Действующие лица:
И.П.Павлов, физиолог
З.Фрейд, психоаналитик
К.Г.Юнг, психолог, философ
Л.Витгенштейн, философ
В эпизодах:
Г.Гурджиев, Патанджали, А.А.Ухтомский, Л.С.Выготский и другие.
Действие седьмое: за пределами языка
Вот почему-то никто не говорит «Язык мой — друг мой».
А пословица с противоположным по смыслу значением существует…
Советский психолог Л.С.Выготский, рассуждая о мышлении и речи, использовал термины «знак» и «значение»: то есть слово и стоящее за ним понятие. И они не всегда существуют вместе.
Есть знаки с определённым значением. Скажешь «берёза» — и можешь даже при этом пальцем показать на то, что имеешь в виду.
А потом сказать «палец». И помахать им в воздухе возле берёзы…
А есть знаки с неопределённым значением, с крайне широким. Например, многие используют слово «любовь». «А может, это любовь?», спрашивают с надеждой… Может, и любовь, говорит психолог. Смотря что вы под нею понимаете. Вы что под нею понимаете? Ну как же, сердито отвечает пациент, вы что, товарищ психолог, ненормальный?.. Любовь — это… Это… Вы что, никогда не любили, переходит он на личности. Все знают, что такое любовь!
К знакам без значения человек привязывается так же плотно, как и к словам-знакам с чётким и конкретным значением. Он легко жонглирует словами «любовь», «правда», «ложь», «предательство», «насилие», а если прочёл некоторое количество статей по популярной психологии, то даже такими роскошными знаками, как «газлайтинг», «абьюзер» и «нарцисс». При этом у него самого и у окружающих создаётся полное ощущение, что он произносит нечто осмысленное и наполненное значением…
А между тем подавляющая часть понятий и интеллектуальных объектов, которые составляют наш человеческий мир, либо крайне неточно определяются через слова — вот как любовь, правда, предательство, дружба — либо не определяются через слова вообще.
Понимаете? Нет у нас слов, чтобы поговорить о целом ряде понятий. Понятия эти есть. Объекты есть. Есть значения. А знаков, слов для них — нет.
И тут, разумеется, на сцене появляется австрийский философ Людвиг Витгенштейн и задумчиво произносит фразу из своего «Логико-философского трактата»: «То, о чём нельзя говорить, о том следует молчать».
При всей очевидности и даже некоторой кажущейся нелепости этой фразы она крайне точна.
Витгенштейн, по сути, сделал попытку научного, логического определения пределов человеческого мышления. Он подошёл к границе языка — вернее, к той границе, за которой языка больше нет. Нет вербальной речи.
Объявив на этом основании главные философские вопросы решёнными или не имеющими решения в принципе, нахальный рыжий австриец, слегка похожий на поэта Бродского, завязал с философией и отправился в своё имение сажать капусту.
Будучи человеком продвинутым и крайне эрудированным, Витгенштейн, разумеется, понимал, что ничего принципиально нового он не провозглашает: просто, повторяю, делает попытку научной интерпретации древнего ведического понятия «атиманас коша», то есть причинный ум.
Тот ум, который за пределами языка. Который выше языка и используемых в нём знаков.
То есть когда вы подошли к границе языка, сие совершенно не означает, что за этой границей — пустота, что там ничего нет. Напротив: там есть гораздо больше, чем в пределах языка, в пределах вербального мышления.
Но оно, это многое, к сожалению для слабого человеческого ума, совершенно не концептуализируется.
Прямо как в известном анекдоте «Вовочка, как ты смеешь!.. Нет такого слова - «ж...па!» «Странно, Марь Иванна… Ж...па есть — а слова нет?»
Да, Вован. Много чего там есть, не только то, что ты подумал. А слов для всего этого нет.
Приближение к уму под названием «атиманас коша», а тем более его использование — это сугубо практика. Поскольку теория, как мы уже выяснили, за этой границей бессильна: теория работает только с концептуализируемыми понятиями. Поэтому Витгенштейн и предпочёл остаток жизни просто рубить капусту, во всех смыслах этого понятия…
Для психологии в целом, и для отдельного психолога, как и для его пациентов, понимание того, что за пределами индивидуального рационального ума, и за пределами интуитивного, коллективного ума, лежит ещё необъятное и воистину непаханное поле, целая неподнятая целина, та самая «третья и четвёртая», а может быть и десятая, сигнальные системы, о которых мы упомянули в начале рассказа, — важное понимание. Оно, помимо прочего, приносит за собою и понимание механизма возникновения подавляющего большинства психологических проблем, о которых пациент рассказывает психологу, равно как и механизма, при помощи которого существование этих проблем поддерживается…
Впрочем, по мнению наших далёких предков, пятым уровнем ума дело тоже не ограничивается: на нём всего лишь завершается т.н. «объективный ум» и начинается субъективный…
Однако в ближайшее время у психологии совершенно точно хватит работы и на нижних этажах этого масштабного небоскрёба...
Занавес.