодня стало игрой, инструментом и даже способом говорить о самом главном. Давайте разберёмся, чем отличаются высокий и низкий стиль, зачем они нужны и как могут сосуществовать — в литературе, кино, живописи.
Что такое высокий и низкий стиль
Высокий стиль — это стиль возвышенного. Он традиционно связан с эпосом, трагедией, философией, религией, великими темами — смертью, судьбой, истиной, добром и злом. Такой стиль использует сложный синтаксис, архаичную лексику, торжественный тон. Он требует дистанции и уважения.
Низкий стиль — это стиль обыденности. Он говорит о повседневном, смешном, нелепом, телесном, бытовом. Это язык простых людей, разговорный, иногда грубоватый, с юмором, иронией или даже сарказмом.
В античности и в эпоху классицизма эти стили были строго разделены: высокие жанры (трагедия, ода, эпопея) допускали только высокий стиль, а низкие (комедия, сатира, фарс) — только низкий. Нарушение этого правила считалось дурным тоном.
Сегодня мы знаем: самое интересное происходит, когда высокий и низкий стиль сталкиваются — органично или нарочито. И это столкновение становится приёмом.
Литература: Пушкин, Булгаков, Хармс
В русской литературе едва ли не первым стал играть на грани стилей Александр Пушкин в «Евгении Онегине». Этот роман в стихах написан в изысканной форме, с классическими аллюзиями, но наполнен бытовыми подробностями: модные фраки, блины, сплетни. Пушкин позволяет себе легкую иронию даже по отношению к героям. Высокое чувство любви — и бытовая сцена с чаепитием у Лариных. Возвышенная Татьяна — и её записки в деревне.
У Булгакова в «Мастере и Маргарите» мистика и философия (сатана, Понтий Пилат, тема выбора) переплетаются с гротескным бытом советской Москвы. Мы видим демонов в облике кота, бюрократов с колбасой, квартирные склоки на фоне разговора о бессмертии. Это не просто смешение, а взаимная подсветка: возвышенное становится ближе, а бытовое — абсурдным.
Даниил Хармс доводит приём до абсурда. Его миниатюры написаны как бы высоким стилем — точный ритм, синтаксис, чеканка фраз — но речь идёт о падениях с лестницы, нелепых смертях, о том, как старуха выпала из окна. Этот контраст создаёт особый эффект — и смех, и ужас.
Кино: Моцарт, Гамлет, Шурик
В фильме «Амадей» Милоша Формана гениальная музыка Моцарта противопоставлена его легкомысленному поведению. Мы слышим божественные мелодии, но видим ребёнка с дурашливым смехом. Контраст между даром и личностью, высоким и низким делает образ живым и трагичным.
В «Гамлете» Козинцева (как и у самого Шекспира) трагические монологи соседствуют с шутками могильщиков. Череп Йорика — одновременно символ бренности и предмет черного юмора. Зритель смеётся и задумывается.
А в советской комедии «Операция „Ы“» Гайдай вводит почти архетипическую структуру: сюжет сказки, борьба добра и зла — но через гротеск, фарс, крики и падения. Низкий стиль становится формой сказочного, а герой — вроде шута, несущего правду.
Живопись: Босх, Хогарт, Уорхол
Иероним Босх в «Саде земных наслаждений» соединяет религиозные сюжеты с чудовищами, телесностью, сценами греха и наказания. Мы словно видим сон — одновременно жуткий и притягательный. Высокая идея рая и ада подана через низкие, плотские образы.
Уильям Хогарт создаёт сатирические серии, где моральные уроки (высокий посыл) воплощаются в сценах пьяных дебошей, карточных игр, посещений публичных домов. Его карикатурная манера позволяет говорить о нравственности в форме, доступной простому зрителю.
Энди Уорхол делает обратный приём: он возвышает низкое. Его знаменитая «Банка супа „Кэмпбелл“» — это предмет массового потребления, выставленный как произведение искусства. Поп-арт вообще строится на этом переворачивании: комиксы, товары, селебрити становятся иконой.
Зачем смешивать стили?
- Чтобы оживить классику. Слишком высокий стиль может казаться чуждым. Снижение делает его ближе.
- Чтобы показать противоречие. Герой может говорить высоким стилем — и жить низко. Это приём разоблачения.
- Чтобы вызвать смех. Контраст регистров — источник комического.
- Чтобы усилить трагедию. Иногда низкое делает высокое ещё более пронзительным — как пыль на белом шелке.
Вместо вывода
Сегодня деление на высокий и низкий стиль — не иерархия, а инструментарий. Художник, писатель, режиссёр может выбирать: говорить высоким языком о простом, или низким — о высоком. А может — и тем, и другим сразу.
Самое живое рождается именно на границе: там, где Моцарт хохочет над своей симфонией, где философ рассуждает о судьбе, держа в руках селёдку, а поэт в оде упоминает варёные яйца. Там начинается настоящее искусство — близкое, многоголосое, человеческое.