Сергей Лукьяненко – один из самых известных писателей-фантастов современной отечественной литературы. Герои его произведений, попадая в другие миры и времена, что-то ищут, находят и теряют, защищают и спасают, любят и страдают. Конечно, условность фантастических измерений увлекательна, но одновременно и метафорична: все эти рассказы и романы о нас – добрых и злых, смелых и слабых, гордых и не очень счастливых, ошибающихся или делающих правильный выбор.
Текст: Арина Абросимова, фото: РИА Новости
– Сергей, в фантастических произведениях герои часто перемещаются во времени и пространстве и вынуждены действовать в разных временных пластах. Как писатель-фантаст справляется с такими задачами?
– Есть два подхода: фантастика «ближнего прицела», когда что-то вот-вот должно произойти, и фантастика далекого будущего. Сейчас с первым подходом в романе работать гораздо сложнее: описывать нужно текущие события, наши дни, «здесь и сейчас», а мир очень быстро меняется! Пока напишешь книгу, все в реальности может стать совсем другим, и описанные события устареют… Космическую фантастику «ближнего прицела» можно предугадать лет на двадцать-тридцать: скорее всего, человечество уже совершит экспедиции на Луну и на Марс, и это, конечно, будет отражено в литературе. А что будет в фантастике в далеком будущем – предугадать трудно, потому что фантастика не поддается трендам, ее нельзя спрогнозировать. Вернее, только один тренд в фантастике можно обозначить: нужно изменить настоящее, чтобы все исправить и сделать жизнь в будущем гораздо лучше.
– А как писатель-фантаст чувствует время?
– Со временем меняется мое отношение к моим героям. Где-то герой мне кажется наивным, в чем-то неправым – сейчас я написал бы о его решениях и поступках иначе. И даже когда читаю чужие романы, часто бывают мысли: я бы сделал вот в этом месте по-другому! Всегда возникают варианты… Но ничего из изданного я не правлю – все мои герои живут уже своей жизнью.
На самом деле все эти фантастические сюжеты о чудесах, которые творят герои, – это аллюзии на настоящую жизнь. Все, что мы делаем, – это время нашей жизни. Мы превращаем его в какие-то дела, поступки, и в какой-то момент ты начинаешь задумываться: вот то, что ты сейчас делаешь, – оно стоит или нет этого времени жизни? Стоит ли твоего времени жизни визит на какое-то мероприятие? Понимаю, что время, затраченное на какую-то, может быть, полезную, хорошую, но не обязательную деятельность, – это время, отнятое от книг, от семьи и так далее. Вообще считаю, что каждый человек должен все-таки заниматься тем, что нравится ему больше всего. Мне больше нравится писать, потому что, когда я пишу, мной никто не командует. Знаете, это удивительное ощущение свободы, когда пишешь то, что ты хочешь!
Два года назад вышла моя книжка «Маги без времени». Она родилась из очень простой идеи: магия, по сути, требует от тебя внутреннего ресурса. Обычно в фантастике маги за свою магию платят силой, энергией, и они стараются впрок накапливать эту силу. И я подумал: а что, если магия требует времени жизни? Ты можешь совершить какое-то маленькое чудо, но в результате постареешь на какое-то количество минут, часов или дней. И каждый раз, когда ты хочешь совершить чудо, ты будешь думать: а стоит ли оно того? Можно ли мне сейчас небрежным жестом зажечь свет либо я лучше подойду, возьму свечку, достану спички и зажгу, потому что это затратит гораздо меньше времени моей жизни? И я, как те маги, стал к времени относиться более внимательно.
– Китайцы не рекомендуют жить в эпоху перемен, но вот ваше поколение уже не первый раз ее переживает. Насколько вам уютно живется сейчас?
– Ну, что поделать! Как говорится, «времена не выбирают – в них живут и умирают». Я, конечно, надеялся, что перемены в моей жизни будут дальше как-то мягче и аккуратнее, но – как получилось, так получилось. В этом плане я – фаталист. И думаю, что та степень уютности, которую мне хочется иметь, не имеет большого значения по сравнению с судьбой моей страны. Конечно, я бы предпочел, чтобы везде было тихо, хорошо, уютно, мирно. Но время нам другое выпало.
– Сейчас по всему миру пошла волна перемен. Как вы думаете, к чему это приведет?
– Это приведет либо к созданию совершенно нового мироустройства – не с владычеством одних только Соединенных Штатов. И даже, наверное, не с двумя центрами силы, а все-таки к действительно многополярному миру. Либо это приведет к концу человеческой цивилизации в той форме, в которой мы ее сейчас представляем, и к дальнейшему долгому, медленному выживанию, выпутыванию остатков человечества из сложившихся условий.
– Значит, может воплотиться некий футуристический сценарий, который когда-то кто-то в каком-то романе описал. Какую книгу можно привести в пример?
– Тысячи таких книг! Про ядерный Армагеддон, про Третью мировую войну и так далее. Может такое произойти? Да все может быть. Потому что идет очень серьезный военный конфликт в центре Европы, в котором так или иначе завязаны почти все крупные мировые державы. Только Китай все-таки немножко держится в стороне. Разумеется, это в какой-то момент может привести к полномасштабной ядерной войне, что станет для человечества серьезным потрясением. Но люди – удивительные существа: что бы у нас ни произошло, мы будем продолжать жить обычной жизнью, приспосабливаясь к тому, что происходит вокруг. Собственно говоря, мы это знаем, видим и наблюдаем. Вот произошел такой как бы локальный апокалипсис, все изменилось, все теперь иначе, но люди продолжают жить, продолжают читать книги, смотреть телевизор – все как-то приспосабливаются к этим новым условиям...
– Основной удар сейчас направлен именно на Россию и на Русский мир – это очень часто произносится политиками. Почему так раздражает западную цивилизацию Русский мир?
– Ситуация простая. Как минимум следующие двадцать-тридцать лет западный мир в общем-то собирался жить за наш счет. А потом начал бы «есть» кого-нибудь другого. Но вот тут у них ничего не получилось. Западное общество начало рушиться, а мы с большим любопытством наблюдаем за теми проблемами в экономике, которые у них возникают. Разумеется, и у нас возникает множество проблем – нам тоже несладко. Но мы – та цель, которая должна была быть поглощена и уничтожена, – взяли и воспротивились чужим планам. Поэтому и вызываем ярую ненависть у всего так называемого цивилизованного общества – тем, что не захотели послушно оплачивать жизнь западного мира. Разумеется, Запад рассчитывает на предательство, на пятую колонну. А я надеюсь, что этого не случится.
– Как же нам противостоять и выжить?
– Ну, у нас есть РВСН, и это прекрасно. У нас есть армия, у нас есть общество. И нам нужно подтянуть свою промышленность до необходимого уровня. Для этого все возможности у нас есть: огромные запасы ресурсов, территории, природные ископаемые, вода, энергия. То есть у нас есть все возможности для того, чтобы спокойно выжить, даже если против нас попытаются ввести какую-то тотальную блокаду.
– Сейчас многие высказывают опасения, что наша молодежь утратила представления о том, «что такое хорошо и что такое плохо». Сможет ли новое поколение противостоять вызовам, направленным против нашей страны?
– У нас есть множество тенденций – позитивных и не очень. В том числе и среди молодежи, конечно. Но у нас в стране до сих пор нет внятной идеологии. Более того, идеология у нас запрещена Конституцией, что, на мой взгляд, неправильно. У страны должна быть какая-то общая декларируемая цель. Это вопрос создания цивилизационной общности. Так что нам нужно эту ментальность создавать, нам надо формировать поколение новых людей, которые смогут продолжить дело предков и сохранить и страну, и общество.
– Именно создавать или воссоздавать?
– Я думаю, воссоздавать что-то прежнее бессмысленно, потому что время меняется. Сейчас одинаково бессмысленно опираться на какие-то образцы XV, XIX или XX века. Все это было в истории раньше. Можно опираться на опыт, заимствовать какие-то элементы, но пытаться в точности воссоздавать то, что когда-то было и ушло, – это, в общем, заранее проигрышный путь.
– Но и с нуля формировать тоже не очень правильно?
– Конечно, не надо с нуля выдумывать и формировать. Надо просто смотреть на существующие в обществе тенденции: позитивные для государства поддерживать, негативные – наверное, пресекать. Любая попытка искусственно выработать и ввести какую-то идеологию – очень сложна и чревата ответной реакцией, особенно от молодежи. Молодежь крайне не любит, когда ей начинают что-то навязывать. Особенно если это навязывание идет от старшего поколения. Поэтому надо аккуратно управлять процессами и просто поддерживать то, что стоит поддерживать.
– В чем для нас в этой новой реальности заключается национальная идея?
– Ну, если бы я это знал, я бы сейчас бежал бы в Кремль с криками, подобно Левше, что англичане ружья кирпичом не чистят. Я не знаю… Я бы сказал, что все-таки основной нашей национальной идеей должна быть безопасность в широком смысле этого слова – начиная с безопасности людей и заканчивая безопасностью страны, ее границ, ее экономической безопасностью и так далее. Этого резко не хватает в мире. И мне кажется, дальше ситуация в этом смысле будет усугубляться. Собственно говоря, страна, которая может обеспечить безопасность себе и другим, может этой безопасностью, вообще, и торговать. Это самый притягательный экспортный товар мог бы быть. Вот вы с нами – вы в безопасности, вы без нас – ну, тогда это ваш выбор, решайте сами, кто вас съест…
– Россия нередко заступалась за слабых – и не только за славянский мир, не раз освобождала европейские страны и дарила некоторым независимость… Как вы думаете, мы должны пересмотреть такое наше отношение к другим странам? Верно ли мы раньше поступали, спасая и одаривая?
– Я считаю, спасать надо только своих – тех, кто хочет быть с Россией. Их спасать надо. А, условно говоря, какой-нибудь народ, который называет себя братским ровно до того момента, пока ему это выгодно, а потом бежит к тому, у кого бутерброд потолще и кто заплатит побольше, – это, мне кажется, не стоит наших трудов и жертв. Мы очень долго называли многие страны и народы братскими, а эти народы первыми побежали в НАТО, первыми стали поливать нас грязью, проклинать за то, что мы их спасали, потому что спасали, видите ли, неправильно. Мне кажется, нам это не нужно. Хватит особенно вот этого славянского псевдоединства, о котором нам очень часто любят напоминать тогда, когда это выгодно «братьям». Настоящий брат – это тот, кто хочет быть с тобой и в печали, и в радости, и в горе, а не тот, кто требует «по-братски» помочь: «дайте нам то, дайте это, а потом мы сами решим, что про вас говорить»…
– Но Россия в этом отношении периодически наступала на одни и те же грабли. Вот и сейчас эти грабли намечаются…
– А не надо никого спасать. Ни единого кубометра газа, ни единого пшеничного зернышка бесплатно. За плату – можно, а бесплатно – ничего. Как говорится, наспасались. Спасибо. Их позиция: «придите, нас освободите, постройте нам все, а потом валите отсюда, оккупанты, мы с вами не будем жить»… Другое дело, когда речь идет не о чужом народе, а, собственно говоря, о весомой части русского народа, которая восемь лет отстаивала свое право быть с Россией. Которая просит о помощи, просит официально принять ее в состав России, люди хотят стать частью России – это все-таки совсем другое!
– Сейчас в тренде переписывание и подмена истории. И современную ситуацию тоже будут каким-то образом переиначивать и трактовать?
– Конечно, будут. Ведь история – это очень важная вещь. И хорошо, что сейчас спохватились и в наших школах ее будут преподавать более интенсивно. И законы определенные принимаются насчет искажения истории – это правильно. Но надо не забывать, что историю всегда пишут победители. Победим – напишем историю. Проиграем – напишут историю про нас, да такую, что наши внуки будут в ужасе за голову хвататься. История, давайте честно признаемся, – это, в общем, продукт творчества историков. Историю любой страны можно преподнести как в выгодном, так и в невыгодном свете. Нам важно, чтобы мы свою историю знали правильно – как историю народа-победителя.
– События Великой Отечественной войны и в целом Второй мировой войны сейчас предлагается по-другому воспринимать: уничтожаются мемориалы, настоящие герои отвергаются, фальсифицируются факты, черное обеляется… Почему мы так невнятно противостоим этому?
– В нашей стране мы противостоим этому, а на международном уровне это невозможно, потому что там властвует цензура, там нет никакой свободы слова. И давайте будем откровенны: мы воевали не только с гитлеровской Германией, а со всей Европой – объединенной. У большинства этих европейских стран рыльца в пушку: они точно так же шли вместе с Гитлером в бой против нашей страны либо для них строили, производили оружие, продовольствие. Так что теперь, как только появилась возможность, они с огромным удовольствием будут искажать историю…
– И уже искажают нашу реальность! В противопоставлении «Восток – Запад» сейчас меняется все. Как это коснулось литературы?
– Мы всегда считали Запад более понятным и близким нам, а на деле все оборачивалось не в нашу пользу. Вот сейчас на любые западные международные книжные ярмарки, конференции и подобные мероприятия запретили приглашать авторов из России и вообще хоть как-то представлять там русскую литературу. Но книга – это основа. Это толчок для очень многих явлений в жизни. Я говорю не только об экранизациях, компьютерных играх, комиксах, моде… Я говорю о концепции, которую дает человечеству книга. Недаром же сказано: «В начале было Слово…» Из книги вырастает новая реальность! Читать книги – это трудно. Но чтение тренирует мозг. Ты сам в своей голове создаешь мир, сам представляешь и мир, и его героев. По сравнению с книгой кино – да, пиршество для глаз, но все придумано за тебя, и тебе ничего не надо додумывать и фантазировать. И это – подмена. Поэтому, конечно, если литература оказывается под запретом, это уже не вопрос социальной «свободы слова», это гораздо более серьезное нападение на личность, на цивилизационные коды…
– Вы часто участвуете в отечественных книжных выставках и ярмарках, региональных форумах. И ваши творческие встречи с читателями собирают большие аудитории. А в этом году вы представляли современную русскую литературу на книжной выставке в Иране…
– Иран – страна, вокруг которой сложилось много разных мифов и предубеждений. Многие не понимают и не знают, как там живут люди. Это страна, где соблюдаются сложные религиозные законы. Загадочная Персия... Когда меня пригласили поехать в Иран, я сразу согласился. Оказалось, что это очень любопытная и вовсе не настолько закрытая страна, как у нас многие предполагают. Ну, единственное, там пить нельзя, зато кальяны все курят. Женщины чувствуют себя вполне комфортно, разве что ходят с платком на голове, но при этом красятся. Это как бы срыв шаблона. То есть едешь и думаешь: ну, наверное, там все строго – это же Иран, какая там фантастика! Да нет, все нормально. Люди много читают. Мы побывали на огромной книжной ярмарке, где были представлены даже не сотни, а тысячи больших и маленьких издательств. В Иране издается огромное количество книг. Наверное, не раскрою тайны, если скажу, что там были представители наших издательств, которые на месте изучали возможность печатать какие-то книги в Иране, потому что это в каких-то смыслах получалось интересней. В Иране очень много всего переводится и издается. Издаются и мои книги. Другое дело, что я об этом ничего не знал. Иранцы мне сказали: «Ну, вы же понимаете, мы под санкциями. Вы – недавно, а мы-то уже давно. Мы поэтому заплатить никому из авторов не можем, поэтому просто издаем – вот вам ваша книжка!» Они издали сборник моих рассказов. Ну, я ее привез домой и поставил на полку.
– А нашу классику там знают?
– Да. И не только знают русскую классику, но и активно издают ее! И это очень востребованная литература. Правда, они не очень любят Грибоедова… Но это понятно, если вспомнить сложности, возникшие тогда между Персией и Российской империей.
– Ну вот – «камень преткновения»… А мы-то очень любим Грибоедова! И если считается, что «Восток – дело тонкое», надо понимать, что он требует и ждет деликатного отношения к себе, но не гарантирует того же в ответ?
– Вполне возможно. До поездки я думал, что Иран – это такая богатая, но сложная, чужеродная и замкнутая культура. Однако когда в Иране начинаешь общаться с местными жителями, то выясняешь, что это любознательные люди, с которыми можно разговаривать на любые темы. Я там выступал в двух местных университетах на кафедрах русского языка. Один из них – женский исламский университет, где молодые девушки в косынках и в более строгой одежде, чем у наших студенток, задавали острые вопросы на русском языке и расспрашивали про фантастику. Это было поразительно.
Да, Восток – это интересно, это необычно, и там я был гораздо меньше, чем на Западе. Был в Китае, с удовольствием снова туда поехал бы. Сейчас они взяли для перевода и издания 10 моих книг. Но это не фэнтези, а научно-фантастические тексты. В Китае гораздо больший интерес вызывает именно «научпоп», это у них абсолютный тренд.
– У вас каждый год выходит по нескольку книг – можете параллельно сочинять и записывать разные истории?
– Можно некоторое время работать над несколькими проектами, но, правда, рано или поздно какой-то один из них на себя перетягивает одеяло, и ты занимаешься только им, а все другие откладываешь. И, честно говоря, у меня не получается работать по какому-то строгому графику: например, до обеда писать фэнтези, после обеда – космическую фантастику… Наверное, есть люди, которые так умеют. А мне необходима концентрация на одном сюжете. Написание книги – процесс непрекращающийся. Написал какой-то кусок, выполнил, условно говоря, ту работу, которую запланировал на этот день, а дальше все равно она продолжает у тебя в голове крутиться. То есть ты ходишь, разговариваешь с людьми, что-то другое делаешь, а мысленно в это время сюжет достраиваешь и пытаешься понять – что там будет дальше?