Утро ворвалось навязчивой трелью звонка мобильного. Так настойчиво мелодия может звучать лишь при входящем от начальства. Павлов умел угадывать, кто ему звонит, не глядя на экран. Откашлявшись и привычно зализав волосы, Александр нажал кнопку принятия вызова.
— Саша, мать твою, где тебя носит? Уехал на вызов и пропал. У тебя что, дел нет?! К генералу кто пойдёт по разбою отчитываться? Я пойду!? Так я своё отходил, спасибо! Хорошо, что под себя ещё не хожу. Ладно, понимаю, накопал что-то, колись! — полковник Аванесян был профессионалом до мозга костей. Если Павлов позвонил и сказал, что разнюхал что-то интересное, значит — так оно и есть.
— Докладываю, товарищ подполковник! Убита молодая девушка, пациентка учреждения, Андреева Ангелина Аркадьевна. Перерезано горло. Медик при осмотре нашёл прижизненные гематомы на теле, обещал подробно описать в заключении. Но это не всё: за последние годы в больнице скончалось под сотню пациентов от якобы остановки сердца. Позвольте на пару дней обосноваться здесь, нюхом чую, не чисто здесь. Опять же, #призрак ещё этот…
— Саныч, ты там сдурел что ли?! Какой ещё призрак?
— Извини, шеф, что-то я не то говорю, не обращай внимания. Отряди лучше кого-нибудь из своих джигитов, пусть сгоняют ко мне домой, возьмут у Наташки вещей мне чистых, щётку — я ей позвоню, скажу, что нужно. Не хочу мотаться сам, это полдня на дорогу убить придётся.
Поговорив с сестрой и сделав пару важных звонков, Павлов отправился побеседовать с главврачом. Следователь чувствовал себя бодро и уверенно: он наконец-то выспался и получил по телефону интересовавшую информацию. Теперь-то докторишко не отвертится, есть чем прижать к ногтю.
Вернувшись в образ простого неотесанного служаки, следователь ввалился в приёмный покой без стука, надеясь застать Дашковского врасплох.
— Здравствуйте, милейший Яков Семёнович, — начал елейным голоском Сан Саныч и осëкся: профессор сидел на кушетке с всклокоченными волосами, сжав руками голову. Его лицо было искажено гримасой боли, по щекам и бороде стекали крупные слëзы. "Мы все здесь сходим с ума!" — мелькнуло в голове.
Главврач никак не прореагировал на появление Павлова, вперившись взглядом в пространство. Сан Саныч подошёл ближе и положил руку на плечо доктора — тот закрыл лицо руками и разрыдался как ребёнок: взахлёб, судорожно дыша и тонко подвывая.
Полчаса спустя осунувшийся, бледный Дашковский рявкнул на персонал, чтоб его оставили в покое, взял под руку слегка ошалевшего #следователя и быстрым шагом направился к дверям своего кабинета.
— Александр Александрович, я же выдал вам ключ, почему не закрыли замок? Сами говорили — режимный объект, нужен глаз да глаз. Надеюсь, мой спирт никто не тронул. Кстати, вы пьёте спирт?
— Конечно пью, но не в восемь утра и в менее... эээ... абсурдных ситуациях.
— И не с главным #подозреваемым. Я прав? — Дашковский ловким и грациозным движением опрокинул в себя с стопку, слегка поморщился и наконец-то посмотрел Павлову в глаза. — Простите за утреннюю сцену. Обычно я хорошо контролирую свои эмоции. Вы пейте-пейте, мне так проще рассказывать — будто мы не следователь и подозреваемый, а собутыльники-приятели.
— Ангелина попала к нам четыре года назад, совсем ребёнком. Я тогда ещё не был ни главврачом, ни профессором. Её привезли родители, приятная семейная пара, уравновешенные серьёзные люди. Я как раз заканчивал дежурство, ночь сложная была, одно желание: помыться, перекусить, стопку выпить и спать лечь. А тут входит она — я оторопел — в комнате будто светлей стало, даже глаза протёр. Проговорили с ней долго, хотя обычно пары минут достаточно, чтобы человеку диагноз поставить. Потом ещё с родителями побеседовал, понял — боятся — что Ангелина что-нибудь с собой сделает.
Меня лечащим врачом назначили сразу, а я и не против был. Начали работать — только удивлялся насколько начитанная, эрудированная, но замкнутая девочка. Этакое горе от ума: сверстники не принимали, гнобили, родители упор делали на образовании, а не общении с ребёнком. Итог логичный: Ангелина полностью погрузилась в свой собственный мир, который тоже был отнюдь не раем — вполне закономерно она наполнила его #чудовищами.
Одного не могу себе простить: я с лёгкостью ставил диагнозы окружающим, но не заметил, как у меня развился синдром Бога. Поверьте, он есть почти у каждого серьёзного врача, просто кто-то не признаёт этого, а кто-то борется и побеждает. Я же наслаждался своим умением исцелять души, вносить свет с самый тëмный уголок неспокойного внутреннего мира пациента. Не удивительно, что Ангелина восприняла меня как принца на белом коне, которым я, к сожалению, не являлся. Я в своём роде тоже имею отклонения: панически боюсь любой привязанности. Может слышали пересуды, что я — гей? Это не так, просто за всю свою сознательную жизнь у меня не было серьёзных отношений.
Когда Англенина призналась мне в #любви, я устроил ей такую отповедь, что вспомнить стыдно. Помните, как Онегин говорил Татьяне?
«Учитесь властвовать собою;
Не всякий вас, как я, поймет;
К беде неопытность ведет»
Я ожидал любой реакции, но то, что случилось, было страшно: кто мог представить, что эта хрупкая девочка может разнести половину корпуса. Наши привычные санитары вдвоём не могли с ней справиться. Пришлось вколоть ей транквилизаторы и привязать к койке. На утро она умоляла отпустить её домой —якобы ночью к ней приходил призрак: высокая женщина в белых одеждах с горящими глазами, которая сказала, что #ангелам не место на земле и звала уйти с собой. Но наш дворник Алёшенька, имеющий привычку бродить по ночам во сне, вспугнул призрака. Я пересказываю вам впечатления Ангелины, которые списал на действия лекарств. Мне почти удалось убедить её, что это был лишь сон. Я поклялся ей своим сердцем, что здесь с ней ничего не случится и мы будем вместе, когда она выздоровеет. Как видите, клятвы я не сдержал, наверное, мне недолго осталось.
Я никому не говорил, но в момент припадка, Ангелина пыталась меня убить. Шрамы, полученные от неё в ту ночь, гордо ношу как клеймо своей юношеской глупости и самоуверенности. Эти метки — мои стигматы, глядя на них вспоминаю, что важнее всего — быть человеком.
Но вас интересуют не мои душевные метания и метаморфозы. Вы шли спросить, была ли Ангелина моей любовницей? — Яков Семëнович зажмурился и хлебнул спирт прямо из бутылочки. — Ваши эксперты всё равно обнаружат, что незадолго перед смертью у неё был половой контакт. Да, мы были любовниками. Скажу больше: я собирался сделать Ангелине предложение.
Она была здорова, болезнь отступила, но в ночь, когда её #убили, у нее снова случился приступ: она прибежала ко мне в слезах и сказала, что видела призрак, который приходил четыре года назад. Понимаете, это я убил свою любовь — вместо того, чтоб остаться с ней и защитить — я бросился искать этого проклятого призрака, в которого даже не верил. Слишком долго эта чертовщина длилась и отравляла умы не только пациентов, но и персонала. Нужно было поставить точку. Я оставил Ангелину в одиночной палате, закрыв на ключ, который есть только у меня, будучи уверенным, что там она в безопасности. Пока я, как последний идиот, носился по этажам, какая-то сволочь убила, убила моего Ангела.
Яков сорвался на крик, схватил опустевшую бутылку и со всей силы бросил в стену: кабинет наполнился острым звуком бьющегося стекла. Казалось, сама реальность пошла тонкой паутиной трещин. Перед взором мужчин пронеслась череда странных образов: дамы со страусовыми веерами, горящие красные глаза на фарфоровом кукольном лице, росчерк пламенеющих капель крови.
— #Чертовщина какая-то! — Сан Саныч потряс головой. — Никогда больше не буду пить спирт с утра в психушке. Вы как? Можете продолжать разговор? Профессор лишь понуро кивнул. Вспышка ярости и алкоголь лишили его последних сил. «Вот теперь-то точно надо брать тёпленьким» — опыт подсказывал, что сейчас доктор не способен врать и выкручиваться.
Так и вышло: Яков Семёнович сбивчиво и путаясь в словах, но всё же ответил на вопросы Павлова, после чего, при помощи оперативника Серёги, был отправлен домой. Погрузив осоловевшего профессора в служебный автомобиль, следователь наказал Сергею доставить пьяного домой, уложить спать, поставить рядом тазик и стакан воды… А заодно посмотреть, понюхать, чем живёт главврач.
Теперь Александр боролся с алкогольным опьянением и неожиданной жалостью к Якову, потерявшему свою первую любовь. Поглощая бутерброды и свежий кофе, заботливо приготовленные заступившей на дежурство Верочкой, следователь раскладывал по полочкам полученную информацию. А информация была интересная… Во-первых, за последние четыре года в лечебнице возросла смертность среди пациентов. Вроде, всё гладко: помер помешанный товарищ от естественных причин, сердечко не выдержало — вот и медицинские заключения подтверждают. Но уж больно это подозрительно, особенно в совокупности с тем, что призрак генеральши Поповой тоже появился ровно четыре года назад. Во-вторых, Ангелина была первой, кто увидел этот чёртов полтергейст. И в смерти Ангела даже самые убежденные скептики обвиняют сверхъестественные силы. В-третьих, некоторых сотрудников больницы отнюдь не огорчают участившиеся смерти их подопечных. Богу душу отдавали лишь самые буйные и агрессивные пациенты. В-четвертых, мог ли профессор убить возлюбленную, осознав, что она неизлечима?
Придётся допрашивать всех по второму кругу — от одной этой мысли виски стянуло цепкими щупальцами боли. Нужно ещё кофе, а заодно будет повод поболтать со сплетницей Верочкой. Её и допрашивать не нужно, сама всё расскажет, но диктофон лучше включить — выпитый спирт ещё затормаживал работу мысли.