В эфире передачи Михаил Хазин задал актуальный вопрос своему коллеге Алексею Новицкому:
Дело в том, что для меня, как для всякого человека, который 20 лет в теме, но даже на самом деле больше, есть некоторое профессиональное искажение реальности.
То есть, какие-то вещи мне кажутся абсолютно очевидными, в то время как внешним наблюдателям, то есть, людям, которые меня слушают, они совершенно не понятны.
Алексей, вы учитель, вы довольно долго занимались темой кризиса, работая на Авроре, может быть и потом тоже. И у меня, поэтому, к вам идиотский вопрос, такая дурацкая просьба:
Вы можете мне рассказать- почему идет кризис? Как обыватель.
Ответ Алексея Новицкого:
Михаил Леонидович, я в двух словах могу сказать следующее, что причиной кризиса является несовершенство человеческой природы. Но я думаю, что вы рассчитываете что-то другое от меня услышать.
Михаил Леонидович, давайте так, что такое кризис? Кризис – это комплекс противоречий, которые могут решиться очень сложно, или вообще могут не решиться.
Как нас учили, если по Броделю – это противоречие между периферией и метрополией, если по Марксу – это противоречие между трудом и капиталом.
Если периферию и метрополию рассматривать не только, как графическое понятие, то я вообще даже не вижу разницы особой.
Так вот, сложившаяся система, основанная на судном проценте, привела к тому, что из периферии невозможно, без крушения этой периферии уже невозможно, вытаскивать ресурсы.
В итоге, что бы там не происходило- или исчезнет периферия, а за ней метрополия, или, если вытаскивать меньше, то тогда, рано или поздно уйдет метрополия и за ней же периферия.
То есть, на мой взгляд, данная система просто достигла пределов своего роста. Понятно, что механизмы какие-то финансовые пытались использовать, пользуясь тем, что деньги, пожалуй, универсальный товар с неполным покрытием.
И играя на этом покрытии, на полноте этого покрытия, за счет того, что мы своими неполными ставками оплачивали полные ставки, на метрополии удалось какое-то время протянуть еще. Но предел роста достигнут.
Вот так я воспринимаю кризис, как систему трудноразрешимых противоречий.