Картина о последних днях Гитлера и всего нацистского режима, основанного на мемуарах Траудль Юнге – личного секретаря Фюрера, не подозревающей обо всех преступлениях, совершенных ее страной.
Разоблачать зло Гитлера в современности не имеет смысла, так как все здравые люди знают, сколько после себя разрушений оставил Адольф Алоизович. Поэтому режиссер Оливер Хиршбигель, изучая труды его секретарши Траудль Юнге и историка Иоахима Феста, нащупывает сразу несколько важных деталей, на которые и делает упор. Начнем с того, что он не берет название оригинальных книг, выбирая метафорически-обширный термин «Бункер». В его фильме «бункер» не просто военное укрепление и убежище, в котором теряет нить с реальностью военный политик. Бункер предстает и метафорой всей тоталитарной, запрограммированной системы, и как непробиваемость разума каждого, кто в этой системе обитает.
С первых минут, перед зрителем появляется сама мадам Юнге, уже в весьма преклонном возрасте, которая, все-таки признается, что не могла понять, каким чудовищем является не только Фюрер, но и все его окружение. Как? – спросите вы. И фильм начинает отвечать.
Не вся идеология эффективна, если заливать ее в глаза и уши. Вот молодая мадам Юнге, вряд ли что-то знает о «подвигах» своего будущего босса. Она волнующе ждет своей очереди перед кабинетом, и хочет попасть на хорошую работу. Ее не смущает ночная поездка через лес, серый бункер и военные с винтовками – вполне нормальная картина, когда страна погрязла в войне. Но вдруг выходит он, гостеприимно по-австрийски представляется и делает комплименты, улыбается и шутит, интересуется и расспрашивает. Вполне нормальный человек, только почему-то любит холод. Но не беда, вот он уже пододвигает обогреватель, предлагает чай и даже приободряет при проверочном задании.
Разве может такой замечательный пожилой дяденька быть плохим? Вот от этого вопроса мы и делаем вывод, что идеология функционирует не только на безумном патриотизме, ненависти и желании убивать. Идеологию можно выстроить и на обычном позитивном имидже. Сколько оболваненных пошло служить господину Фюреру, и сколько протрезвело, уже ответит апрель 45-го.
Тщательный макет нового Берлина, как нового мира уже никогда не воплотится в жизнь. Армия кажется разбитой, а все подручные и верные друзья ищут способ спасти свои шкуры. Чем хуже дело, тем больше грандиозных фантазий. Именно в этот тяжелый момент можно понять, насколько болен пациент. Еще недавно добрый дядюшка орет без продыху, обещает расстрелять каждого и обвиняет свой же народ в трусости и слабости.
Здесь можно вспомнить того же Бодрийяра с его «симулякрами и симуляцией». Не видя реальной обстановки, все сидящие внутри смотрят на нарисованные Гитлером выдуманные карты. На этой карте, также отмечены несуществующие отряды армии, техника и расстановка позиции. И только военные, переглядываясь друг на друга понимают, насколько безысходна ситуация.
В этой безысходности и кроется, пожалуй, самое страшное. Как писал Фромм в книге «Адольф Гитлер: Клинический случай некрофилии»: «чем более сомнительной становилась для Гитлера победа в войне, тем сильнее в нем проявлялись собственные разрушительные тенденции». Или как пел Егор Летов: «покончив с собою уничтожить весь мир». Так и Фюрер утаскивает за собой все, что можно: собаку, Еву Браун, Геббельса и половину высшего офицерского состава.
Все они – отравленные идеологическим ядом последователи, которым не удалось покинуть бункер. Бункер, где не было «Освенцима», массовых убийств и огненного фронта. Все они строили планы чудесного будущего, отдавая коварные приказы, не считая жизни людей, распоряжаясь, будто с куклами. Все они были идеальными семьянинами и вежливыми людьми, что не помешало им ради идеи погубить самое дорогое. Что уж говорить о молодой секретарши, которая в упор не видит жутких планов и повсеместной казни. Вот такой этот наш персональный бункер, в который не попадают лучи солнца. Лишь выход в реальность может показать, какое преступление ты совершил, не осознавая этого.