У Маяковского в стихотворении «Юбилейное» есть такие строчки:
Я люблю вас,
но живого,
а не мумию.
Навели
хрестоматийный глянец.
Вы
по-моему
при жизни
— думаю —
тоже бушевали.
Африканец!
Поэт обращается к Пушкину в своём стихотворении, который "сошёл с пьедестала", чтобы поговорить с ним о жизни. Маяковский против того, чтобы из классиков делали образы, не соответствующие их настоящим. Он назвал это явление «хрестоматийный глянец», когда из автора выковыривают всё живое, что в нём было и делают из него кого угодно, только не его самого.
К несчастью, тот самый «хрестоматийный глянец» не обошёл почти никого из классиков. Обычно образ автора выстраивают по его стихам. Так случилось с Пушкиным, с Есениным и с Блоком. Поговорим об Александре Блоке.
Да, поэт был из интеллигентной семьи. Но воспитанный и сдержанный Блок во времена революции и гражданской войны превратился в пылкого и жаждущего авантюр человека. В 1916 году он пишет в своём дневнике:
«Стихи мне писать не нужно, потому что я слишком умею это делать. Надо еще измениться (или - чтобы вокруг изменилось), чтобы вновь получить возможность преодолевать материал».
Интеллигенция и либералы того времени во всю клеймят царя и власть, радуются победам противника, пророчат России разделение. Воевать многие тоже не идут, те кто не успел удрать за границу ищут утешение в клеймении своей родины. Все да не все. Интеллигенция тоже понятие растяжимое и паника для некоторых просто неуместна.
В 1914 году на фронт добровольно ушёл Николай Гумилёв, где-то в санитарной роте с 1916 г. служит Есенин, туда же ушёл добровольцем пока малоизвестный Вертинский и многие другие, кто в будущем станут достоянием России. В интеллигентских кругах всё чаще слово «патриотизм» звучит почти как оскорбление. Но мало кого из тогдашней интеллигенции, что распростерла руки ко врагу помнит сегодняшняя Россия. Александр Блок чувствует, что прежней жизни больше не будет и начинает действовать.
Поэту 36 лет. Начали призывать всех, в том числе людей его возраста и старше. Блок внутренне понимает, что он должен быть там:
«Одним из главных моих «вдохновений» была честность, то есть желание не провраться «мистически». Так, чтобы все можно было объяснить психологически «просто». События идут как в жизни, и если они приобретают иной смысл, символический, значит, я сумел углубиться в них».
А подруга Блока поэтесса К.С. Арсеньева-Букштейн позже вспомнит:
«… Он сказал, что не пишет стихов, потому что война и писать не хочется, что нужно быть на фронте и что он собирается ехать туда. Он говорил, что это долг каждого и что в тяжелое время нужно быть не только поэтом, но и гражданином. Судьба России важнее всех судеб поэзии».
Другу Вильгельму Зоргенфрею поэт коротко ответит:
«Писатель должен идти в рядовые»
Вот так вроде бы интеллигентный и спокойный поэт превращается в защитника своей родины. Как большой поэт Александр Блок понимает, что честность перед собой и отечеством превыше всего. Он не хочет быть приспособленцем и кричать по всем щелям, что всё не так и всё не то. Поэта призвали, и он честно отправился на фронт, не убегая и не скрываясь по заграницам и глухим деревням. Возможно, это стало его фатальной ошибкой, ведь именно на фронте он изрядно подпортит своё здоровье. Дальше сложные послереволюционные годы, а пока он должен встать на защиту России.
7 июля 1916 Блока призывают на фронт, а чуть позже он пишет стихотворение, которое станет новым этапом в его творчестве. Позже будут «Скифы», поэма «Возмездие» и «12». А пока:
Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух.
Да, таким я и буду с тобой:
Не для ласковых слов я выковывал дух,
Не для дружб я боролся с судьбой.
Ты и сам был когда-то мрачней и смелей,
По звездам прочитать ты умел,
Что грядущие ночи — темней и темней,
Что ночам неизвестен предел.
Вот — свершилось. Весь мир одичал, и окрест
Ни один не мерцает маяк.
И тому, кто не понял вещания звезд,—
Нестерпим окружающий мрак.
И у тех, кто не знал, что прошедшее есть,
Что грядущего ночь не пуста,—
Затуманила сердце усталость и месть,
Отвращенье скривило уста…
Было время надежды и веры большой —
Был я прост и доверчив, как ты.
Шел я к людям с открытой и детской душой,
Не пугаясь людской клеветы…
А теперь — тех надежд не отыщешь следа,
Всё к далеким звездам унеслось.
И к кому шел с открытой душою тогда,
От того отвернуться пришлось.
И сама та душа, что, пылая, ждала,
Треволненьям отдаться спеша,—
И враждой, и любовью она изошла,
И сгорела она, та душа.
И остались — улыбкой сведенная бровь,
Сжатый рот и печальная власть
Бунтовать ненасытную женскую кровь,
Зажигая звериную страсть…
Не стучись же напрасно у плотных дверей,
Тщетным стоном себя не томи:
Ты не встретишь участья у бедных зверей
Называвшихся прежде людьми.
Ты — железною маской лицо закрывай,
Поклоняясь священным гробам,
Охраняя железом до времени рай,
Недоступный безумным рабам.
