— Зачем ты позвала его сюда? — выпалил я, едва жена закрыла за собой кухонную дверь.
— Тише! — она успокаивала меня. — Не будь ребенком! Ведь кто бы нам помог, как не твой брат?
— Юля, да кто угодно, но только не он. — я нахмурился.
Юля выглядела отчаянной и усталой. Мне стало жаль ее. Несколько месяцев она жила в неуверенности, опасаясь, что потеряет квартиру и все, что мы с ней заработали тяжелым трудом.
— Потому что я люблю тебя, поэтому обратилась к Сергею, — простонала она, пытаясь скрыть от меня слезы.
Я обнял ее и пошел в соседнюю комнату, где меня ждал Сергей.
— Ты согласен? Я погашу ваши долги!
— Согласен, — вздохнул я.
— Ну, напиши, брат расписку: я, нижеподписавшийся, согласен с условиями. Знаешь, это на случай, если я вдруг останусь ни с чем, — он подмигнул мне.
Я крепко сжал ручку, пытаясь сдержать желание воткнуть ее ему в глаз.
— Сергей, я делаю это для Юли и детей. И это единственный и последний раз в жизни, когда я к тебе обратился за помощью! — процедил я сквозь зубы, рисуя четкую подпись.
— Очень мило, — радостно пробормотал он, складывая листок и засовывая его в карман пиджака. — Ну что, брат? Теперь мы будем чаще видеться? — он потянулся попрощаться, но отдернул руку, увидев нарисованное на моем лице отвращение. — Запомни, я хуже пристава... — прошипел он на прощание.
Он всегда так делал, а я его ненавидел за это. С раннего возраста Сергей много болел и привлекал внимание всей семьи. Даже мое появление на свет мало что изменило в этой системе.
Мне хочется смеяться, когда я слышу рассказы о младших избалованных братьях и сестрах, потому что у меня была совсем другая жизнь. Для моих родителей важнее всего был мой старший брат.
С детства я помню, что Сергей менял планы нашей семьи.
— Знаешь, Эдик, Сергею сегодня так плохо, мы отменяем поездку к бабушке, — объявляла мне мама. — И тебе сегодня нельзя играть в футбол с мальчиками во дворе, чтобы не расстраивать своего брата. Он так страдает, когда ты во дворе с мальчишками носишься, а он дома сидит, — добавляла она.
Никто никогда не спрашивал меня, как я себя чувствую, отказываясь от своих удовольствий или планов. Я должен был приспособиться, понять, забыть о своих потребностях во имя братской любви. Я был единственным ребенком в нашем классе, которому нравилось ходить в школу. Каждый день я с нетерпением собирал рюкзак и бежал на встречу с друзьями. Даже ненавистная математика доставляла мне удовольствие, потому что отвлекала от домашних хлопот и отсутствия интереса со стороны взрослых.
Только в школе ко мне проявляли интерес. Учителя хвалили мои спортивные успехи и пытались убедить родителей, что стоит записать меня в футбольный клуб.
— Сколько это будет стоить? — стала интересоваться мама у моего учителя физкультуры.
— Нисколько, — сказал учитель физкультуры.
— А этот клуб далеко? Сколько часов в неделю он будет тренироваться? Четыре?! Многое еще нужно довести. Вы знаете, у нас есть больной сын, который требует помощи. Нет... Мы не можем позволить себе водить Эдика в футбольный клуб.
Тренер, который приходил к нам на уроки, чтобы посмотреть, как я играю, неоднократно уговаривал родителей записать меня в футбольный клуб, предлагал помогать мне во всем, пока отец не дал понять, что он должен от нас отстать. Видимо, я был предрасположен быть хорошим нападающим, но поскольку мои родители не интересовались моим талантом, мне приходилось пинать мяч для удовольствия.
Иногда я позволял себе мечтать о другой семье. Однажды я даже спросил школьного психолога, как мне уйти в другую семью.