Тени от костра плясали на стене дома, семья была в сборе. Изнурительная жара отступила. Ветер доносил из степи запах кизячного дыма. Проходило лето, на августовском небе было густо от звёзд.
Под вечер Людка с младшей сестрой Райкой сходили в поле за кукурузой. Наломали початков. Дома освободили каждый от кокона длинных листьев. Сейчас они варились во дворе. На огне стоял таганок, на нём ведро. Варёная кукуруза казалась невероятно вкусной.
Отец - бывший фронтовик, часто прикладывался к бутылке ( может сказывались фронтовые 100 грамм). Вчера, когда он шёл с работы, по ошибке зашёл к соседям, ведь дома были одинаковыми. Прошёл на кухню, сел за стол. Соседи ужинали и очень удивились его появлению.
А дома его встретила жена со словами:
-а, опять у этой Кобзевой был, мне доложили в магазине! Эта «лебедь»огонь и воду и медные трубы прошла! От людей стыдно!-
Тут мать семейства перешла на визг:
-все мужики её были и ты туда же! Изверг! Всю жизнь мне испоганил!-
Отец не стерпел этой напраслины и влепил пощёчину, исходившей в крике, супруге. Дети попрятались по углам, не хотели попасть «под горячую руку». Кто такая Кобзева они не знали. Её фамилию часто приходилось слышать из материнских уст.
Отец разбил, в очередной раз, всю посуду на кухне. Одна тарелочка с голубой каёмочкой соскочила со стола на «ребро» и покатилась. Она уцелела.
Мать была на 11 лет младше отца, но ревность мучила её. Этот голубоглазый, весёлый человек имел успех у женщин не потому, что у него вся грудь была в орденах. Причина была проста: это жестокое послевоенное безмужичье.
Мать не работала, да и когда работать, ведь дети рождались, как из пулемёта, с небольшим промежутком.
Хорошей помощницей была старшая дочь Людка. К четырнадцати годам она работала, как ломовая лошадь: доила корову, нянчила младших, носила воду, полола огород, ходила на базар за 7 километров, продавать молоко.
Она уже забыла, как лазила к соседям за сахаром, да они и не напоминали. Но больше всего её удручало, что не было ни одного «ночного» горшка. Дети клали свои кучи, где придётся, по всей квартире,а Людке приходилось всё убирать руками.
Однажды мать, всё же купила горшок с ручкой, но он так и не поработал по назначению. На следующее утро можно было в нём увидеть сваренную пшённую кашу.
Обычно, мать отвечала на просьбу своей помощницы ( та просила купить на базаре ей обувь):
-на твою ногу не было!-
И это Людку очень обижало. Когда мать лежала в роддоме с шестым ребёнком, Людка, моя пол на кухне, лила слёзы в 3 ручья, она предполагала( не без основания), что это прибавит ей работы. Но что интересно, училась она на « отлично».
На базаре в то время всё продавали стаканами: соль, табак, пшено и другое. Мать все это купила в отдельные ситцевые мешочки, которые положила в одну сумку. Пока несла домой несколько километров, в табак попало немного соли, совсем чуть-чуть.
Этим же вечером отец, тщательно свернув из газеты «козью ножку», с удовольствием затянулся. Послышался треск, трещала соль в табаке.
Таких трёхэтажных ругательств дети ещё не слышали, хотя отец был мастер на выражения.
Когда он командовал бить из своего орудия немцев прямой наводкой, сюсюкать, видимо, не приходилось. Он мало рассказывал о войне, но когда выпьет, бывало, что и плакал, вспоминая.
Мать долго уговаривала отца переехать из Воронежской области на Урал, где жили её 4 сёстры и ещё была жива мать-старушка. В то время жизнь там была сытнее, это имело решающее значение, для такой большой семьи. Наконец он согласился, но это другая история, как говорят. Так и жили...
Продолжение следует.