Соколовский вооружившись мощным биноклем, занял позицию для наблюдения в верховье речки Стрелка. Эта речка хотя и была крошечной, но она протекала под большим наклоном, и движение её вод было быстрым. Она непрерывно пополняла свежей водой водохранилище, которое он соорудил сразу же, как только были закупил первые коровы и бычки. Это искусственное озеро стало излюбленным местом отдыха сельских жителей. Туда приезжали целыми семьями из близлежащих сёл и городка. В нём водилось много рыбы и поэтому любители рыбалки постоянно приезжали туда даже зимой.
Как он мог пропустить это? Не заметить происходящего совсем рядом! Там, где совсем недавно кроме естественного котлована и еле заметной речушки протекавшей по его дну ничего не было. Теперь находилось обширное водохранилище, пожалуй, большей площади чем то, которое было ниже по течению. Только здесь речку перегораживала не земляная насыпь, а красивое бетонное сооружение, выполненное по всем правилам строительства. Крепкий и широкий шлюз, поверху которого могла пройти многотонная машина, надёжно сдерживал натиск воды. Излишки её сверху попадали в прямоугольное отверстие, и вода, продолжая движение по руслу, попадала в следующее водохранилище.
—И когда всё это могло произойти? – удивляясь, спросил мужчина себя. – Кто этот волшебник?
Зазвонил телефон. Это был Суворин.
— Я в разведке, - сказал он, грустно улыбнувшись. – Найдёшь меня на вершине рядом с двадцатым полем.
Тот прибыл через полчаса.
—Ну, что там происходит? Ух, ты! Как настоящий разведчик! Со средством наблюдения, — пошутил ветврач.
— Похоже, ребята со знанием дела взялись за стройку. Не понятно только кто.
— Я с мужиками поговорил. Они сообщили, что платину построили ещё осенью. До холодов… Вода ещё до морозов заполнила котлован. Отменно поработали товарищи! Сначала выравнивали дно, затем укладывали какую-то толстую ткань, а уж потом укрепляли берега бетонными плитами. Весной было запущено много мальков речной рыбы…
— Интересно… — не отрываясь от бинокля, произнёс Соколовский, слушая рассказ друга.
—Машков, глава местной сельской администрации, не стал выдавать подробности о владельцах всего этого. Сказал только, что оформлено всё по закону в аренду на 49 лет. Арендатор обещал на свои средства, проложить дороги из бетонных плит на некоторых улицах села Никольское.
— Похоже люди серьёзные. Одного не пойму! Чего это им с такими возможностями понадобилось сюда влезать? Могли бы в любом уголке страны обосноваться, если деньги некуда девать! Или в тёплом море остров купить! Сюда-то зачем?
—Наверное, интересы какие-то. Ты вот тоже неизвестно откуда взялся!
— Я, Васильевич? Всё моё детство прошло в этих местах! И родители мои в этой земле похоронены!
— Ты здешний? – искренне удивился Суворин, разглядывая Тимура так, как – будто видит впервые. – Поверить не могу! У нас Соколовские отродясь не жили! И не было!
— Когда я здесь жил у меня была другая фамилия…
— Не понимаю…
— Александр Васильевич, не береди душу! Я ещё от вчерашнего не отошёл! Позже может быть, расскажу, а сейчас не время для этого.
Суворин, по-прежнему, с удивлением смотрел на мужчину, но расспрашивать не стал.
Они иногда по одиночке, иногда вместе, вооружившись биноклем, наблюдали за ходом строительства.
Сначала появился фундамент с глубоким подвалом. Затем на нём вырос большой двух этажный дом из толстых брёвен. Следующими возвели ещё какие-то постройки. То ли баню с бассейном, то ли домик для гостей. Но позже выяснилось, что и то, и другое. В десятках метров от дома выделялось ещё одно длинное сооружение. Оно казалось странным, с многочисленными небольшими оконными проёмами почти под самой крышей и большими двух створчатыми воротами с торцов.
— Это, что коровник? – спросил Суворин, разглядывая сооружение в бинокль.
— Сомневаюсь!.. Зачем строить деревянный коровник?
— Ну, знаешь! У богатых свои причуды!
— Знаешь, что, Александр Васильевич? Мне кажется это конюшня! – высказал свою догадку Тимур.
— Конюшня? Да-а… Похоже, обосновываются рядом с нами миллиардеры! Ты же представляешь, сколько породистые коники стоят! Самая дорогая ваша бурёнка, не стоит волос с их гривы! – от души рассмеялся ветврач, весело глядя на фермера.
— И всё же я не понимаю! Зачем денежному мешку в нашу глухомань забираться? – сказал мужчина, посмотрел на товарища. – Только не надо снова про меня! – добавил он, чувствуя, что тот хочет ему что-то сказать. – Мне до них, как до небес! И использовать для этого самую неказистую землю. Хотя… Если преобразится этот участок, будет, весьма, неплохо…
Несколько позже они увидели, что по периметру мощного забора высаживались привезённые откуда-то деревья и не просто саженцы, а большие деревья, которым несколько лет. Высаженные ели, лиственницы, туи и ещё какие-то декоративные насаждения, постепенно заполняли площади вокруг построек. Превращали некогда безжизненное пространство в прелестный уголок.
«Вот, это размах!» — подумал Тимур, с восхищением разглядывая усадьбу.
—Доченька моя, больше года прошло!.. Пора тебе приходить в себя! Надо жить дальше, милая…
Наталья Зиновьевна сидела рядом с племянницей, держала в своих руках её холодную руку.
— Нельзя так! Настенька! – всхлипнула она. – У тебя три крошки на руках! Тимошке всего несколько месяцев… Он натерпелся, пока ты его вынашивала! А сейчас он должен получать твою любовь сполна! Ты меня слышишь, деточка моя? Что делать? Иногда так бывает… Иногда приходится молодым любящим людям расставаться раньше положенного срока… Видно и твоя судьба такая. Надо жить! Надо! Поднимать деток! Научить их всему. И себя рано хоронить! – женщина говорила с трудом, старалась, сдерживать слёзы. Ей было невыносима наблюдать, как терзает себя Настя. После того, как она побывала у медиума она так и не рассказала, что там было. Она жила и не жила. Делала всё просто потому, что нужно было. Нужно заниматься детьми, она ими занималась. Нужно было её присутствие на совете директоров, она присутствовала. Нужно было ходить куда-то (когда её почти насильно увозила из дома Аделаида), она ходила. Но если бы её спросили: «Где она была?», смотрела бы на человека спросившего её о чём-то с непониманием.
Сердце Натальи разрывалось от боли. Она не была уверена в том, доходят ли до Анастасии её слова. Наконец, она посмотрела на тётю и тихо произнесла:
— Тётя, я не знаю, как мне жить…
— Родная моя, девочка моя! Прошу, пожалей меня старую! Сердце моё не выдерживает! Не могу я больше смотреть на твои страдания! – Наталья еле сдерживала слёзы.
Настя приподнялась, прижала родного человека к себе. Гладила по плечам и голове.
— Поезжай, или давайте все вместе поедим в Никольское… Там Иванович один не управляется.
—Я не могу… Может быть потом когда-нибудь, но сейчас не могу…, — она снова легла и закрыла глаза, из них проложив блестящую полоску, потекли слёзы.
— Хватит, изводить себя! Она не может! – женщина порывисто встала, и уже повысив голос, произнесла. – Я не говорю, забудь его! Ты должна собраться, взять себя в руки и жить дальше! Тысячи женщин остаются без любимых! И они живут! Поднимают детей! Работают и… и… счастье своё снова находят! У тебя тоже всё ещё сложится! Рано ты себя решила похоронить, дорогая моя! Посмотри на себя! Что ты со своей красотой сделала? Тебя скоро дети начнут пугаться! Ты хочешь этого?
— Милая моя! Я хочу жить! Хочу! Хочу радоваться жизни, но у меня не получается! – крикнула Настя. Закрыла лицо подушкой, её тело содрогалось.
— Не получается? А ты пыталась? Иди, приведи себя в порядок и надень нормальную одежду. Больше нечего эту черноту носить! Если бы Аделаида не выдёргивала тебя из этой комнаты и не возила с собой в салоны красоты, мхом бы давно заросла! – так же громко сказала Наталья
— Тётя! Пожалуйста, оставь меня! Не сердись, прошу тебя! Я хочу побыть одна…
— Ох, деточка моя! Ночь на дворе… Детки уже уснули, а ты к ним сегодня даже не вышла…
— Иди, тётя…Я устала.
Наталья поджала губы. Слёзы снова были готовы сорваться с её глаз. Она молча поднялась и вышла из комнаты.
Настя лежала, как всегда глядя в потолок, думая о своём…
…Она не заметила, как Савелий подошёл к ней, сел рядом, взял её руку в свои. Он нежно гладил её, но целовать не спешил.
—Счастье моё, любимая моя! Почему ты не слушаешь тётю? Она очень волнуется за тебя и за наших детей!
—Почему тебя так долго не было? – спросила она, торопливо приподнимаясь, всем телом потянулась к нему.
— Я снова уйду… Только теперь навсегда… — сказал он, улыбаясь своей светлой улыбкой.
— Разве, я смогу без тебя? Я же не смогу без тебя жить! Я и сейчас не живу! Зачем ты заставляешь мучиться меня, любимый мой? Ты же знаешь, как я люблю тебя!
— Я тоже очень люблю тебя! Поэтому прошу отпустить меня… Надеюсь, что наши дети будут знать обо мне! – он говорил, не переставая улыбаться.
— Я люблю только тебя! – она тянулась к нему, а он продолжал смотреть на неё, держа за руку. — Милая, сыновьям нужен отец! – произнёс он твёрдым голосом. – Материнская любовь это прекрасно, но их должен воспитывать мужчина. Они должны видеть пример для подражания! Живи полной жизнью! Открой своё сердце для нового чувства.
— Ты не поцелуешь меня? Я так хочу твоей ласки!
— Нет… Она тебе больше не нужна… Этим я только принесу тебе ещё большую боль… Отпусти меня.
Настя вздохнула, посмотрела на мужа. Почему его слова не обидели её. Даже стало как-то легче. Она заметила, что Савелий выглядит значительно моложе, нежели чем тогда, когда он уехал с друзьями на Кавказ. Он был одет в белый свитер и белые брюки. Прекрасные волосы той же длины почти до плеч, но в них не было седых волос.
— Милый, какой ты сегодня красивый! Почему ты раньше не носил этот свитер? Он тебе так идёт! Родной мой, я так скучаю по тебе! Не уходи! Пожалуйста, не уходи!
Анастасия качнулась в его сторону, протянула к нему руки, хотела обнять его, но он вдруг почему-то оказался стоящим в нескольких шагах от неё. Поднял с пола огромный рюкзак тоже белого цвета, легко закинул его за спину. Савелий на протяжении всего времени улыбался, а теперь он смотрел на Настю с такой нежной улыбкой, что у неё перехватило дыхание.
— Прощай! Прощай, милая моя! Обещай, что ты будешь жить дальше счастливой жизнью и дети рядом с тобой, получат всю твою любовь…
Молодая женщина со стоном рывком поднялась с кровати и шагнула к нему, но он снова отдалился, при этом, не сделав ни одного шага. Она ускорила свои шаги, он снова отдалился. Поднял руку над головой и так же ласково улыбаясь, помахал ей. Побежала, а он отдалялся от неё, стоя на месте. Бежала за ним, задыхаясь, кричала, умоляя остаться. Отдаляясь, он становился всё меньше. Она, выбиваясь из сил, бежала, звала его:
— Савелий! Савелий! Не уходи! Останься, любимый! Нет! Неееет!
Настя не могла дышать. Ей не хватало воздуха… Он же продолжая махать ей поднятой рукой, всё так же улыбаясь, исчез за линией горизонта…
Она очнулась, уставшая, раздавленная разлукой, сорочка мокрая прилипла к измождённому телу. Горло раздирала боль, во рту всё пересохло.
— Это сон! Всего лишь сон! – зарыдала она, уткнувшись в подушку. – Он ушёл! Ушёл навсегда!
В комнату торопливо вошла тётя Наташа. Она смотрела на Настю встревоженными глазами. Села рядом, прижала к себе вздрагивающую от рыдания любимую девочку.
— Ну, что ты, родная моя! Тише! Тише! Это только сон! Успокойся! Успокойся…
Она гладила худенькие плечи, у самой из глаз закапали слёзы.
— Савелий ушёл! Теперь, ушёл навсегда! Я чувствовала его присутствие рядом! Теперь он ушёл! – заикаясь, глотая слёзы, говорила Настя, прижимаясь к тёте.
— Ему давно уже пора на покой! А ты держала его! Не отпускала! Измучился, наверное, глядя на твои страдания… Милая моя, отпусти ты его! Надо жить! Жить ради любви: к детям, к себе, ко мне… Иначе нельзя! Погубишь себя! Пора тебе и делом заняться! А там глядишь, и человек хороший встретится… Поезжай в деревню. Посмотри, как там дела продвигаются. Развеешься. Если хочешь, вместе поедем? А? Девочка моя, ну хватит уже мучить себя!
Настя продолжала всхлипывать, но тело её перестало вздрагивать.
—Тётя, как жить дальше? Он говорит – живи без меня… Будь счастлива. А как? Я его люблю… Не смогу больше никого… Находиться в чьих-то объятиях и видеть его? Тётя, это… это противно и мерзко…
— Глупенькая моя! Ты когда встретила Савелия, о другом думала? А?
— Так это Савелий! Так полюбить я больше не смогу!
— Оооо! Не зарекайся! Такое может случиться! – произнесла Наталья, с улыбкой посмотрела на племянницу и ужаснулась. Та смотрела на неё с такой ненавистью, что она испугалась.
—Милая, не сердись на меня! Я же не прошу забыть его! Хочу, чтобы ты очнулась для дальнейшей жизни. Ну, что ты разгневалась.
Время шло, Настя молчала. Затем, наконец, заговорила.
— Думаю, сначала мне нужно одной съездить. Сергей Николаевич говорит, что всё скоро будит готово. Тогда вместе переедем туда. Я не знаю, как я там смогу… жить… Ведь всё будет мне напоминать о нём…
Сказала она и снова надолго замолчала. Глубоко вздохнула. Отстранилась от Натальи, обвела глазами комнату.
— Тётя Наташа, как мне научиться жить без него? Ты думаешь, я смогу? Ариша очень скучает по нему. Милая моя девочка! И меня не было рядом с ней целый год…
Убитая горем молодая женщина снова еле сдерживалась от рыдания. Наталья это почувствовала.
—Всё, всё! Хватит терзать и мучить себя… И всех! Собирайся в Никольское. Только сама за руль не садись! Возьми Лёшу или кого ещё.
Настя снова несколько раз вздохнула, пытаясь успокоиться. Поднялась с постели, потрогала набухшие от прилива молока груди.
— Пора Тимошу кормить. Он проснулся?
— Проснулся! Давно уже ждёт, не дождётся тебя.
Мамочка улыбнулась. Счастливая улыбка, наконец-то, появилась на её бледном лице.
— Тётя Наташа, я хочу твоих пончиков с творогом…
— Боже мой! Наконец-то! Да, сейчас! Сейчас я их приготовлю! Девочка моя, слава Богу… Проголодалась! Сейчас! Сейчас! – женщина от радости, что любимая племянница начала приходить в себя, неистово прижала её к себе, и трижды поцеловав её в щёки, и глядя в её глаза с жаром проговорила:
— Всё! Всё у тебя будет хорошо! Живи, моя девочка!
Торопливо удалилась из комнаты.
Настя приняла ванну, прошла в детскую, приласкала всех троих, накормила полугодовалого Тимошку грудью.
Часть 41 ------------------------------------------------------------------- Часть 43
