***
Ульриху не выдали замуж. Не нашлось желающих. Вот так.
Когда девочка пришла в себя, то рядом разглядела все тех же двоих орков – папу, мрачно ее разглядывающего, и старого шамана. Шаман и заговорил с ней первым.
– Послушай меня, дитя.
Ульриха дернулась при этих звуках. Нет, не вырваться. Руки и ноги крепко стянуты веревками. Даже шея обмотана!
Шаман вздохнул и щелкнул перед ее глазами пальцами, привлекая внимание:
– У тебя сейчас две тропы. Первая тропа – это мы тебя сейчас прирежем по-тихому, и никто не будет об этом жалеть, потому что даже безумный не согласится принять тебя в свою семью.
Ульриха услыхав, о чем речь, захрипела. Шаман немного помолчал и продолжил:
– Вторая тропа – ты отправляешься учиться и обещаешь мне и своему отцу, что будешь слушаться своих учителей и наставников. Обещание дашь сейчас, мы закрепим твое слово магическим обрядом. Попробуешь его нарушить – испытаешь муки боли. Попробуешь снова нарушить слово – сойдешь с ума.
Ульриха притихла и только тяжелое, надрывное дыхание вырывалось из ее груди.
– От тебя я жду только согласия. Так ты согласна учиться и слушаться? Да или нет?
Шаман отвел взгляд и посмотрел на родителя. Ульриха перевела глаза на папу и разглядела короткий меч, который она углядела в лапах родителя еще на стойбище.
Молчание и ожидание ответа длилось очень долго. Но ее никто не торопил и не подгонял. Отец все также не проронил ни звука, только вертел в толстых лапах короткий меч. Молчал шаман. Молчала Ульриха.
Наконец, через долгий промежуток времени раздалось угрюмое сопение и следом слова:
– Я согласна учиться.
Шаман тяжко вздохнул, и следом полилась вязь магических слов. Еще через пару мгновений путы на руках орчанки сами ослабли, и она забилась от боли на земляном полу юрты. Обряд начал действовать сразу же и, так как Ульриха уже начала противиться, то ей пришлось испытать всю силу заклинания, налагаемого на нее в этот миг.
Девочку с трудом подняли на ноги.
ГЛАВА 12
Я никого не дождалась. Тихо сидела на постели несколько часов, прислушивалась к звукам большого чужого дома и не заметила, как заснула.
Очнулась на рассвете. В маленькое окошко проник яркий лучик света. Осветил комнату. Я осторожно встала. Теперь стало понятно, чем заставлена комната. Мебели совсем мало. Увидела шкаф в углу, маленький табурет и дверь. Ну и кровать, даже тюфяка соломенного нет.
Большой дом спал.
Осторожно ступая и стараясь не шуметь, я прошлась по комнате. Одна стена определенно нагрета – видно от кухонной печи сюда идет тепло. Остальные стены были холодными и чуть влажными. Я, оглядевшись, убедилась, что нахожусь практически в подвале дома: окошко на улицу располагалось почти под самым потолком комнатки.
Была еще одна дверь, кроме той, которая вела в коридор дома. Эта дверь была не заперта и, открыв ее, я нашла за ней хорошо оборудованную санитарную комнатку.
Поднеся ладошку к крану, я повертела в разные стороны его ручку – потекла вода. Умылась холодной водой. Потом, подумав, начала вытаскивать из волос шпильки, распустила косу. Чем вытереть мокрые руки, я не нашла. Вернулась в первое помещение.
Рассмотрела низкий потолок, увидела крюк. Наверное, за него подвешивают фонарь, когда нужен свет. До крюка можно достать руками, если встать на табуретку. Но все равно – эта комнатка с очень низким потолком.
А еще я разглядела в углу комнаты свернутые кольцами кожаные ремни. Крюк, кожаные ремни… Я еще раз осмотрелась. На чулан не похоже – нет совсем никаких навалов старых вещей. Чистый пол, голые стены, не застеклённая постель.
От нечего делать я более внимательно осмотрела каждый уголок этой комнатки и нашла и другие странные приспособления. В каменную кладку стены были вбиты железные скобы. Перед окном каменный пол имел низкий уступ, а в этой нише – решетку, сейчас закрытую куском грубо сотканного половика, сплетенного из соломы. Я отодвинула половик, из ниши дуло сквозняком.
Теплая стена начала греться, наполняя комнату теплом. Я перебралась на постель и, боясь раздеться, снова уснула. Разбудил меня шум во дворе. Послышались голоса, топот копыт. Потом все смолкло.
Послышались шаги за дверью. Кто-то подошел к двери, вставил ключ. Дверь открылась, и вчерашняя орчанка внесла в комнату горящую лампу. Следом за ней, согнувшись пополам, еле протиснулся в низкую дверь массивный орк, что встретил меня на дворе. Преодолев порог входной двери, оба распрямили спины, головами достав до потолка. Вровень с головами торчал и крюк. Нет, эта комната точно не для орков. А для кого тогда?
Утвердив лампу на табуретке, орчанка уставилась на меня. Ее мрачный взгляд не предвещал мне ничего хорошего. Сердце в груди заныло. Орк подошел ко мне и, вытащив на середину комнаты, тихо, в самое мое ухо, проговорил по-венски:
– Сейчас будешь отвечать на вопросы. Поняла меня?
Я подняла глаза и ответила:
– Да.
Орк переглянулся с орчанкой:
– Ну, не совсем дура, уже приятно! Ульриха, почему ты решила, что она тупая?
Орчанка не ответила. Все еще не сводя с меня взгляда, приказала на своем языке:
– Снимай одежду, – затем добавила, – всю. А пока раздеваешься, рассказывай. Кто такая, как звать тебя, сколько лет и где тебя нашел Хано. Говори коротко, и понятно.
Орк перевел приказ молодой хозяйки.
Я хотела отвернуться. Не дали. Пришлось расстегивать крючки под пристальными взглядами. Я назвала себя. Голос неожиданно сорвался, и я замолчала. Орки ждали продолжения. Кое-как, все время путаясь и заикаясь, я смогла рассказать, что нас, моих сестер и брата, привезли в свенский поселок, и про деда Ориса сказала. Что у меня есть дед. Все. Слова кончились. А губы дрожали.
Я их так боялась…
Орчанка мрачной глыбой торчала в центре комнаты, руки сложены на груди. Дышала тяжело, теперь на меня уже не смотрела, отвернулась и уставилась в окно. А вот мрачный орк меня рассматривал с таким жадным вниманием, что мне хотелось сжаться в комок или укрыться. Но чем укрыться? Мое платье одним пинком ноги орчанки улетело в направлении двери. На теле осталась только тонкая сорочка, не прикрывающая и коленок. Ничего в руки не дали, и я так и стояла перед ними посередине комнаты. Я осторожно переступила босыми ногами, которые уже стали замерзать на холодном полу.
Орки начали тихо общаться между собой. Наконец, приняв какое-то решение, и утвердительно кивнув друг другу головами в знак согласия, меня толкнули на постель.
И в следующий миг, орк нагнулся и, пошарив лапой под кроватью, достал моток ремней; протянув один конец через скобу, что была у постели, споро стянул ремнями мои кисти.
Я попробовала вырвать руки и получила удар коленом по голой попе. Было больно, очень.
– Не смей вырываться, а то получишь еще. Твое дело отвечать на заданные вопросы и терпеть.
Орк опять шептался с орчанкой, а я попробовала повернуть голову и в следующий миг получила новый удар по мягкому месту. Взвыла. На этот орчанка засадила мне своей лапой, и этот шлепок был во много раз болезненнее и сильнее. Кожу резануло, зачесалось.
Меня били в первый раз! Никто и никогда так со мной не обращался! Не за что было наказывать! И некому.
Орчанка злобно задала новый вопрос, орк перевел:
– Сколько тебе лет?
Дрожа всем телом, еле ответила…
– Двенадцать.
– Когда тринадцать будет?
– Осенью…
В следующую минуту меня грубо осмотрели, схватили за волосы. Дернули. Пришлось задрать голову. Мои испуганные глаза встретились с метавшими молнии злыми желтыми глазами орчанки.
– Что он с тобой делал? Отвечай! Что говорил?
Я заплакала. Орки ждали. Еле выговорила:
– Ничего. Он только раз сказал, что мне мало лет…
– Дальше! Продолжай!
Меня больно тряхнули, и я почувствовала, как с головы полез клок волос.
– Что еще говорил? Отвечай!