Обычная, ничем не примечательная улица в Петербурге. Я хожу по ней часто, мой путь неумолимо лежит через эту улицу, где шелестят старые деревья, пахнет осенней листвой, а осенью листва однозначно имеет свой аромат… Многого на ней не происходит. Пока я довершаю свой путь по этой улице проезжает пару машин, не более того. Чёрный, абсолютно свежий асфальт блестит после дождя необычным светом. Но привлекло меня в этой улице вовсе не то, что асфальт там качественнее, а дорога пустыннее, нежели на других самых обыкновенных улицах. Хотя оно, конечно, и хорошо.
Но интересует меня нечто, что выходит за рамки этой сонной улицы, или бурлящего города, или даже вскипающего земного шара. Эта сила, затмевающая всё прочее, есть сила человеческого сострадания, соседствующая с человеческой же брезгливостью. Первое, в высшей степени благородное чувство спасает пока нашу цивилизацию, как и иные возвышенные предметы человеческой жизни: литература, живопись, музыка. Сострадание - это своего рода призвание, когда, помогая однажды, человек в хорошем смысле этого слова инфицируется вселенской добротой, которая витает над каждым человеком, но, к сожалению далеко не все могут и хотят ухватить эту жар-птицу всеобщего счастья. Человек, творящий милосердие, впадает в состояние гипербулии, он горит желанием помочь всем и каждому, подобно тому, как полевой молодой хирург, видя большое число раненых бойцов, всё равно, невзирая на упрямую невозможность спасти всех и каждого, стремится помочь страдающим. Он делает это вовсе не оттого, что это входит в круг его обязанностей, но потому, что он обладает отзывчивым сердцем, которое никогда не может стать бесчувственным по отношению к ближнему. Люди такого высшего порядка не могут отвернуться от страданий живых существ, про них принято говорить: “и мухи не обидит”. Что же, впрочем, может вывести благородных людей из этого блаженного сна, из вселенной глобальной взаимопомощи? Ответ не является мудрёным, он прост: только бессердечие, безразличие, презрение, гадливость, брезгливость. Всё это, бесспорно, отравляет романтика, свято верующего в идею добра. Среда, человеческая среда, проще говоря, общество - это удивительная вещь. Она амбивалентна, может как сформировать личность, так и уничтожить эту самую личность, точнее её зачаток, на корню. Общество - это своего рода пила, которая может в руках чёрного лесоруба уничтожить чудеснейшее, полнокровное дерево, микрокосм лесной жизни, вокруг которого проходят года и столетия, а может в руках заботливого садовника дать основу для безудержного дальнейшего роста растения. Когда садовник подрезает дерево, оно имеет всю перспективу для развития, чтобы быть ещё пышнее, сочнее, зеленее… Промысел же и цель чёрного лесоруба понятны, его не заботит будущее леса, его ничего не заботит, кроме собственной наживы. Общество одних людей перемалывает, других возводит на Олимп. Одни спускаются на самое дно жизни и там беззаветно гниют, а другие тем временем мирно засыпают, думая о душе, поэзии, науке… Разве так можно, разве возможно вообще удалятся в миры отдалённые, настойчиво не замечая подземелья нашей жизни? Конечно, можно искать оправдания, и мы себе их обязательно найдём, потому что не засорять свою душу мусором важно. Сплетни, слухи, интриги, пошлости - всё это нужно пропускать мимо себя, устанавливая строгий контроль на границе своего внутреннего мира, потому что нам с этим жить столько, сколько отведено, сколько придётся. Но вместе с тем, разве можно не впускать внутрь себя тот отвратительный смрад, который доносится из подземелья, того самого, где находятся люди зачастую отверженные обществом, не принятые средой? С одной стороны, нельзя засорять себя, а ведь в подземелье много гадости и мерзости, кроме того, там много ужаса, там просто страшно. От историй, происходящих там, стынет кровь в жилах, а пульс безбожно учащается. Однако все эти ужасы жизни не просто можно, но необходимо пропускать через себя. Не только искусством живёт благородный человек, не только возвышенным, но и низким, падшим, свалившимся в пропасть. Это тоже есть живительная сила и пища для ума и сердца. Разве можно превратно представлять себе жизнь. Нет, нельзя. Нужно знать её такой, какая она есть, а не такой, какой мы хотели бы её видеть. Есть в распаде нечто отрезвляющее и иногда довольно высокое, поэтически высокое… Так и подумаешь: “Судьба этого нищего, который когда-то нашёл себя при довольно затруднительных обстоятельствах, прямо скажем, бедственных, гораздо интереснее нескольких десятков звёзд эстрады”. Ведь абстрактный нищий пережил много больше, нежели самый яркий звезда сцены или спорта. Судьба отверженного полна драматизма, именно поэтому Гюго, Достоевский, Горький и многие другие акцентировали внимание читателей на героях, испытавших жизненный пресс, их выжимали как виноград, чтобы получить на выходе вино для застолья. Кто-то выдержал, как Жан Вальжан и Урсус, кто-то пал, как Девушкин, Бубнов, Актёр… Кто-то успел осуществить и то, и другое, как Родион Раскольников. Так или иначе, судьба отверженных всегда привлекала писателей. Но подавляющее большинство людей, увы, отнюдь не писатели. Эгоизм, желание остаться в стороне - не редкость в нашем мире, никто не хочет связываться с “прокажёнными”. Тут мне опять таки вспоминается Гюго, как 9-летнего Гуинплена, изуродованного мальчика, не желали пускать к себе жители целого города, не отворяя перед продрогшим от холода и вьюги Гуинплена. У Диккенса есть похожий сюжет в Рождественских повестях. Века меняются, а человеческие пороки и добродетели остаются неизменны. Мы всё также отворачиваемся от обездоленных, думая, что тем самым стираем эту проблему с лица земли. Стёрли - и нет больше, всё разрешилось. Удобно. Но так не работает. Отворачиваясь от этого, не скрою, порой ужасающего, омерзительного зрелища, мы отворачиваемся от самих себя, потому что убогость нашего мира находится внутри нас, в этом больше некого винить, потому что на Земле человек многим распоряжается, он хозяин. Поэтому этот хозяин должен быть в ответе за то, что происходит в его палисаднике, за всё, что творится вокруг.
Вот на эти печальные мысли навела меня улица, по которой я шёл, избегая толпу бездомных, нищих, голодных, которым оказывали помощь волонтёры благотворительного фонда. Они кормили нуждающихся, а я стыдливо, стараясь не смотреть в их сторону, в сторону обезображенных нуждой лиц, переходил на противоположный тротуар, откуда не открывается вид на несчастных. Когда я обдумал это моё действие, мне стало стыдно за безразличие, за брезгливость по отношению к таким же людям, как и я. Потому что, несмотря на различие в социальном статусе, люди все похожи друг на друга и имеют сходные проблемы и переживания, радости и мечты. В следующий раз, даже если я и не помогу этим отверженным, то по крайней мере пройду рядом с ними, не переходя на противоположный тротуар, чтобы не показывать своё презрение.
А что вы думаете, бездомные желали бы иметь рабочее место, хотели бы они жить обычной жизнью, если бы им представилась такая возможность? Или предпочли бы ничем не заниматься и ночевать под мостами?
Подписывайтесь, чтобы не пропустить новые статьи. Пожалуйста, ставьте лайки для продвижения канала и делитесь своим мнением в комментариях.