А тем временем мой сын уже месяц отходил в 1 класс, в ту самую школу, где когда-то учился я. Каждый день - всего три урока, кормят хорошо, занимаются с детьми плотно: в конце учебного дня классный руководитель выходит к родителям и обсуждает текущие вопросы...
В общем, вроде бы всё хорошо. В связи с чем вспоминаю некоторые книги, прочитанные в разное время своей жизни (в основном, в детстве). И думаю: как хорошо, что мы живём именно в наше время.
Речь в статье пойдёт только о реалистических книгах, так что Мариам Петросян со своим "Домом, в котором..." сюда не попадает. Впрочем, об этой книге я уже писал здесь.
Николай Помяловский. "Очерки бурсы"
Игра в камешки, вероятно, всем известна, но в училище она имела оригинальные дополнения: здесь она со щипчиками, и притом щипчиками холодненькими, тепленькими, горяченькими и с пылу горячими, которые доставались проигравшему. Без щипчиков играла самая молодая, самая зеленая приходчина, а при щипчиках с пылу горячих присутствует теперь читатель.
Между тем матка (главный камень) летала в воздухе, а Тавля своими, здоровенными руками скручивал кожу на руке партнера и дергал ее с ожесточением. После двадцати щипчиков рука сильно покраснела; после пятидесяти появилась синева.
Начну с любимой книги своего детства, много раз перечитанной. Предполагаю, что современные детские психологи, узнав об этом, схватились бы за голову с криком: "Кто и зачем подсунул ЭТО ребёнку?"
Книга про детей, да. Но для детей ли?.. Явно нет, о чём говорят подробности вроде «Иногда же маленькие певчие употреблялись для того дела, для которого Нерон употреблял Спора». (К счастью, я был недостаточно эрудирован, чтобы понять, про что это вообще.)
Бурса, вынесенная в заглавие — это что-то вроде интерната с религиозным уклоном. Духовное училище и общежитие, два в одном. Причём духовностью в этом заведении и не пахло. Нравы там царили самые грубые и суровые: драки, воровство, унижение слабых… Пьяные и жестокие преподаватели тоже обстановки не улучшали.
Почему я это вообще читал - понятно: дети любят страшные сказки. Хотя тут и нет ни капли вымысла, но читается увлекательно, а главная мысль, возникающая в процессе: «Как хорошо, что это было давно!»
Николай Гарин-Михайловский. "Детство Тёмы"
- Это - сволочь! - шепнул Вахнов на ухо Теме.
- Ябеда? - спросил тоже на ухо Тема.
Вахнов кивнул головой.
- Его били под шинелями? - спросил опять Тема.
- Нет еще, тебя дожидались, - как-то загадочно проговорил Вахнов.
Тема посмотрел на Вахнова.
Вахнов молча, сосредоточенно поднял вверх палец.
Вошел учитель географии, желтый, расстроенный. Он как-то устало, небрежно сел и раздраженно начал перекличку. Он то и дело харкал и плевался во все стороны.
Эта книга, о мальчике из дворянской семьи, стала в прямом смысле программной: отрывок о том, как главный герой спасает собаку из колодца, проходят в школе (в моё время проходили, по крайней мере). Меж тем книга, опять-таки, довольно суровая. По правде сказать, вся пропитана насилием и смeртью:
Тема уже с утра слышал от своих товарищей, что жена Абрумки умерла; слышал даже подробный рассказ, как Абрумка сам задушил ее ночью, наложив ей на голову подушку, и, усевшись; сидел на этой подушке до тех пор, пока его жена не перестала хрипеть; затем он слез и лег спать, а утром пошел и сказал всем, что его жена умepла.
Несколько глав посвящено учёбе в дореволюционной гимназии, со всей её старорежимной косностью. Словом, полезное чтение для всех, кто идеализирует жизнь в царской России (в народе - "хрустобулочников").
Григорий Белых, Леонид Пантелеев. "Республика ШКИД"
А шайка, заполучив большие деньги, не зная, куда их деть, кутила...
- Пейте, задрыги!
Ящики пива на полу, четверть самогона на столе, сделанном из поленьев, колбаса, конфеты, бисквиты, шоколад...
В комнате ломаного флигеля, в комнате, заложенной дровами, - кутеж...
- Пей!
Многие пили впервые...
Пили и блeвали тут же у поленницы - рядом с шоколадом и бисквитами "Альберт"...
Действие этой книги происходят в гораздо более трудные, послереволюционные времена, в закрытой школе для бывших беспризорников. И хотя авторы ничего не приукрашивают, впечатление остаётся куда более светлое, чем от двух предыдущих. Возможно, благодаря великолепному юмору:
Вынули будильник. Будильник оказался лишь пустой жестяной коробкой с циферблатом, но без механизма.
- Идея, - сказал Японец. - Пиши: "Изящные часы-будильник "Ohne Mechanismus"".
- Это что значит? - спросил Дзе. - Уж больно звучно.
- Это значит, что часы без механизма... А ребята не поймут - подумают, что фирма "Оне Механизмус".
Книга состоит из множества историй из жизни "шкидцев" (ШКИД - школа имени Достоевского), настолько интересных, что они кажутся выдуманными. То бывшие беспризорники устраивают на территории школы суверенное государство, то появляется мальчик-ростовщик, который создаёт криминальный синдикат... И кстати, если вы смотрели экранизацию книги - забудьте её, а если не смотрели - то и не смотрите.
И дело не в том, что в фильм физически не смог вместить все события романа - основные как раз таки вошли (деяния ростовщика Слаёнова, несчастная любовь Янкеля, похождения одноглазого Мамочки). Беда в том, что режиссёр Геннадий Полока (которого я бесконечно уважаю за "Интервенцию" и "Возвращение броненосца") сделал из романа даже не комедию, а околомузыкальный балаган, дурашливый тон которого никоим образом не гармонирует с первоисточником.
Владимир Амлинский. "Тучи над городом встали"
— Откуда ты такой, сyка? Ах ты пaдла эвакуированная!
Темный, маленький все искал что-то в парте, то ли тетрадь, то ли учебники, искал, нагибался и громко шуршал бумагой. Я ждал. Фролов быстро провел ладонью по моему лицу, по моим глазам, по моему носу, по моим губам. Он провел своей потной, должно быть, нечистой рукой и, неожиданно нагнувшись, головой боднул меня в лицо. Но я сделал шаг влево, один короткий шаг влево, и он промахнулся. Ложась всем телом на правую руку, я ударил его в белый с глубокой ямочкой подбородок, и он упал на переднюю парту. Вот этого он не знал, не знал, что промахнется. И еще больше он не знал, что я так точно ударю его снизу, и что он упадет спиной на доску парты, и что я подбегу к нему и плюну в него.
Следующая эпоха - Великая Отечественная. Старшеклассник, эвакуировавшийся из столицы, привыкает к жизни в маленьком сибирском городке, а заодно и к новой школе. Жизнь советских подростков автор показывает без соцреалистической лакировки: тут и драки, и хорошее знакомство с алкоголем, есть и сцена, когда главный герой знакомится в кино с девушкой и навязывается к ней домой – понятное дело, не конфетки есть. А война идёт где-то далеко, периодически вторгаясь в жизнь повесткой в армию или «похоронкой».
Владимир Козлов. "Школа"
Я здесь один со всего класса. Антонов и Сухие крутанулись: взяли справки, типа, больные, нельзя им на сборы. Маменькины сынки. Из «а» класса тоже только трое пацанов, поэтому мы в одном взводе с двадцать третьей школой. Эти – деловые, раз на своем районе. Но все равно лохи – никто за район не лазит. Есть там один такой – Жура. Больше всех орет, выделывается, а кроме того – отличник. На меня залyпнулся в первый день. Я ему дал в грудняк – он заткнулся, а остальные не полезли. На меня теперь никто не залyпляется.
Все упомянутые пять книг - жёсткие и суровые, каждая по-своему, но эта ещё и проникнута безысходностью. Герои "Школы" – советские (точнее, белорусские) старшеклассники периода Перестройки. Их жизнь - драки, выпивка, насилие по отношению к слабым… Но главное – отсутствие какой-либо внятной цели в жизни (в отличие от героев остальных четырёх книг). Советская идеология давно превратилась в показуху, а предложить этим бедным детям что-то другое не могут ни страна, ни учителя, ни родители. Только и остаётся, что вести животное существование, потакая инстинктам ради сиюминутных радостей.
Автор пишет по принципу "у меня секретов нет", не стесняясь ни крепких выражений, ни подробных описаний происходящего - но при этом рассказывает обо всём абсолютно беспристрастно. Этакие записки натуралиста, "В мире животных". Но странным образом книга затягивает.
Всем спасибо! Добавляйтесь!