Мой дорогой и самый любимый дедушка, Владимир Никитович, родился 15 апреля 1937 года на хуторе Бердычи близ Авдеевки, Донецкой области. Пережил немецкую оккупацию, голод, лечение от дистрофии в Западной Украине (между прочим, госпиталь для таких детей был развёрнут в замке Марины Мнишек, деду удалось пожить в таких хоромах), а потом поступил в первый класс.
Бабушка Зина пошила ему костюм в школу, первого сентября он отправился нарядный и воодушевлённый. Знаете, как выглядели послевоенные школы? В помещении три ряда парт. На первом ряду первоклашки, на втором второклашки, на третьем – догадаетесь. Учитель, бывший военный офицер, без ноги, делит доску на три части и выписывает задания для каждого класса, объясняет, кому что решать.
Но маленький Володя не слышал никакого вступительного слова! В новом его костюме бабушка Зина забыла ма-а-аленькую булавку, которая не давала ему теперь покоя. Вытащил её, покрутил в руках. Пытливый ум занялся разработкой плана: так-так, куда бы её пристроить?
Прямо перед Володей сидел мальчик с очень толстой красной шеей. Судьба решилась. Если уколоть булавкой шею, она станет менее красной?
Школу оглушил пронзительный вопль. Володю выгнали, дома встретила бабушка и долго порола бельевой верёвкой. Внук орал и с каждым ударом всё крепче проникался необходимостью образования.
Бабушка Зина собрала нехитрую корзину с молочком, яйцами и хлебом, вручила взятку учителю, клятвенно божилась, что больше подобного не будет. Володю вернули в класс. Он зашёл с твёрдой уверенностью не обмануть доверия и, так как пропустил все объяснения о правилах урока, с усердием принялся решать всё, что было написано на доске. На её первой, второй и третьей части. Спустя урок, учитель наклонился, внимательно прочитал Володины каракули. Вздохнул, крепко взял мальчика за ухо и… пересадил на второй ряд.
Так дед за одну неделю был выгнан из школы и пошёл во второй класс.
Зачем я это рассказываю? Это важное предисловие к тому, чтоб пояснить: дед закончил школу очень рано и на тот момент ещё не получил документы, паспорт выдавали в 16 лет. Куда ж ему теперь?
В Николаев, на судоверфь, строить подводные лодки. И только в 21 год у деда появилась возможность поехать получать образование, о котором он мечтал. Его важность и необходимость он впитал с каждым ударом той самой бельевой верёвки. Московский Энергетический Институт.
Тут можно переместиться в 2014 год, деду 77 лет, он известный учёный и внёс весомый вклад в проектирование двигателей сверхзвуковых ракет. Награждён медалью Жуковского, каждый день трудится в ЦАГИ над совершенствованием систем охлаждения двигателей.
Когда в новостях мелькает локация Авдеевка Донецкой области и любые населённые пункты близ неё, дед сжимает брюки на коленях, напряжённо смотрит в экран, тяжело дышит. Вздыхает, всё медленнее и медленнее ходит по квартире, шаркая старыми тапками, туго слышит и много молчит в размышлениях. Мой дед, хохмач и задира, болтун, любимец женщин, бывший боксёр, авантюрист, возивший в самолёте на коленях белого медвежонка, путешественник… Я про всё это обязательно расскажу. И вот мой любимый дед молчит. Потом окажется, он на ногах перенёс несколько инфарктов за три последних года жизни.
Его не стало в 2017, за пару месяцев до этого он предупредил, что собирается умирать. Он был очень счастливым человеком! Всю жизнь скучая по донецкому хутору приобрёл участок в Тверской области, построил дом, посадил огород. В ногах у него всегда спал любимый пёс. Дед успел подержать на руках правнука (так на него похожего) и правнучку.
И умер.
Среди множества его увлечений (марки, фотография, рыбалка, космос) важное место занимали книги. И сейчас в нашей старой квартире стоят длинные книжные шкафы, сверху донизу забитые собраниями сочинений, научными справочниками, словарями, художественными произведениями и тонкими буклетами значимых мероприятий. Последние сложены толстой стопкой с краю, как-нибудь выброшу. А фото деда прям вот оно, на полке, за стеклом. Дед лукаво улыбается, у него перекур между косьбой новой электрической косилкой. Стекло у его лица помутнело, я постоянно стучу там пальцем и обращаюсь к нему: Владимир Никитович, ты видишь вообще, что происходит?
Ты родился в большой стране, в ней учился, а умирал, получается, на чужбине. Дед, ты слышишь? Ты пять лет не дожил до референдумов. Что бы ты сейчас сказал?
***
Мой муж собирается на работу, он выходит почти всю неделю в ночные смены. С утра мы слушали новости о мобилизации, к вечеру успели свыкнуться с этой мыслью. Мой муж не служил, потому что инвалид детства, но сразу предупредил, если призовут – прятаться не будет. Я целую Лёху и закрываю за ним дверь. Взгляд падает на лукаво улыбающегося деда. Стучу пальцем по стеклу: дед, слышишь? Мобилизация. Что же теперь будет?
Внезапно рука наугад вытаскивает буклет из стопки, надо чем-то себя занять, не думать, делать что-то полезное, выбросить вот это барахло…
Дед, дед, что теперь будет?
Буклет «Программа каких-то там космических чтений в Бауманке в 2008 году», дед не то участие принимал, не то коллег приходил слушать.
Дед, слышишь? Что теперь будет?
Открываю.