«Деревянная створка скрипнула. И окошко приоткрылось. В комнату ворвался тёплый ветер и зашевелил - проказник! - занавеску. Не смотря на уверенную осень, погода стояла приличная вполне. Можно было и жилётку поносить и над головным убором не париться. Небольшая влажность, от зарядивших с середины прошлой недели дождей. Кои и закончились - надолго ли! - только после выходных. Шла на пользу всем! Коже стареющих женщин, только что вымытым автомобилям, замусоренному беспечными гражданами асфальту и будущему урожаю озимых. Стоявшая в воздухе невидимая водяная взвесь ближе к ночи превращалась в блёклый - по-октябрьски - туман. Он вис клочьями и простынями меж домов, колыхался ощутимыми волнами, гасил фонари и надежды. Если б не теплынь - депрессняк обеспечен!
**
Залетев порционно в помещение, мокрый на ощупь ветерок затерялся за стульями, в углах, под столом, возле дивана и протиснулся в коридор. Прошмыгнул холлом, забрался в межлестничное пространство - и под неё. И улёгся удовлетворённый. «Дело сделано, набедокурил!»
В небольшой комнатке, что наискось от арки в кухню-столовую, не спал ребёнок. Услыхав скрип окошка, подумал не испугаться ли. Но перерешал. Он в доме не один, к чему лишние волнения! Соскочив с постельки, карапуз трёх лет от роду засеменил к дверям. Толкнул легонечко, заглянул в щелку. По затемнённым просторам коридорным гулял ветер и больше никого! На втором этаже приглушённо спорили, наверное. Голос маменьки пробивался через этажи и дитя по интонации улавливало сомнения и жалость. Иногда, мать понижала тон и тогда ему действительно становилось страшно. Так она говорит когда сердится! Но больше раздавалось интонаций сварливых, спокойных.
Ещё более толкнув дверь, мальчик ввинтился в полумрак холла. Осторожно потопал на свет из столовой. Спотыкаясь и поднывая - спросонья и ни от чего ещё! - малыш доковылял до большого обеденного стола. Пощупал строй венских стульев. Гнутые спинки так нежны и шелковисты под пальцами! Завернул к дивану, уселся на него. Взобраться не просто, надо подтягивать тельце и закидывать ногу. Но он давно наловчился - мама хвалила! И, наворошив подушек атласных - с кружевами и «бубенчиками» - угнездился.
Тюль в ажурах подрагивала и беспокоилась - порыв зюйд-зюйд-вест хватал её за бока и щекотал как будто. Малыш ещё какое-то время смотрел печально на игрища осеннего злоумышленника. Прислушавшись понял - разборка наверху затихла. Завалился на бок и мгновенно заснул.
Ему снилась огромная баржа и он на ней - капитан. Развивается флагшток флагмана, чайки кричат. С берега доносятся приветствия празднично одетой толпы и залпы салюта. Море катит грозные валы, с пенными барашками. Они ударяются в железные борта баржи и разбиваются вдребезги. Куда им!
Матушка поправляет на нём «матроску» и целует в лоб. Приговаривая тихо: «Вот папенька твой вернётся и мы все пойдём в парк города кататься на каруселях. Стой прямо, держи спину, не горбись. Ведь ты же - будущий моряк! Как отец..»
Мальчуган хочет сказать мамА, что она ошибается. Он - уже капитан! Вот этой превосходной баржи. Но глаза налиты свинцовой тяжестью, а губёнки сомкнуты. Море теряется в разводах времени и пространства. Редеет воспоминаниям, растворяется в желчи жизни..
Он не станет «как папа». Ему не суждено - на дворе 1916 год, от РХ!»