Андрей Бессонов работал в такси восемь лет.
Без особой романтики. Без «мечты за рулём».
Он просто возил людей: усталых, пьяных, нервных, спящих, влюблённых, одиноких.
Иногда кто-то забывал зонт. Или ребёнка.
Ну, почти.
Тот вечер был промозглым. Мелкий снег, свет фонарей, и тишина в навигаторе — ни одного заказа.
Он уже собирался поехать домой, когда заметил на остановке худенькую фигурку в чёрной куртке. Девочка. Лет десять-двенадцать. Без шапки. Слишком неподвижная для такого холода.
Он остановился, опустил стекло:
— Ты чего здесь одна?
Она посмотрела. Прямо, без страха.
— Еду.
— Куда?
Пауза.
— Всё равно.
Он хмыкнул.
— Залезай. Посидишь в тепле хоть.
Она залезла. Молча. Без суеты.
Он включил обогрев и не стал задавать лишних вопросов.
Короткая поездка в длинную жизнь
Они ехали молча.
Через пару минут он протянул ей термос.
— Чай. С лимоном.
Она посмотрела, как будто впервые увидела заботу. Взяла.
— Спасибо.
На светофоре он решился:
— Я могу отвезти тебя домой. Или... куда надо.
— Мне никуда не надо, — тихо ответила она.
— Родители где?
— Нет.
— Детдом?
Она кивнула, и снова отвернулась к окну.
Он мог бы просто развернуться, отвезти её обратно. Или сдать в полицию.
Так было бы «правильно».
Но что-то в нём не дало нажать на поворотник.
Ожидание, которое становится домом
Он привёз её к себе. В однушку на окраине. Без занавесок, но с чайником, который всегда был полон.
— Переночуешь. Утром подумаем, что делать.
Она кивнула. Словно ничего не ждала.
Он дал ей плед, поставил макароны.
— Есть будешь?
— Только если с сыром.
Он усмехнулся:
— Ну ничего себе. Условия уже.
Она не смеялась. Но в её глазах что-то дрогнуло.
Наутро он проснулся раньше. Думал — сбежала. Но она сидела на кухне. С книгой. С его очками на носу.
— Что читаешь?
— У тебя «Солярис». Только скучный.
— А ты откуда знаешь «Солярис»?
— В детдоме был телевизор. Там иногда фильм крутили. Там всё не по-настоящему. Но красиво.
Как незаметно становятся важными
День за днём они не говорили о главном.
Он не спрашивал, откуда синяк на руке. Она не спрашивала, почему у него на столе нет фотографий.
Они просто жили.
Он готовил завтрак, она прибиралась. Он мыл машину, она сидела в ней и слушала радио — даже не слыша слов.
Иногда он забывался и называл её просто:
— Эй, малышка…
Она не поправляла.
Однажды, когда он болел, она заварила ему ромашку.
Он пробормотал сквозь жар:
— Ты же не врач…
— Но я здесь. Этого иногда хватает.
Решение не отпускать
Через месяц он понял: он не может отвести её обратно.
И сказал ей это. Не в лоб. Не как герой. Просто за ужином:
— Слушай… А если попробовать по-настоящему? Жить. Вместе. Не на день. На всегда.
Она молчала.
Потом только спросила:
— Ты не передумаешь?
Он покачал головой.
— А ты?
— Я уже передумывала. Много раз. Но сейчас — нет.
Теперь они — семья
Официально всё тянулось долго. Справки, опека, визиты, комиссии.
Он впервые в жизни купил новую мебель. С полками.
И собрал её сам — со скрипом, матами, но с блеском в глазах.
На стене появилась первая фотография.
Он и она. В парке. Она держит воздушный шар. Он держит её руку.
— А как ты скажешь, кто я тебе? — спросил он как-то.
Она пожала плечами:
— Ты — Андрей. Но… с тобой тепло. А значит, мой.
Они не случайны
Соседи всё шептались. Родственники крутили у виска.
— Тебе под пятьдесят. Она — чужая. Зачем?
Он только улыбался.
— Потому что не отпустил. Потому что иногда случайные встречи — самые важные.
Она теперь носит его фамилию. Бессонова.
В школе называют её странной. Она рисует дирижёров и изучает космос.
Он купил телескоп с рук. Они вместе смотрят на звёзды.
И каждый вечер он думает:
Я не знал, что могу быть отцом. Пока не встретил ту, которая сама не знала, что может быть дочерью.