- ...ну вот понимаете, родители наши... – мнется, не знает с чего начать, синие волосы заплетены во что-то немыслимое, неудобная сумка в виде будильника, и сама она вся какая-то неудобная, сидит, не знает, куда себя деть.
- Ваши – это... у вас сестра? Брат?
- Да нет... я имею в виду... вообще поколение наше...
Еле сдерживаюсь, чтобы не поморщиться, - вот так, начинается, наше поколение никто не понимает, вы все плохие, мы все хорошие...
- И что же?
- Ну вот, я у кого из наших не спрошу, все одно говорят, что их родители таскали на звезды смотреть. Как погода ясная, как начнет темнеть рано, так начинается, собираются, идут всей семьей куда-нибудь в чистое поле или на холмы, смотрите, смотрите, Большая Медведица, малая Медведица, красота-то какая... еще обижаются так, если не пойдешь...
- Ну, знаете, у всех у нас какие-то семейные традиции были, нравились они нам или нет... вот и сейчас кстати не мешало бы вам родителей навестить, вместе с ними сходить на звезды посмотреть.... а то знаете, как бывает, все некогда-некогда, а потом – никогда...
- Да нет, так-то мы каждый месяц всей семьей встречаемся, на звезды смотрим, я уже своим в тусовке говорю, вы бы хоть родных повидали...но они не понимают еще, Лизка вообще со своими общаться не хочет...
- Ну, тут у каждого понимание само приходит, ничего не поделаешь.
- Да нет, я про другое... это-то я все понимаю... но вот их поколение... вот знаете, были люди, которые голод пережили, так они своих детей все накормить пытаются... или вот было поколение, у которых одежды не было... ну, не совсем не было, а как-то так... Так они детей своих все по магазинам таскали...
- Да-да, мне мама все нервы выматывала, стой, не вертись, стой, не вертись, какое там не вертись, я ей что, кукла, что ли, когда возраст такой, что надо вертеться, вертеться, вертеться, а не платья все эти уродские... а у неё у самой в детстве не было, так она мне ворохи целые покупала, я теперь платья на дух не переношу, как отрезало...
- А вы, наверное, путешествовать очень хотели?
Смотрю на неё, с синими волосами и сумчатым будильником, не верю себе:
- Откуда вы...
- ...так ваше поколение все вот такое... маму уламывали, давай сюда поедем, давай туда, а ей в-се некогда и некогда...
- С языка сняли...
- ...и потом вы как только смогли, сразу кинулись мир смотреть, да? И детей своих туда-сюда по белу свету таскали...
- А вы откуда...
- ...так у всех так... а им неинтересно все, вы их в какую-нибудь Италию по музеям, они – ма-ам, ты че-е-е, и на кроватях в номере валяются, а теперь вообще их из четырех стен не вытащить...
- ...да вы откуда мою жизнь знаете?
- Так у всех так. И понимаете... вот поколение наших родителей... вот они нас все таскают под звезды, смотрите, смотрите... А как вы думаете, это почему так? Вот чего такого нашим родителям не хватало, что они все нас таскают на звезды смотреть?
Смотрю на неё, синие волосы заплетены во что-то немыслимое, нелепая сумка в виде будильника, пустые глазницы на мертвом черепе, на костяной фаланге колечко в виде готических арок какого-то собора. Спрашиваю то, что нужно было спросить с самого начала:
- А вы... а вы из какого поколения? Из какого года?
Она не успевает ответить – светает, её силуэт становится прозрачным, тускнеет в сумерках. Еще успеваю разглядеть содержимое сумки-будильника, а отделений-то сколько, напрасно она казалась мне нелепой, еще успеваю увидеть безжизненную пустыню, вход куда-то в никуда, в подземелье, руины какого-то здания, кажется, я его узнаю, нет, не успеваю, тает в лучах рассвета...