В общем, Мотя обнаглел в край… Это, конечно, не новость, в конце концов, он же нормальный кот, а обнаглевший кот – вершина кошачьей эволюции. То есть мне как бы есть чем гордиться: хоть кто-то в доме у меня нормально эволюционирует. Но просто у меня, знаете, крик души!
Моя «диванная» подушечка стала объектом пристального Мотиного внимания с самого начала. Точнее, не сама подушка, а наволочка, которую я заботливо и собственноручно связала, в буквальном смысле не жалея пальцев. Ну, знаете, есть сейчас такая пряжа, петельками, так чтобы из неё что-нибудь сваять, даже инструмент не нужен: бери да пропихивай петельки в петельки. Лепота!
И ведь хорошая наволочка получилась, даже удивительно, учитывая мои вязальческие таланты и навыки. Наверное, в данном смысле криворукость – это даже бонус: удобнее пропихивать петельки.
История об этом моём вязании (Как я в Моте ошибалась)
Мотя, конечно, в подушку влюбился, причём не на шутку. «Спрячь за высоким забором девчонку – выкраду вместе с забором» – это про Мотю. И крадёт же! Вместе с покрывалом, которым я заботливо подтыкала подушку от Мотиных масленых взоров.
История о Мотиной любви (Мотя и его любимая подушка)
До недавнего времени Мотя придерживался хоть каких-то моральных норм и тырил любимую исключительно тайком и когда меня не было хотя бы в комнате…
Последствия его диверсий я находила регулярно: несчастная, покинутая неверным любовником подушка сиротливо валялась в разных углах квартиры. Зачем Мотя таскал её по комнатам и почему бы не сливаться с ней в страстных объятиях прямо на кровати – непонятно. Возможно, хотел показать, что он не альфонс, а владелец энного количества квадратных метров. А может, хотел куда-нибудь её спрятать до следующего раза, когда в нём возгорится пламя любви.
А, да, почему любовник – неверный? Я забыла сказать, что подушек, на самом деле, две. С разным рисунком, но из одной пряжи. Мотя таскает обе. Вряд ли он считает себя турецким султаном и, как следствие, позволяет себе многожёнство. Скорее всего, он их просто не различает.
В итоге обе подушки из аккуратных красивых пампушечек превратились… мягко говоря, в содержанок в растянутых трениках. Обидно, между прочим! Поэтому третья подушка пока без наволочки.
А сейчас Мотя обнаглел в край. Буквально на днях я лежала с книжкой на кровати, подушка мирно дремала над кроватной спинкой, вторая – у меня за спиной. Идиллия. И тут пришёл Мотя. Деловой весь, нализанный, блестит. Явно отдыхать планирует. И явно не один, а с женщиной.
Ну, думаю, сейчас мне под бочок ляжет… тёпленький. Чем я не женщина, в конце концов? Щаз! Вообще меня проигнорировал, протопал мимо. А вид такой целеустремлённый.
Интересно, думаю, чего это он? А он прямиком к подушке! Глаз горит, душа пылает! И лапу к пышечке тянет, поганец. Я от возмущения даже промолчала: у меня на глазах до сих пор никто подушки не тырил. Нет такого опыта, не знаю, что и кричать.
А Мотя краем глаза на меня зырк: «молчит… значит, нет никого!»
И коготь-то посильнее навострил, цоп подушечку – и тянет. Думаю, ну не может же быть, чтобы до такой степени-то обнаглел?! Оказалось – может.
Подушка, надо признать, даже не сопротивлялась: брык – и на Мотю, бесстыдница! Мотя мордой потряс, чихнул и укоризненно посмотрел на меня, мол, пыль бы выбила, что ли, а то безобразие!
Тут у меня голос, конечно, прорезался.
- Мотя, - говорю, - скотина ты такая! Мало того, что подушку воруешь, так ещё и по-хамски!
Ну, типа Мотя сейчас должен вздрогнуть, побежать, бросить подушку. Словом, продемонстрировать добропорядочность хотя бы постфактум. Но Мотя решил, что он никому ничего не должен, а добропорядочность из него и так прёт во все стороны – вон какой справный котик получился, – так что бежать – это пусть дураки бегают. А он, Мотя, в своём праве! И подушка эта – его! Вон, вся обмусоленная, не видно, что ли, кто мусолил? Вот хоть отпечатки зубов сверь по базе!
И ведь ухватил всей пастью за бочок – и попёр! Пыхтит и тащит, тащит и пыхтит. Трогательный такой, верхом на подушке – я сразу вспомнила, как Винни Пух на бочке катался. Позже зацелованную подушку я нашла в сынарнике, как обычно, одинокую и покинутую. Даже, кажется, мне слышались сдавленные рыдания. Может, конечно, это воображение, однако…
Мотя при этом сладко спал в метре от ставшей ненужной подушечки и на все мои обвинения смотрел непонимающе и презрительно: отказывался принимать претензии.
Такая вот любовь…